Эдвин молча смотрел на нее, собираясь с мыслями. Глаза его отразили то напряжение, которое он испытывал все это время, глядя на свою юную жену. — Господь смилостивился надо мной, послав мне тебя, — сказал он наконец, — только я не сразу распознал его милость. — Ты женился на мне ненавидя меня? — спросила она. Он покачал головой. — Нет. Я был к тебе совершенно равнодушен. Я ненавидел себя. — Почему? — Я... — он снова встал, подошел к перилам и, облокотившись о них, стал смотреть на цветник, — когда Эмили умирала, я поклялся, что буду верен ей, что никогда ни на ком не женюсь. Прошло меньше года, и я женился... да, на ее сестре, по настоянию ее матери, ради того, чтобы спасти ее мать от банкротства, но женился! — он обернулся к Кэрри и смотрел на нее невидящим взглядом, — мне казалось, я любил Эмили до безумия. Я тогда еще не знал, что значит, сходить с ума от любви. Мне казалось, что именно это я и чувствую, смотря на нее. С ней было так просто... Я знал ее всю ее жизнь. Она знала меня всю жизнь. Я качал ее на качельках, когда ей было пять лет, и знал, что женюсь на ней. Мы жили с этой мыслью, и она, такая чистая и прекрасная, становилась все лучше и краше... Когда она умерла, я думал, что последую за ней. Кэролайн, вся моя жизнь рухнула, мне казалось, что я умер вместе с ней, и что по странной случайности мое тело еще живо. Не только живо, к телу ежедневно приходили какие-то люди, желавшие денег, поддержки, помощи... Они все рассчитывали на меня. Они все ждали, что я не откажу. Дела моего отца были в запущенном состоянии, когда я принял наследство, и без вливания приданного Эмили окончательно пришли в упадок. Я должен был отказывать тетушкам в содержании, родственникам в помощи, каким-то людям в том, что им было необходимо. И тогда пришла твоя мать... мать Эмили. Она выдернула меня из моего узкого и страшного мира, куда я забился, когда Эмили оставила меня одного... Ваша мать тоже просила помощи. Когда ваш отец умер, то за управление фабриками взялись управляющие, от чего денег стало в разы меньше, и ваша мать боялась, что до совершеннолетия ее старшего сына они успеют пустить ее по миру. Она умоляла меня, рыдала и просила ради памяти Эмили пойти на преступление — нарушить слово, данное ее дочери на смертном одре. Чтобы получить доступ к печати вашего отца, нужно было быть его родственником. Я согласился, Кэролайн, жениться на печати. Он замолчал, вцепившись руками в перила. — Ты поступил правильно, — сказала Кэролайн, — ведь столько людей было зависимо от тебя. Лорд Эдвин усмехнулся. — Да. У меня очень много родственников за которых я в ответе. Огромное поместье. И теперь еще эти фабрики и верфь, за которые я тоже в ответе. Поверь мне, разобраться в их работе было для меня не проще, чем нарушить слово, данное Эмили. Меня учили истории и древним языкам, но не тому, как управлять верфью. Но благодаря женитьбе на тебе у меня появилось занятие, которое немного отвлекало меня от мыслей о смерти, о своей потере. Тебе, Кэрри, я никогда не желал зла. Я просто не воспринимал тебя, как жену, решив, что я обязан помочь семье Эмили, и выполнив все необходимое от меня. Я не думал, что это так на тебя подействует. Я вообще, если честно, о тебе не думал. Она молчала, смотря прямо на него. Лорд Эдвин прошелся по балкону, заложил руки за спину. — Эмили, Кэролайн, была весенним погожим днем. Ты же — ветер. Она была вся на ладони, предсказуема, легка и невероятно притягательна. Что сделаешь ты в следующий момент я не могу предсказать до сих пор. Ты ветер, то легкий бриз, то ураган, сметающий все на своем пути. Ты... — он остановился около нее и наклонившись, поцеловал ее губы, — ты спасла меня, Кэрри, еще до того, как благородно бросилась закрывать меня от пули. Я не знаю, когда начал влюбляться в тебя. Мы куда-то ходили вместе, ты нравилась мне, забавляла меня. Потом я шел к себе и молился, прося Эмили простить мне этот грех. То, что ты мне нравилась, мне казалось изменой и прелюбодеянием. А потом... а потом стало очевидно, что тебя нужно удерживать от греха. История с Роджером Лейсоном была страшной пощечиной моей гордыне. Моя жена не могла вести себя так. Хотя позже я понял, что сам толкал тебя на подобные поступки. Я был старше, я отвечал за тебя, и я должен был понять, что молодая девушка не может быть все время предоставлена сама себе... — Не напоминай, — поморщилась Кэрри. Он немного улыбнулся: — Раз уж сегодня день моей исповеди, я должен рассказать все, не так ли? А тот позор, когда моя жена целовалась с женатым мужчиной у всех на виду... Ну хорошо, на самом деле никто толком ничего не понял, но я видел все. Ревность и ненависть разрывали меня на части, но именно тогда я осознал, что ты мне действительно дорога. Я запер тебя в комнате, и все ждал, когда же ты сдашься. Я постоянно ходил около твоей двери, ждал, ждал, но ты оказалась гордой. И когда я решил, что хорошо, ты победила, я готов отпустить тебя на твоих условиях, ты исчезла из этой чертовой комнаты. Он снова подошел к перилам, но прислонился к ним спиной, смотря на Кэрри горящими глазами. — Это был тот день, когда я впервые забыл про Эмили. Мне и сейчас трудно произносить ее имя, будто я действительно изменил ей, но тогда, до твоего побега, мне казалось, что я грешен и безумен одновременно. Я стал думать о тебе, и сам себя корил за эти мысли. Когда же ты сбежала, Эмили была забыта... надолго забыта. Навсегда. Кэролайн, я чуть не сошел с ума, когда метался между Лондоном и Остхиллом, пытаясь найти тебя. Наверно, тогда я был одержим тобой, мне больше никогда не было так страшно. Я отвечал за тебя, но не досмотрел. Я боялся, что ты погибла. И огромным облегчением было письмо дядюшки Оскара. Я тут же бросился в Америку, я клялся себе, что больше ничего не случится с тобой, что я буду хорошим мужем. Что... Кэролайн, это была та самая буря. И с тех пор она никогда не утихала. Любое дуновение ветра я воспринимаю, как предвестник этой бури. И даже сейчас, когда ты так спокойно смотришь на меня, смеешься над моей исповедью, я чувствую, что где-то есть этот ветер... вот ты нахмуришься, и он снова будет сшибать меня с ног. Кэрри, — он подошел к ней и смотрел на нее с такой нежностью, что она готова была расплакаться, — я готов на все, я готов идти за тобой в джунгли, за моря, на Луну... только будь рядом... Кэрри приподнялась и села на ложе, но лорд Эдвин не позволил ей шевелиться. Он сел рядом и обнял её как ту самую фарфоровую вазу. — Я быстро начала догадываться, что под каменной оболочкой моего Командора скрывается доброе сердце, — сказала она, — проводя рукой по его щеке, — но мне всегда казалось, что невозможно растопить камень. — Командора? — он поднял брови. Она засмеялась и прижалась к нему. — Да. А доном Жуаном была я. И именно меня мой личный Командор готов был утащить в ад... Он крепче прижал ее к себе. — Кэрри, я сделаю для тебя все, что угодно. Только не уходи. Только не умирай. Только не бросай меня одного... _________________ Глава 12. Кольца Сьюзан вышла замуж за Роджера Лейсона в его поместье в Эссексе. На свадьбе были только самые близкие люди. Его сестра Анна, год назад ставшая леди Клайсон, с мужем, миссис Линг с сыновьями, миссис Молл, леди Фелиция и граф и графиня Фицжеральд, приехавшие в последний момент. — Если не хочешь видеть их всех, то можешь не ехать со мной, — говорила Кэрри, когда собиралась на свадьбу сестры. — Отпустить тебя одну к Роджеру Лейсону? — он усмехнулся, накидывая жилет, — вот уж нет, миледи. Придется вам терпеть мое общество и в его присутствии. Кэрри засмеялась. Вот уже два месяца, как она стала выходить из дома, и поездка на свадьбу стала ее первым выездом. Рана окончательно затянулась, а лорд Эдвин превратился в заботливого и любящего мужа, совсем нового человека, которого, возможно, никогда до этого не существовало. Роджер встретил их настороженно и сдержанно. На нем был серый фрак, что говорило о его решении снять траур. Лицо его перестало быть лицом обреченного на вечные муки, он заметно поправился и повеселел. Лорд Эдвин смотрел на мистера Лейсона без всякой ревности. Он только чуть крепче сжал руку своей жены, потом поклонился и проговорил немного неуверенно: — Мистер Лейсон, раз уж нам все равно суждено быть родственниками, то я предлагаю наконец-то простить друг другу все грехи и примириться.