Элис застонала от боли, вырвалась и упала на колени. Лента срасталась с телом, вгрызалась в кожу, точно раскаленная металлическая спираль – в мягкое масло. Одержимая закричала, запрокинула голову. Она вцепилась себе в растрепанные волосы и уставилась в потолок абсолютно бесцветными глазами. Во лбу по очереди вспыхивали мудреные иероглифы. И тут Чжун ощутил, как из него утекает жизненная энергия, не по капле, словно из худого крана, а полноводным ручьем. От слабости потемнело в глазах, а вместе с последним затухшим знаком колдун потерял сознание… Он проснулся от нехватки воздуха и обнаружил, что с головой закутан в толстое ватное одеяло. Скинул с себя тяжелый покров, пошевелился. Тело ныло, как после ударной тренировки в спортзале. Чжун приоткрыл один глаз и попытался понять, где находился, но комната оказалась совершенно незнакомой, а подушка под головой – просто каменной. От нее ужасно болела шея и сводило плечо. Колдун приподнялся на локтях. – Лежи, не вставай! – совсем рядом охнула Эль. – Эр-а? – Он упал обратно на неудобную подушку. – Где мы? – В доме у крестного. Встревоженная девушка появилась в поле зрения, осторожно поправила одеяло и протянула стакан с трубочкой. – Лекарь сказал, что тебе надо больше пить. Чжун послушно втянул напиток и едва не закашлялся от горечи. С омерзением он обтер губы ладонью. Нёбо и язык онемели. – Что это? – Восстанавливающий отвар. Знаю, что гадость редкостная. Я его переварила. – Она поставила стакан на тумбочку и присела на краешек кровати. – Давно я здесь? – спросил он скрипучим, как несмазанные шестерни, голосом. – Сегодня неделя. Семь иероглифов – семь дней беспамятства. Что ж, небольшая цена за жизнь любимой женщины. – Какие новости? – спросил он, надеясь стереть принужденность, появившуюся между ними. – Вчера сюда приезжали поверенные твоей мачехи. С порога заявили, что подают в суд на город за то, что пострадал их драгоценный наследник. – Строго говоря, я уже не наследник. – Они думают иначе. Совершенно точно у Чжуна не имелось ни сил, ни желания обсуждать проблемы, ожидавшие их с Эль за пределами тихого дома ректора Петрова. – Какие еще новости? Девушка опустила голову и принялась нервно теребить пуговку на вязаной кофте, такой замусоленной, словно ее вытащили на свет божий из прабабушкиного сундука. – Я одержима демоном и едва не умерла неделю назад, но меня спас один корейский шаман каким-то особенным заклинанием, которого крестный не нашел ни в одном гримуаре, хотя буквально обложился книгами. – Видимо, тебе повезло иметь знакомых, умеющих писать заклинания? – усмехнулся Чжун. – Видимо. – Элис посмотрела на него, прямо, пронзительно, как только она умела. – Из-за этого заклинания ты истекал кровью? Колдун кивнул. – Поэтому ты позволил мне войти в ванную? Догадывался, что оно для меня? Еще один кивок. – Меня никто и никогда не защищал, – тихо выдохнула она. – Спасибо. – Не за что. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза. – Подвинешься? Я толком не спала последние дни. Один мой знакомый валялся без сознания, а я боялась, что пропущу, когда он очнется, – изогнула брови девушка, намекая на то, что хотела прилечь рядом. – Этот твой знакомый неделю не мылся и наверняка ужасно пахнет, – отозвался Чжун. – Представь, что у меня забит нос. – Что значит «забит нос»? – наивно полюбопытствовал он. – Это когда уже неважно, кто и как пахнет. Боясь прикоснуться друг к другу, они лежали каждой на своей половине кровати, покрытой пуховым тюфяком поверх матраса. Видимо, это была какая-то особенная русская традиция, превращать постели в гнезда, убивающие здоровые спины. – Что вам сказал демон? – вдруг спросила Эль. – Мне не по себе от всеобщих задумчивых взглядов. Чжун помолчал, а потом признался, искренне надеясь, что она не станет любопытствовать: – Он сказал правду. *** – Ты должна собрать вещи и вернуться домой! – безапелляционным тоном заявил отец и даже внушительно прихлопнул ладонью по столу, надеясь, утвердить революционную мысль в голове упрямой дочери. – Зачем мы здесь, в смысле, я и мои вещи? Когда приедут коробки из Гонконга, вы еще половину попросите увезти, – совершенно не испугавшись родителя, пообещала Элис. – Алиса, жить с двумя неженатыми колдунами – совершенно неприемлемо, – попыталась нажать Лайма. – Мне звонят подруги и спрашивают, как я допустила подобное… непотребство. – Так скажи, что я живу только с одним, а со вторым – просто соседствую. Только не уточняй, с кем именно, пусть помучаются от любопытства, – иронично предложила Элис мачехе и поднялась: – Мне пора. Сегодня Ким Чжун готовит ужин, не хочу пропустить. Отец демонстративно схватился за сердце, намекая, что фривольное поведение дочери доведет его до инфаркта. – Пока. Она поцеловала папу в щеку, а когда подошла к Лайме, то та сжала руку Элис и, заглядывая в глаза, попросила: – Зайди к Миле. Падчерица замерла, осторожно освободилась. – Мам, не обижайся, но мне нечего ей сказать. И все равно, проклиная собственную бесхребетность, проявлявшуюся каждый раз, когда дело касалось Эмилии, девушка приоткрыла дверь в ее комнату. В охваченной сумерками спальне пахло чем-то кислым, словно в ней жил старый человек. Отвернувшись к стене, подавленная злодейка лежала на кровати. – Привет, – произнесла Элис. – Привет, – прозвучал глухой голос. Они обе молчали, ведь после всего случившегося говорить было не о чем, да и просить прощения сестры тоже не собирались. Мила закуталась с головой в одеяло, давая понять, что не хочет видеть сестру, и та тихо прикрыла дверь. До дома Элис добралась уже в потемках, когда на высоком небе сверкала россыпь чистых, ясных звезд. Стоял зимний холод. Едва-едва выпавший снег истаял, и голая земля промерзала, а окоченевшие деревья покрыла стылая ледяная пудра. Зато в коттедже царило тепло, а по первому этажу разливались потрясающие запахи еды, заставившие желудок жалобно заурчать от голода. Кухонное пространство бурлило от переизбытка колдовства. Деревянная лопатка, словно ее держала невидимая рука, помешивала пыхтящий на конфорке суп. Венчик в миске взбивал яйца для кляра, туда же ситце само высеивало муку. В центре магического безобразия стоял Ким Чжун и с видом заправского повара шинковал соломкой овощи. Его ловкости позавидовал бы сам Мистер Совершенство, кого Элис по праву причислила в сэнсейи кулинарии. – Крестиком ты тоже умеешь вышивать? – полюбопытствовала она. Чжун поднял голову и при виде девушки расцвел обаятельной улыбкой. – А кто-то умеет вышивать? – Кот Матроскин. – Кот – это имя или фамилия? – Это животное. У Чжуна сделалось такое обиженное лицо, что девушка едва сдержала смех. – Я тебя окончательно добью, если скажу, что он еще играет на гитаре? – Я понял, – кивнул кореец. – Ты опять надо мной подшучиваешь. – Еще как подшучиваю. Она подошла к Чжуну сзади, обняла руками, прижалась ледяной щекой к теплой спине. Ей хотелось, чтобы они превратились в деревья, перепутались кронами, срослись стволами, сплелись корнями и, став единым целым, стояли бы вечность. – Я на небесах, – прошептала она, закрывая глаза.