– Знаете, спаржа превосходно способствует повышению мужской потенции, – нахваливала бабка ненавистную траву. – Не думаю, что твоей гостье это необходимо, – иронично вставил Марк. – Для печени спаржа тоже хороша, – огрызнулась бабка, видимо, бесполезным квохтаньем пытаясь скрыть какой-то неприятный штришок из биографии невесты. – Мы как раз с вами винцом балуемся. Так что, чавкайте без стеснений – восстанавливайте печеночные клеточки. – А какие дела, говорите, вел ваш отец? – как будто между делом, уточнил Марк. – Он выносил приговор той самой Лазаревой, – глядя на стремительно растущую горку на тарелке, рассеяно отозвалась Марина и добавила: – Вы должны были слышать дело семилетней давности о клейменной школьнице. Она едва десяток наследников древней крови не угробила своим ритуалом. Марк замер. Бабка с раздражением шлепнула щипцы в ополовиненную миску спаржи и принялась тереть виски. – Не расстраивайтесь, Модеста Эрнестовна, – не поняла гостья хозяйского недовольства. – Дети, слава Богу, остались живы, а ту самую Лазареву отправили в ссылку. – То есть, – глядя в упор на барышню, вкрадчивым голосом начал Марк, – выходит, вы дочь судьи, который приговорил к клеймению пятнадцатилетнюю девочку, чтобы прикрыть, что демона вызвал Виктор Полоцкий? В столовой воцарилась пронзительная тишина. У Марины из рук выпала вилка. – Я заметил, что вы очень похожи на Алису, – продолжил он. – Вы использовали магию? – Что? – Колдунья нервно заправила за ухо волосы. – И вы никогда не страдали никакими болезнями дара? Точно не в этой жизни. Девушка пошла красными пятнами. Марк мило улыбнулся: – Извините, Марина, но сегодня моя любимая женщина навсегда сбегает в свой проклятущий Гонконг. Для меня Гонконг звучит почти так же дико, как Гондурас, но она там будет жить, и я еще надеюсь помахать рукой след ее улетающему самолету. Швырнув на стол салфетку, колдун поднялся. – Приятного аппетита, дамы. Он был уверен, что если у заговорщиц не случится несварения, то тогда проведение ослепло, оглохло и потеряло нюх на тех, кого стоило наказывать. Но не успел наследник покинуть родовой особняк, как его остановил резкий бабкин оклик: – Марк! Стой! Если бы она все еще могла колдовать, но наверняка бы, как в детстве, присовокупила к приказу парализующее заклятье. Марк сбился со счета, сколько раз разбивал нос, падая на ледяной паркет костяным болванчиком, зато уже к семи годам научился превосходно блокировать действие чужого колдовства. Он неохотно оглянулся. Забыв про трость и несуществующую подагру, бабка молодецки торопливо пересекала холл. – Что ты сказал о Полоцком? – тихо спросила Модеста. Ее глаза хищно блестели. Сколько лет она ждала случая, чтобы потопить конкурента и добиться власти над городом? Она вцепилась в слова Марка, как цербер. – Возвращайся в столовую, – кивнул он. – Некрасиво оставлять гостью одну. Поцеловав недовольную старуху в лоб, он вышел на крыльцо, но не успел добраться до машины, как на мобильный телефон пришла коротенькая эсэмэска. «Удачи, Мистер Совершенство». Прощаясь, Алиса пририсовала улыбчивую рожицу. *** Ким Чжун влетел в крошечную прихожую, торопливо скинул ботинки и прикрикнул: – Танё вассо! Эр-а!34 Дом отозвался молчанием. На крючке висели ключи с розовым девчачьим брелоком. Сердце нехорошо сжалось, когда колдун осторожно, словно боялся уколоться, снял брякнувшую связку, принадлежавшую Элис. За окном смеркалось, в гостиной царили грязные сумерки и вокруг плыла пронзительная бесприютная тишина. Неуклюжий пластиковый чемодан исчез, а из шкафа пропало белое пальто. И Чжун понимал, что именно произошло, но принимать – не желал. Он вытащил мобильник и нажал на единицу, вызывая Эль. – Я только собиралась тебе звонить, – немедленно, словно держала телефон наготове, ответила любимая. – Почему ты не дождалась меня? – спросил он тихо. – Мы же договорились, что я отвезу тебя в аэропорт… – Я знаю. – Она помолчала, и Чжун закрыл глаза, удивляясь, почему еще может дышать, если в груди так сильно болит. – Извини, что говорю вот так… по телефону. Я бы в лицо не смогла… – Хажи ма35, – пробормотал он и промолчал еще много слов. Не прогоняй, не уходи, не оставляй – десятки просьб, навсегда оставшихся невысказанными. – Ты ведь знаешь, как дорог мне? – тихо спросила Эль. Он кивнул, словно она могла видеть этот жалкий кивок. – Тогда ты должен понять меня. – Почему? – Я не могу видеть, как ты разрушаешь себя ради меня! – выдохнула она. Кажется, Эль пыталась сдержать слезы. – Давай остановимся сейчас, пока я еще нравлюсь тебе. Она замолчала. Наверное, вымученно улыбнулась одними губами. – Аннён, Ким Чжун.36 И тишина. – Эр-а, хажи ма-ра37! – выкрикнул он. Но ему не ответили. На новый звонок электронный голос бездушно оповестил, что абонент больше не доступен и, в сущности, всей телефонной компании глубоко наплевать, что она отключила телефон. Для них Эль являлась обычным абонентом, для Чжуна – ускользающей сквозь пальцы мечтой, а ведь рядом с ней так хотелось жить по-человечески. Ошеломленный колдун огляделся вокруг. Он не заметил, что даже не включил света и теперь стоял в густом сумраке. В следующую секунду Чжун сорвался с места. Вылетел из дома, уселся в еще теплую машину. Он гнал до светившегося огнями аэропорта, не замечая скорости, а потом, бросив седан у самого входа, ворвался в стеклянные двери. Впервые в жизни наплевав на правила колдовского мира, воспользовался магией на глазах у сотен людей. Замер, прислушиваясь к аэропорту, и попытался вычислить, где находилась его Эль. Наверняка, мощное магическое возмущение почувствовали в залах для особых клиентов, но колдуна не волновали последствия безрассудного поступка… Только следов любимой нигде не было. Она вовсе не приезжала в аэропорт. «Я не знаю, какой мерой она оценивает вред, но всегда поступает одинаково. Она сбегает». Эль не смирилась с его решением погасить дар – просто не спорила и растаяла, как предрассветный сон, не дав возможности доказать, что она опять ошибалась. Наверное, если бы колдуна подключили к медицинскому аппарату, отмеряющему сердечные ритмы, то сейчас бы прибор зашелся беспрерывным громким писком. Сердце Ким Чжуна остановилось. Мир смолк. Глава 9 Мир в огне Зима закутала небо в серое одеяло облаков и осыпала города снегопадами, а когда обвыклась и успокоилась, что никто не посмеет ее выгнать, ощутила себя полноправной хозяйкой. Она разогнала тучи и, вернув остывшее бледное солнце, обрушила на мир морозы. Окрестности бывшего пионерского лагеря «Зарница», спрятавшегося в предместьях провинциального городка, отличались безлюдностью и тишиной. Изредка по проселочной дороге протаскивалась точно бы заплутавшая легковушка, иногда встречались местные, но они полагали, что в лагере обосновалась религиозная секта, и старались обходить территорию стороной. Да и как им догадаться, что в уединенном месте прятались от внешнего мира и смирялись с человеческой сущностью одержимые колдуны, перекрывшие дар ради спасения жизни? Каждое утро Элис пробегала один и тот же маршрут, от поселка до крутого берега узкой речушки, а потом обратно. Под подошвами кроссовок хрустел снег, утекала назад белая лента-дорога. Деревья стояли окоченелые, припорошенные ледяной пудрой. Сугробы переливались бриллиантовой крошкой. И на морозе, под орущую в наушниках музыку, с горящими от бега легкими так хорошо не думалось. Вдруг земля стала уходить из-под ног, между березовых ветвей мелькнул кусочек бледного неба, и совершенно неграциозно Элис приземлилась на пятую точку. Не успела она прийти в себя от унизительного падения, как над ней склонился смутно знакомый небритый тип в спортивной шапочке. Он что-то вымолвил, заглядывая ей в лицо. Губы парня двигались, глаза смеялись, но слова заглушала музыка. Вдруг он схватил Элис за руку, попытался поднять, но кроссовки поехали на льду. Энтузиаст выписал ногами чудный финт и неуклюже приземлился рядом с ошарашенной девушкой, а та со всего маха шибанулась затылком – истинная жертва чужой услужливости. Застонав Элис, вытащила из уха наушник. – Спасибо, что не прикончил, – проворчала она по-английски. Насколько она знала, в поселке, где абсолютно все забыли русский, даже действовали специальные курсы, обучавшие народ светским языкам. – Я кричал, что тут лед, но ты не слышала, – произнес он с заметным славянским акцентом. – У меня музыка играла, – призналась она и, ловко поднявшись на ноги, отряхнула запорошенные снегом леггинсы.