Она специально употребила это слово, чтобы позлить Мими, но та не клюнула на наживку, а просто положила кусок панированного мяса в кипящее масло. Мими – curandera, знахарка. Она выращивает травы у себя в саду и делает из них чаи, зелья и настойки, но она никогда не называет себя колдуньей. Это слово используется стариками, очень редко и всегда в негативном смысле. Но я слышала, как люди шептались так про маму. Иногда поздно ночью, когда она бывала дома, раздавался стук в дверь, и по ту сторону оказывалась чья-нибудь скорбная фигура. Тогда мама садилась за старый деревянный стол и раскладывала карты. Она прекрасно владела языком заклятий и диалектами разбитого сердца. – Ты хотела бы сделать что-то конкретное? – спросила я у Мими. – Может, небольшую лавочку с пучками трав и какими-нибудь настойками? – No se, mi amor[32]. Посмотрим. – Мими, фестиваль через три недели. Мими шлепнула мать по руке, тянувшейся к первому готовому стейку. – Oye[33], не надо меня торопить. Мама сунула в рот кусочек мяса, который ей удалось отщипнуть. – Ну, а у тебя самой какой проект? – спросила она. – Пока не знаю. Все мне твердят, что надо думать об учебе – как будто я не отличница еще со времен детского сада! – Моя талантливая Роза! – пылко сказала мать, и я сделала над собой усилие, чтобы не разозлиться. – Можно устроить турнир по домино с viejitos в качестве тренеров, – предложила я. – Ксиомара может давать уроки сальсы и бачаты. И угощать всех pastelitos и кубинскими сэндвичами – такой оммаж Хемингуэю, и еще устроить конкурс, кто поймает самую большую рыбу. – Все это очень… по-кубински, – отметила мать. Моя улыбка погасла. Мне стало некомфортно от необходимости отстаивать перед ней свою идею. Я откашлялась: – Ну, bodega все это спонсирует, ну и в нашем городе действительно много людей латиноамериканского происхождения, не только с Кубы, так что все логично. – Латиноамериканского происхождения? – переспросила Мими, уперев руку в бедро. – Обобщающий термин, – сказала мать. Мими подняла глаза к потолку: – Eso no es un palabra[34]. – Это просто выражение, не заморачивайся, – сказала мать, а потом ухмыльнулась: – Ты заметила, как она размахивает руками, когда сердится? Того и гляди, самолет приземлится. Мими расхохоталась, и даже мне пришлось подавить смешок. Потом мы все вместе поужинали bistec empanizado[35]. Моя мама сидела напротив меня, свернувшись на стуле, и улыбалась, пока Мими рассказывала ей последние сплетни о соседях. Дождь снаружи начал утихать, и я погрузилась в уют нашего совместного ужина. Интересно, как долго она пробудет здесь на этот раз? – Какие у тебя завтра занятия? – спросила мама, вставая, чтобы сварить кофе. Мими отнесла тарелки к раковине. – Завтра воскресенье, – сказала я. – Хотя на самом деле это неважно, потому что они все онлайн. – Я бы так не смогла. Мне нужен внешний контроль, – заметила она совершенно серьезно. У Мими вырвался резкий смешок. Он тут же оборвался, но мы успели его услышать. И вся установившаяся легкость разлетелась в один миг, словно упавшая на пол тарелка. Ножи и вилки злобно клацали, пока Мими мыла их в раковине. Мама насыпала сахар в железную чашку, просыпав часть на стойку – кто-нибудь потом уберет. Она плеснула в чашку первую порцию жидкости и принялась быстро стучать ложечкой, размешивая сахар в горячем эспрессо и взбивая возмущенную пену – обязательный атрибут кубинского кофе. Губы Мими сложились в тонкую линию – знакомая гримаса раздражения. Казалось, кто-нибудь сейчас взорвется. Что называется, добро пожаловать домой. Я взяла свой ноутбук и поднялась на ноги. – Пойду доделаю кое-что. У себя в комнате я принялась напряженно вышагивать перед своим алтарем, стоявшим на небольшом ночном столике. А в глубине дома мама и бабушка начали ссориться. – Она вернулась, – поведала я фотографиям отца и деда. Молчание. Впрочем, какого ответа я ожидала от этих мужчин у себя на столе? Я ведь совсем ничего о них не знаю. Как и о своей родине. – Где то ужасное желтое одеяло с маргаритками? Оно мое любимое. – Из коридора раздался мамин усталый голос, и дверцы шкафчика с постельным бельем скрипнули. – No me grites[36]! Где-то в шкафу, – крикнула бабушка из кухни. Я негромко