Письмо в Гаагу Рослый волоокий русак Вадик Шевцов приволокнулся за одной голландкой. Мало того: она сделала ему предложение, и он возьми да женись. Мы все, конечно, позубоскалили, позавидовали, поахали, а она взяла его и увезла в свою Голландию. Ну, мы про это потихоньку забыли, только неделю назад приходит от Вадьки письмо. Марка, голубой конверт, штемпель. Оттуда. И пишет он про свой домик трехэтажный, и что были трудности с языком, и что пришлось осваивать компьютер, и про свою «Тойоту», и «Вольво» жены, и про видеомагнитофон, и про отпуск на Багамах… Отвечать надо. А что ответишь? А потом меня осенило. «Дорогой Вадик, — писал я, — вчера мы с Мариком Шварцманом (ты его, конечно, помнишь) заняли свои места у голубого экрана. На 18-й минуте Бубнов сделал замечательный рывок по правому флангу и выложил как на блюдечке рвущемуся к воротам Черенкову. Тот как вмазал — и мимо! Марик даже сказал слова, от которых ты там, поди, отучился. Мы с горя откупорили по первой «Жигулевского», и — из горла. А закусь, скажу тебе, была класс! Марику прислали с Одессы вяленую ставридку, у меня лещ был, еще мы яичек вкрутую наварили, в соль макали, и бородинский хлеб с корейкой. А своих я в зоопарк услал. А на 25-й минуте Шмаров откинул мяч пяткой все тому же Черенкову, и тот в головокружительном прыжке послал снаряд мимо зазевавшегося вратаря гостей, молодец, Саня! Вдарили мы по второй. Правда, на 34-й минуте Протасов сильным ударом потряс до основания штангу наших ворот, но на перерыв команды ушли при счете 1:0 в нашу пользу. Раскупорили мы по третьей. Лещ — объедение, жирный, собака, и ставридка тоже ничего, — правда, суховатая. А яички с солью! После матча (2:0 в нашу пользу) Марик еще к таксистам сбегал, взяли беленькой, потом принес гитару, мы пели: «Вот, новый поворот…» — и вспоминали тебя. Все-таки наши ваших на чемпионате мира сделают, попомни мои слова. До свиданья, твой Слава». …В далекой Гааге, на двуспальной кровати, крытой ослепительным покрывалом, рядом с персональным компьютером и видеомагнитофоном, не спал человек, перечитывал письмо, стискивал кулаки и плакал. 1989 Срочное задание Вбегает ко мне редактор. — Вот тебе срочное задание, — говорит, — садись и пиши о пачулях. — А можно? — спрашиваю. — Ты что, с Луны свалился? — кричит редактор. — «Вести» уже написали, «Светлячок» написал, «Голос литератора» написал! Мы, как всегда, в хвосте! На следующий день приношу статью о пачулях. — Видеть не могу твои пачули! — говорит редактор. — Убери их от меня! — А что такое? — спрашиваю. — «Вестям» указали, «Светлячку» сделали внушение, а «Голос литератора» одернули. Понимаешь? На следующий день прихожу на работу, а меня уже редактор дожидается. — Ну где ты шляешься? — спрашивает. — Давай срочно свои пачули. — А что случилось? — спрашиваю. — Тех, кто одергивал, — поправили. Понимаешь? Схватил редактор мою статью и убежал. Прихожу на следующий день гранки вычитывать. — Забирай свои пачули, — говорит редактор. — А почему? — спрашиваю. — Поправить-то поправили, — говорит редактор, — но ведь и одергивали же. Понимаешь? Вечером он мне домой звонит. — Срочно вези свои пачули! — А что случилось? — Вы вечно спите! Уже и «Горн» пачули дал, и «Суббота» дала, и даже «Мяч и шайба» подбирается! Примчался в редакцию. Редактор увидел меня, рукой пренебрежительно махнул. — А, пачули… Пройденный этап. Теперь о супельниках надо писать. — Неужели можно? — ахнул я. 1988 Плач по 6-й статье[1] Ау, ЦК КПСС… Не зная страха и смятений, он был заоблачным, как гений, и неуклонным, как процесс движенья массы до небес — ура ЦК КПСС? Его карающая длань над нами нежно повисала, и путь нам в завтра озаряла декретов сдержанная брань! Он видел все, как Саваоф: когда сажать и сколько сеять, когда смолчать, когда проблеять, и пищу даровал, и кров, и ведал заготовкой дров, знал, как растить детей и лес, пасти технический прогресс — увы, ЦК КПСС… О, где твой лучезарный свет,