— А что будет? — деланно удивился Алексей. — Ну, если я перемещусь? — не уловил сарказма Максим. — Если все пройдет по плану, то ты так же, как и в прошлый раз вынырнешь где-нибудь во времена Царя-Гороха и нырнешь обратно. И снова окажешься в нашем времени. Спустя пару месяцев. А мы за это время успеем свой план провернуть и больше с тобой никогда не пересечемся. Ты сможешь вернуться домой к маме с папой. Или к этой своей Татьяне. И жить себе дальше. — Но ведь будет декабрь! Я даже не смогу дойти до Луча. Замерзну! — воскликнул Максим, гоня прочь мысли о существовании в этой истории и других вариантов, в которых все пойдет плохо. — Ну, мы можем тебе с собой теплых вещей дать. В пакет запихнем, чтобы не промокли. Вынырнешь, переоденешься и пойдешь себе спокойно в Луч. Дорогу уже знаешь. — А если я не перемещусь? Если не откроется дверь? — искренняя тревога Максима за свое будущее, не смогла сдержать улыбку Ефима, перехватившего инициативу в негласном противостоянии с Игорем по поводу того, как называть временные аномалии. — Знаешь, давай не будем думать о плохом… — нехотя бросил Алексей. — А если я откажусь? — загнанно прошептал Максим, осознав, наконец, что его может закинуть в такое время, откуда он не сможет вернуться. — Тогда нам придется повышать ставки, — тон Алексея не оставил равнодушным ни Максима, ни остальных в комнате. Все они невольно поежились, представив на какой уровень может выйти затеянная Алексеем игра. Максим еще раз взглянул на кулаки Алексея. Те не спеша с еле уловимым хрустом сжались. Потом вдруг разжались. А потом снова слегка сжались и ладони вроде бы как расслабились. Максим уловил сигнал. — И когда Вы хотите меня туда отвезти? — спросил он, понимая, что перемещение в неизвестное лучше смерти. — Да прямо сейчас! — весело воскликнул Алексей и неожиданно хлопнул в ладоши, принявшись их потирать. — Но… Но я не готов. Я не в той форме! У меня сотрясение! — И я еще раз приношу за это свои искренние извинения, — равнодушно ответил Алексей, — но, похоже, выбора у тебя нет. А у нас — времени! Госбезопасность нам наступает на пятки! Сам видел нового гостя. Сказав это, он велел Святославу собираться в путь, приготовить для Максима теплую одежду и обувь, упаковать все это в целлофановый пакет и засунуть в рюкзак. Ефим получил задание выдать Максиму еще обезболивающих и взять таблеток с собой. А сам он направился в гараж готовить автомобиль к поездке, прихватил с собой один из двух больших прямоугольных пластиковых тубусов, лежащих на полу у печки. В них хранились приспособления, которые Алексей приобрел пару лет назад через даркнет у украинских вояк, рассчитывая с их помощью активизировать временные порталы. Или, как говорил Ефим, открыть двери. Вообще-то эти приспособления были экспериментальным электромагнитным оружием. Именно их приобретение в свое время сильно взволновало ту самую государственную службу, с территории которой в данный момент выезжала пара одинаковых и довольно броских на вид черных микроавтобусов с тонированными стеклами и без опознавательных знаков. Но в деревне Коняево, куда направлялся кортеж, об этом еще не знали. — Ну так, где мой медальон? — спросил у Максима Ефим, лично протягивая ему стакан с водой и таблетками. — Я же сказал, в отделе полиции… Под сейфом… — Не ври, нет его там! Мы проверили! — взвизгнул Ефим. — Но как? — изумился Максим. — Кто это «мы»? — Не твоё дело, я же тебе говорил, у нас везде свои люди! Где мой медальон? — Разве он твой? — Мой! Это семейная реликвия! — Не может быть, — удивился Максим, — ты говорил, что ваш предок — Ирина. У нее был медальон № 1. Ты сам говорил, что он утерян. А этот медальон № 2, и принадлежал он Михаилу. — А то я не знаю! Ирину забросили на тысячу лет назад. От нее ничего, кроме костей в твоей коробке, да глупого поверья не осталось! Сгинула она в глубине веков со всем своим потомством, если оно у нее было. Я тебе про нее для затравки рассказал. Чтоб ты повелся на нашу замануху и испытал дверь. Что, проглотил, лопух? Ты с самого начала нам нужен был только в качестве отмычки. Читал Пикник?[25] А мой предок — Михаил Селиванов. Да и Алексея, кстати, тоже. Парадокс, да? Мы с ним троюродные братья! Почему он, по-твоему, в 94-м ко мне пришел? Он только мне и мог довериться. Его родители к этому времени уже умерли. Мои ему бы не поверили. Да и в ссоре они были. Я единственный из его ближайших родственников остался. Остальные — седьмая вода на киселе. Все равно что чужие люди. Только вот не смог я тогда ему как следует помочь. Малой ещё был. В школе учился. Я его рассказу сразу поверил. Как увидел медальон на его шее, тут же все понял! У нас ведь такой же медальон был. Около иконы висел на цепочке. Под номером два. Слышишь? Под номером два! Я потому и на исторический пошел. Как Михаил Селиванов! Этот медальон — не просто наследство. Это память! Скрепа! Где он?! — Слушай, я тебе его верну, — сдался Максим, — он мне не нужен. Когда все это закончится, получишь его обратно. Обещаю. — Плевать мне на твои обещания! Мне мой медальон гарантированно нужен! Говори, паскуда, куда его дел? У бабы своей оставил? — Не тронь ее! — неожиданно для себя вскипел Максим и попытался встать, одновременно почувствовав тупую боль под сводом черепа и твердую руку Игоря на своем плече. Сотрясение делало его слабым. — Значит, у бабы, — злорадно ухмыльнулся Ефим, — где конкретно? Или нам заглянуть к ней, пока она дома, чтобы сама все показала? — Она тут ни при чем, и ничего не знает! — зло прошипел Максим, — медальон лежит в чемодане. Синий чемодан с оранжевыми вставками. В переднем кармане… — Другое дело, козлина! — удовлетворенно воскликнул Ефим, забирая у Максима почти полный стакан. — Что, Ефим все про свой медальон допытывает? — почти добродушно воскликнул вернувшийся в комнату Алексей и, не дождавшись ответа, продолжил. — Ты лучше отдай, он за него глотку перегрызет… — Это точно, — самодовольно хмыкнул Ефим, польщенный поддержкой своего кузена. — Ну что, готовы? — поинтересовался Алексей. — Тогда погнали! Время работает против нас! Время работало против всех. В этот самый момент на мосту через Клязьму в жуткую пробку попали те самые два микроавтобуса, которые очень спешили в место последнего пеленга телефона своего глубоко законспирированного агента. А всё из-за того, что кто-то не уступает дорогу при слиянии двух полос, кто-то слишком близко прижимается к впереди идущему транспорту, а кто-то просто не думает о других участниках дорожного движения. Первыми из дома вышли Алексей и Ефим. Ефим прошел к калитке, выглянул на улицу и, убедившись, что там никого нет, приглашающе махнул рукой. После этого Игорь вывел Максима из дома. Очевидно, что злобная четверка не хотела, чтобы их соседи или случайные прохожие увидели, как через участок ведут избитого мужчину со связанными скотчем руками. На улице был один из тех дней, когда солнца не было видно, и небо застилала плотная белая пелена, отчего возникало какое-то домашнее ощущение. Низкое небо было очень похоже на потолок. Максим вздохнул свежего уличного воздуха и, наступив на свежескошенный газон, поймал себя на мысли, что слишком уж буднично он отправляется на заклание. Как будто в этом мире подобные преступления стали настолько обыденными, что скоро даже перестанут быть сюжетом для криминальных романов, детективных сценариев и документальных хроник. Настолько праздно вели себя похитители. Они особо не напрягались от осознания неотвратимости наказания, не маскировались, не перебегали ночью от угла к углу, от тени к тени. А спокойно в полный рост средь бела дня, для проформы выглянув за калитку, вели похищенного человека на верную гибель. Максим даже расстроился такому проявлению правового нигилизма. И, возможно, еще до конца дня он полностью бы утратил веру в органы правопорядка и даже институт уголовной ответственности, но тут произошло неожиданное. — Всем стоять! — раздался срывающийся на писк крик Святослава. — Стрелять буду! Кроме физики его страстью было краеведение. Он часто брал отгулы и ездил во Владимир, где закапывался в государственном архиве. Особенно его интересовала история родного края — Подольской волости Владимирского уезда. Никому никогда не пришло в голову проверить, действительно ли уважаемый доктор физико-математических наук, профессор, ветеран Великой Отечественной войны родился и жил во Владимирском уезде. Он скрупулезно искал информацию о таинственных озерах в Баглачево. И вот, когда уже не оставалось сомнений, что об этих озерах никому не было известно вплоть до их случайного открытия при строительстве испытательного полигона НИИ «Луч», он наткнулся на статью Николая Ивановича Никольского — сына баглачевского священника из Борисоглебского погоста. Небольшая заметка в неофициальной части Владимирских губернских ведомостей. О поверьях и сказаниях. Там-то он и прочел предание об угоднице Ирине, занимавшейся врачеванием и проповедовавшей православную веру. О баглачевских знахарках, которых по традиции нарекают Иринами. О том, как они лечат ветрянку и разные килы, как читают молитвы и заговоры. И каково же было его удивление, когда следом за этим он наткнулся на поверье о таинственных озерах, нырнув в которые можно допытаться любой правды. Но плата за это — жизнь. Озера могут либо сгубить человека, либо забрать часть его жизни. А находятся эти озера где-то в лесу в болотах. И у местных есть запрет на посещение тех болот. Вот оно! Озера с аномальными свойствами. А угодница Ирина — не его ли товарищ по эксперименту? Не темпонавт ли Кузнецова? Он стал изучать остальные заметки Никольского, но больше ничего ни об озерах, ни об угоднице Ирине не нашел. Все остальные его публикации были о хороводах, песнях и играх, крестьянском браке. Он выяснил, что Никольский скоропостижно скончался в 1905 году в самом расцвете сил. Не дома, а в совершенно другом месте — у своих теток в соседней волости. В селе Арбузово. Он чувствовал, что здесь что-то не так. Он стал копать дальше. Поехал на лето в Арбузово и поселился в доме у местного священника. Очень странно, что в советское время храм продолжал действовать. Это был один из самых лучших периодов его жизни, который все расставил по местам. Он много беседовал с батюшкой, посещал службы, подружился с жителями села, помог кое-кому решить житейские проблемы. В конце концов, в руки ему попал дневник Никольского. Небольшая книжица в потертом кожаном переплете. Это было настоящее сокровище. Из этих записей он узнал об исследованиях Николая Ивановича, ради которых тот покинул государственную службу и отказался от юридической карьеры. Всю свою жизнь Никольский посвятил изучению таинственных озер. Собирал легенды и поверья. Выяснил, что озера испокон веков почитались местными. Люди верили, что озера не только открывали истину, но и могли переместить в потаенное царство. Туда, где спрятался Китежград. Озерам покланялись на праздник Купалы. Но после того, как Баглачевская волость на миру поддержала реформу Никона, местные клирики стали активно бороться с остатками язычества и суеверием. И только в деревне Коняево, решившей держаться старого обряда, сохранилась традиция, чтобы староста деревни, «знавший словцо», ходил к озерам, читал там молитвы и заклинания и поил эти озера конопляным маслом. В самом начале своих исследований Никольский решил побывать на этих священных озерах. Нашел в проводники какого-то охотника, который и отвел его в нужное место. Молодой Никольский окунулся в одно из озер и вынырнул из него спустя месяц с твердым пониманием того, как ему стоит прожить свою жизнь. Глава 21 Чур, я в домике Иоанн и Петр поддержали патриарха Никона. Собрали мирской сход, который почти единогласно согласился с этим решением. И только его деревня порешила держаться старого обряда. Революции не случилось. Все погасло, не успев разгореться. Ему запретили преподавать в школе, отстранили от помощи приходу и освободили от всех обязательств. Он остался должен только отступные. Спустя какое-то время в волость прибыл небольшой караван бегущих от реформы старообрядцев. Богатый караван. Они просили у мира разрешения поселиться в их волости. Решение было предсказуемым. Им разрешили заселить пустующие земли у деревни Коняево. Переселенцы были трудолюбивые, быстро отстроились, стали обрабатывать скудную местную землю. Для революций и бунта они не подходили. Они пришли сюда не воевать, а прятаться от преследования московских попов. Место было удачное — гора у самой границы древнего дремучего леса. Любого приезжего в Баглачево видно за несколько верст, а в лесу можно раствориться в любой момент. Глядя, как степенно обустраивается жизнь в новой деревне, он понял, что все его планы безнадежны. Оставалась одна надежда — на возвращение обратно. Какое-то время он еще ходил к озерам, пытаясь отыскать то, которое сможет его вернуть назад. Но с годами он обрастал семьей, хозяйством, заботами. И, в конце концов, отказался и от этой затеи смирился со своей судьбой, повесив рядом со святым углом то единственное, что связывало его с прежним миром, — круглый бронзовый медальон с символом ненавистного ему общественного строя. Жизнь его протекала спокойно, мирно, степенно. И, в общем-то, он был счастлив. И только летом, на Ивана Купалу его охватывала жуткая тоска. Похоронили его на кладбище, на самом верху коняевской горы. — Я сказал, ни с места! — нервно повторил Святослав, направляя поочередно на каждого из них невесть откуда взявшуюся двустволку со взведенными курками. — Руки вверх! — Ты что, ошалел? — взвизгнул, выпучив глаза, Ефим. — Совсем кукуха поехала от этих твоих стрелялок? — Я как никогда в здравом уме! — взволнованно выпалил Свят. — Опусти ружье, дурак! — грозно прикрикнул Алексей. — Нас сейчас спалят! — Это точно! — вдруг хмыкнул Святослав, даже не думая отступать. — Спалят! — Да что на тебя нашло, чувак? — Ефим не понимающе таращился то на своего босса, то на его взбунтовавшегося сына. — Ты его хоть зарядил, сынок? — хищно и с издевкой поинтересовался Алексей. — Не беспокойся, папа! — ответил Святослав, все больше и больше обретая уверенность в себе. Чувствуя эту перемену, бывшие подельники с различной скоростью и степенью ответственности поднимали руки над головой. Безусловным лидером тут был Ефим, который воздел руки на максимально возможную высоту, обнажив тем самым пуп, испуганно и бесстыдно выглянувший из-под задравшейся кофты. Следующим по успеваемости был Игорь. Он, хотя и первым поднял руки, но явно проигрывал Ефиму в своем рвении. Его ладони расположились чуть выше лица. Алексей предсказуемо действовал медленно и явно нехотя. Он был похож на хирурга, который после мытья слегка приподнял вверх руки, ожидая, пока медсестра оботрет их полотенцем. Максим шёл вне конкурса. Его руки в районе запястья были плотно перемотаны скотчем, и он не мог их поднять, поэтому просто прижал к груди. Убедившись, что все выполнили его приказ, Святослав с вызовом крикнул: — И не советую валять дурака! — Точно двинулся! — огрызнулся Ефим, попытавшийся было выйти за калитку, но передумавший после того, как стволы ружья задержались на нем чуть дольше, чем на остальных.