включила радио. – Его нет, – уже тише сказала мама. Было слышно, как она, роясь в шкафу, постукивает по стене, отделявшей коридор от моей комнаты, и сердится, ничего не обнаружив. Я достала из шкафа мягкую футболку для сна. Мама крикнула: – Не могу найти! Я вытерла лицо салфеткой для снятия макияжа. – Oye, pero оно там лежит, я видела! – огрызнулась Мими. – Его тут нет, – тяжело и устало вздохнула мать. – Ладно, тогда возьму синее. Я погасила лампу, залезла в кровать и свернулась клубочком под одеялом – желтым, с маргаритками. От него всегда пахло фиалками и солнечным светом. Глава 6 Проснувшись, я увидела на полу своей комнаты соль. Я села на краешек кровати, сонно потирая глаза и пытаясь сообразить, откуда тут взялась эта зернистая субстанция. В дверном проеме, опираясь на косяк, стояла мама. Ее распущенные волосы рассыпались по плечам, а одета она была в короткий топик медового цвета, открывавший загорелую талию. – Осторожно. Мими моет полы. Я почувствовала сильный розмариново-лимонный запах. Мими не просто моет полы, она их драит. Я постепенно начала различать звуки музыки, которая меня и разбудила. По звучанию песня была похожа на старую кубинскую мелодию, с ритмом, под который легко можно кружиться в танце, несмотря на то, что в тексте шла речь о святых, духах и спасении. Кассеты Мими. Ее плеер был настолько древним, что не стоило удивляться – работал он так себе, но она считала это частью ритуала. Обычно ее дни уборки меня успокаивали. Звуки и запахи свежести вселяли уют, но сейчас, глядя на напряженную позу матери, я задумалась о том, каково это, когда тебя каждый раз встречают таким образом. – Судьба у меня такая. – Она пожала плечами и отвернулась. – Я перестала переживать по этому поводу лет в двенадцать. Кофе на кухне. Я прошла по доскам, избегая залитых чистящим раствором щелей между ними. Мими была на середине прихожей – то есть уже практически закончила. Увидев меня, она тут же наклонилась проверить, надела ли я носки. Как будто я первый раз в доме, где присутствуют моя бабушка и швабра! В гостиной курилось сандаловое благовоние, но в воздухе еще стоял запах шалфея, который Мими всегда зажигала первым. Я налила себе чашку кофе и включила ноутбук. Старичок пробуждался ото сна медленнее, чем обычно, а учитывая, что мама дома, он будет еще несколько минут ловить вай-фай, прежде чем загрузит мою почту. Я уселась поудобнее. – Покажи свои фотографии, – попросила я. С телефонами мама не дружила – постоянно их теряла, но свой цифровой фотоаппарат берегла как зеницу ока. Она включила его и подала мне. Я пролистала последние снимки. Здесь были кадры, которые она выкладывала в свой онлайн-фотоальбом, но не только. Огромные подсолнухи на стене чьей-то столовой. Поле, заросшее дикими цветами, рядом с художественной студией. Уставшие, но улыбающиеся ковбои со шляпами в руках. Порт, который так и манит выйти в море. Лимонные деревья, усыпанные плодами, звезды, мерцающие над заливом, тенистые переулки, покрытые слоем опавших лепестков… Я подняла глаза: мать смотрела на меня, ожидая реакции, и грызла ноготь большого пальца. – Очень хорошие фотографии, – сказала я. – И ковбои довольно милые. Она с облегчением засмеялась. – Это для школы в Остине. Их спортивной команде нужен был новый имидж. Слышала, что следующий матч по баскетболу они выиграли. В кухню вошла Мими, в одной руке – пучок сладко пахнущих трав и вязаная сумка, в другой – черный железный казанок. Она с громким звуком бросила все это на кухонную стойку, посмотрела на нас и возмущенно произнесла: – Nadie me ayuda[37]. – Я сделала кофе, – сказала мама. – А я вообще только что проснулась, – пожала плечами я. На Мими наши отговорки не произвели впечатления. Она зажгла уголек и бросила его в котел: – В hierba[38] полно сорняков. Пойдите прополите. – А ты нам заплатишь? – поддразнила мама. Мими возмущенно фыркнула, но ее губы слегка дрогнули в улыбке. Она бросила в котел несколько сушеных листьев, цветов и корешков, и пахучий дым поплыл по комнате. Мы все на мгновение замерли, наслаждаясь запахом ее домашних благовоний. – У нас сейчас начнутся галлюцинации? – спросила мама. – Вон! – приказала Мими, и мы, хохоча, выскользнули за дверь.