Это же как-никак его отец. Отец. Человек, полюбивший его мать и взявший ее в жены. Человек одной с ним крови. Жюльен д’Бонфакон происходил из одной из знатнейших семей Латерры. И все же вступил в «Авангард», стал террористом и убил такое множество народу. – Зачем ты это сделал? Марцелл и сам удивился, услышав этот вопрос из собственных уст. Глупо было спрашивать. И тем более глупо ждать ответа. Но все доводы разума были напрасны. Марцелл знал: ему нельзя задумываться о таких вещах. Нечего и пытаться проникнуть в мысли безумца. Надо просто отвернуться и уйти отсюда, дать согласие на утилизацию тела и вернуться к своей обычной жизни. Стать новым командором Министерства. Но Марцелл не мог заставить себя сдвинуться с места. Пока одна половина его души силилась загнать внутрь опасные вопросы, другая – болезненно любопытная и непослушная половина – медленно протянула руку и коснулась ладони отца. Рука была холодной, окоченевшей в смерти, а кончики пальцев – в шрамах: еще бы, ведь он много лет добывал циттрий на Бастилии. Марцелл задумался, часто ли у отца кровоточили руки. Часто ли он дрожал от холода в промерзшей тюремной камере. Часто ли… Мысли его запнулись, когда пальцы зацепили рукав голубой тюремной робы. Взгляд упал на крупные серые стежки на манжете, и Марцелл отвернул рваный рукав. – Что это? – вслух спросил он себя, разглядывая кривые черточки и округлые петли, в которых нельзя было не узнать буквы. Буквы? Да быть такого не может. Теперь никто больше не использует Забытую Речь. Она была утеряна еще века назад, вскоре после прибытия на Латерру первых поселенцев. Никто не смог бы ее прочитать. Не говоря уж о том, чтобы самому что-либо написать. «Но ты-то раньше умел писать, – сказал вдруг кто-то у него в голове. – Помнишь: „М“ – значит Марцелл?» Марцелл поспешил загнать голос в самый дальний, темный уголок сознания, где ему самое место. Он больше не думал об этом. Прочь запретные мысли. Пальцы снова задрожали, когда он еще дальше отвернул манжету. Вышивка уходила все выше по рукаву. Марцелл окинул взглядом заваленный телами морг, высмотрел на столике скальпель. Затем взгляд юноши метнулся в угол, из которого, он знал, за ним подглядывает невидимый глаз микрокамеры. Ну конечно. Он никогда не бывал по-настоящему один. Медцентр Валлонэ – как и большинство зданий Министерства – находится под постоянным наблюдением. На всей планете редко найдешь место, куда можно сбежать от следящих за тобой глаз, анализирующих каждое движение. Старательно держась спиной к микрокамере, Марцелл ухватил скальпель и принялся срезать с трупа робу. Тело отца закостенело, и, чтобы высвободить ткань, ему пришлось с силой потянуть ее. Вывернув робу наизнанку, он разложил ее на груди покойника, заслоняя своим телом от микрокамеры. Теперь он знал, что не ошибся. На подкладке и впрямь была вышита стежками Забытая Речь. Буквы начинались от манжета, уходили по рукаву на плечо и спину. Марцелла затошнило. Он много лет не видел этих загадочных символов. И все же каждая петля, каждая черточка выглядели такими знакомыми. Знакомыми и отвратительными. Неужели это писал отец? Абсурд. Каторжник, владеющий Забытой Речью? Такая же нелепость, как танцующий дроид. И все же Марцелл не мог избавиться от подозрения, что отец нашел способ оставить сообщение. Для него. И тут вдруг раздался стук… Звук вырвал Марцелла из размышлений – что-то упало на пол прямо ему под ноги. Он отскочил, налетел спиной на соседние носилки. Вздрагивая от пережитого испуга, поднял упавший предмет – такого устройства он еще не видел. Уловив у себя за спиной движение, Марцелл развернулся и увидел два тела, бок о бок лежавшие на одних носилках: девушку с выцветшей шелушащейся кожей и рядом парнишку в черных лохмотьях. Только вот парнишка не был мертвым. Он был очень даже живой. И смотрел на Марцелла. Глава 6 Шатин Глядя в карие глаза Марцелла д’Бонфакона, Шатин думала лишь об одном: «Любой ценой вернуть щипач!» Узнай отец, что она позволила бесценному устройству для воровства ларгов попасть в руки представителя второго сословия – да еще министерского офицера, – он ее на куски порвет. На тысячи маленьких, орущих от боли клочков. Девушка понимала, что действовать следует быстро. Сторожевые микрокамеры уже ухватили ее лицо и, скорее всего, просканировали «пленку». Надо немедленно выбираться отсюда. Соскочив с носилок, она метнулась, чтобы вырвать машинку из руки офицера д’Бонфакона, уверенная, что проворством и ловкостью ему с ней не сравниться. Что ни говори, Шатин выросла в Трюмах – на самом дне общества, а этот балованный красавчик небось всю жизнь спал на белоснежных простынях и утром совал ноги в поданные прислугой атласные шлепанцы. Но рука Шатин ухватила только воздух – офицер успел отдернуть щипач. Девушка собралась для второй попытки. Ей пришлось подпрыгнуть, потому что ее противник был рослым и держал аппарат высоко над головой, словно играя с ней. Конечно, для него это игра. Это же Марцелл д’Бонфакон! Внучок генерала. Для них вся эта несчастная планета – игровая площадка, а Шатин и все третье сословие – фишки. Расставленные на доске им на забаву. Шатин глухо зарычала и снова подпрыгнула. – А ну отдай, хлыщ гнилой! – Эй, потише, – проговорил Марцелл, с удивлением наблюдая за ее стараниями, но не опуская устройства. И только потом спохватился: – Как ты меня назвал? Шатин, не слушая, прыгала снова и снова. Девушка понимала, как глупо оскорблять представителя второго сословия, да еще министерского офицера. Если она попадется, за это еще добавят срок. Но ей было плевать. Сейчас она думала только о счетчике. – Значит, я гнилой хлыщ? – повторил Марцелл. Однако в его голосе не было злобы. Пожалуй, там звучала усмешка. Шатин голову бы прозакладывала, что это все его забавляет. Тогда-то она ему и врезала. Прямо в брюхо. Красавчик скрючился от удара, но всего на секунду. Он скорее удивился, чем задохнулся, и продолжал крепко сжимать щипач, к счастью оказавшийся теперь прямо перед носом Шатин. Она рванулась вперед, попыталась оторвать его пальцы от рукояти. Но, как ни старалась, д’Бонфакон не ослабил хватку. Сдавшись, она отступила, чтобы перевести дух. – Тебе так нужна эта штука? – спросил Марцелл, держась за живот и разглядывая аппарат. – Кстати, что это такое? – Не твое дело, Сол тебя прокляни! – злобно воскликнула она. У офицера дернулись уголки губ – словно бы от улыбки, – и Шатин опять сжала кулаки. Она не могла сдержаться: ярость взяла верх. Однако теперь противник следил за ней и оказался готов к новой атаке. Ловко уклонился от удара и, крепко, но не больно ухватив ее сквозь капюшон за волосы на макушке, слегка отстранил от себя. Еще несколько секунд Шатин билась в его руке, лягалась и колотила воздух кулаками. Она ненавидела этого типа за силу и высокий рост. Но больше всего ненавидела его за то, что он забрал ее щипач. – А ты, как я погляжу, бойкий паренек, да? – заметил Марцелл, когда она, обессилев, немного затихла. – Министерству следовало бы записать тебя в информаторы. Теперь смеяться впору было Шатин. Смех вышел горьким и крепким, как травяное вино, которое отцовская шайка потихоньку гнала из растительных отходов и нелегально продавала в Трюмах. – Ну уж нет, в министерские шпионы меня не заманишь! – с презрением выплюнула она. – Жаль. – Марцелл пожал плечами. – Деду всегда нужны отважные новобранцы. Мальчишки, готовые бесстрашно сражаться за наш Режим. – То есть типы вроде тебя, да? Шатин заметила, как передернулось лицо Марцелла. Он не спеша выпустил ее. Она отскочила подальше, но от резкого движения капюшон стал съезжать с головы, угрожая открыть стянутые в пучок волосы и все лицо – девичьи скулы, ресницы и прочее. Она рывком вернула капюшон на место. – Правда, тебя сперва пришлось бы откормить, – задумчиво добавил Марцелл, склонив голову и изучая Шатин. Он разглядывал ее всю, с ног до головы! У нее ни с того ни с сего вдруг загорелись щеки. Она покраснела. Такого с нею еще не бывало. Но ведь никто прежде и не пялился на нее так долго. Даже родители и сестра. Сердце колотилось о ребра вдвое быстрее прежнего. Неужели он успел что-то заметить, когда соскользнул капюшон? Шатин сочла за лучшее твердо и свирепо встретить его взгляд. – Что такое? – Марцелл поднял руки, показывая, будто сдается. – Я только сказал, что тебе неплохо бы нарастить мяса на костях. – Он чуть склонил голову. – Да ты небось хочешь есть? – Не надо мне еды, – рыкнула Шатин, чувствуя, как голодной судорогой сводит живот. И указала на оставшийся у него в руке счетчик. – Лучше отдай мою вещь. Марцелл посмотрел на устройство и снова обратил взгляд к Шатин. Явно задумался. Но у Шатин не было времени ждать, что он надумает. – Это мое! – заорала она, окончательно теряя терпение. – Отдай! – Ладно-ладно. – Пожалуй, это было сказано… по-доброму. – Слушай, я предлагаю тебе сделку. Шатин скрестила руки на груди: – Я не торгуюсь. Марцелл подмигнул ей, показав на щипач: