Анна Викторовна и в самом деле замечательная женщина, потому что спешит меня ободрить: - Погодите расстраиваться. Андрей. Думаю, мы сейчас все решим со старшим воспитателем! Она у нас пока за главного. А Светлана Анатольевна ваша сейчас наших пареньков песочит у себя в кабинете. Вымахали оболтусы по тринадцать лет, а ума нет! Представляете, спонсоры им такой спортивный зал подарили. Оборудование новое, снаряды новые, даже штанга есть. Занимайтесь, пожалуйста! А они, бездельники, стащили у физрука два новеньких футбольных мяча, продали их непонятно кому - да, наверняка таким же бездельникам из соседних высоток! - и пошли себе в кино! Нет, ну вы видели! Не видел, но сам каких только глупостей не совершал в их возрасте, а потому с сочувствием киваю. - Так что мне Светочке-то сказать? - интересуется Анна Викторовна чуть позже у входных дверей, когда я распахиваю их перед ней. - Или вы сами к жене зайдете? Зашел бы с радостью. Тоска по Светке дерет горло. Только вот о чем говорить - не знаю. - Не нужно ее беспокоить, Анна Викторовна. Мы позже со Светой поговорим. Андрюшка стоит у стены, с солдатиком в руке и смотрит в пол. Я для него ужасно большой и, наверняка, не совсем понятный субьект, но спрятаться ему негде. Женщина-воспитатель оставляет мальчика, просит его хорошо себя вести, говорит о прогулке и уходит Мне хочется верить, что сегодня ему уже не так страшно. Я подхожу ближе и сажусь на корточки. Найдя маленькую ладонь, сжимаю ее в пальцах. - Ну, привет, Андрей! А вот и я - дядя доктор. Как ты, малыш? Он ожидаемо молчит, давая мне себя рассмотреть. Пауза все длится... Я неожиданно поднимаю руку и провожу ею по темным волосам. Говорю, и сам удивляясь своему признанию. - Знаешь, тезка, оказывается, я по тебе скучал. Скучал. Какое простое слово, а сорвалось с языка и уже не отвернуться. Следующая минута нужна нам двоим, чтобы почувствовать и принять близость друг друга. От моего прикосновения, Андрюшка напрягается, но уже не замыкается в себе, как в прошлый раз. Еще не смотрит в лицо, зато слушает каждое слово. Это радует. Я уже не незнакомец для него. - И по солдатику твоему тоже. Знал бы ты, какими мы в детстве были друзьями. Вижу, что и вы подружились. Расскажешь мне, как ты его назвал? Мальчишка не расскажет, пока еще нет, и я начинаю придумывать сам: - Дай угадаю: какой-нибудь Супермен? Или Бравое ружье? А может, Халк? Хотя, знаешь, на Халка он точно не похож. Хоть и зеленый, но очень уж тощий, - в сомнении качаю подбородком. - Да ты, наверно, и не придумал, а, Андрей? Мне кажется, или Андрюшка мотнул головой? Почти незаметно? Я встаю и беру его на руки. Говорю, улыбаясь, на секунду поймав на себе детский взгляд. - Тогда назовем его просто Друг! Договорились? А сейчас пойдем на улицу Пока тебя не уложили спать, погуляем втроем, как настоящие мужики! Я не планировал прогулку заранее и понятия не имею, где и как гуляют с пятилетними детьми, но вспомнив рассказ Анны Викторовны о нашкодивших воспитанниках, решаю поймать такси и везу Андрюшку в кинотеатр. В прокате идет мультфильм о драконах, сегодня третий день премьеры, и народа возле касс собралось немало. До сеанса еще больше получаса, и я подвожу мальчика к большому и красивому аквариуму в фойе, чтобы посмотреть на диковинных рыб. Наблюдаю за ним, удивляясь, как он на глазах выбирается из своего кокона. С интересом оглядывается, уже и сам не отпуская мою руку. Видимо, именно таким его и знает Света. Кресло в зале кинотеатра большое и глубокое, слишком низкое для Андрюшки, и я усаживаю мальчика себе на руки. Ведерко попкорна стоит нетронутым. Ребенок как завороженный смотрит на экран, следит за приключением героев, а я осторожно ощупываю пальцами его голень и ступню. Пробую место неудачно сросшегося перелома, думая о том, что в самое ближайшее время необходимо будет сделать снимок и провести обследование. А пока малыша не стоит пугать раньше времени. Короткое сообщение: «Андрей, где вы?» и Светка находит нас сама. Как всегда красивая и свежая блондинка, она выходит из машины, появившись у кинотеатра, и я вижу, как у Андрюши при взгляде на свою будущую маму восхищенно открывается рот. Что ж, он совершенно точно растет настоящим мужичком, здесь не поспоришь, потому что я и сам чувствую при виде Уфимцевой то же самое. Если не сказать больше. Глаза, запах, голос. Она еще не приблизилась, а все это ударяет в меня, отозвавшись в душе неожиданным пониманием: «мое». - Ну, пока, малыш. Отличная вышла прогулка. Увидимся! - я легонько треплю макушку мальчишки и прячу руки в карманы брюк, от греха подальше, переводя взгляд на Светку. На лице Уфимцевой не разобрать чувств, кроме здорового беспокойства за ребенка. Она еще не обрела его, а уже боится потерять и это чувство расцветает во взгляде одновременно тревогой и нежностью. Она усаживает мальчика в автомобиль и пристегивает к детскому сидению ремнем. Оборачивается ко мне, становясь бесстрастной в лице. - Ты можешь поехать с нами, Андрей. Я тебя подвезу. - Нет, в другой раз, - я смотрю на нее, вспоминая, какой она уходила от меня, и как горько звучали ее слова еще долго после того, как дом опустел. - Подожди, Света! - окликаю, заставив оглянуться, когда она уже собирается сесть за руль. - Вчера приходили из опеки. Они не предупредили, и я сказал, что ты у родителей. Все твои вещи лежат на месте, так что подозрений в том, что ты в квартире не живешь, не возникло, но... - Но что? - Тебе лучше вернуться. - Андрей... - одно слово, а горечь ее сомнения обжигает. Но чтобы между нами не произошло, я обещал помочь. - Ты знаешь сама, что я прав. Если суд состоится в ближайшее время и заявление одобрят, опеке предстоит еще не раз побывать у нас в гостях. Надо подготовить детскую для мальчика - мебель, спальный уголок, стол для занятий и место для игр. Я не знаю, что еще необходимо. И если тебе нужны деньги... - Не нужны, у меня есть сбережения. Но, Андрей, я не уверена... - Я поживу у родителей. Если что, сошлись опеке на мою работу. И еще... -Что? - Вот возьми. Ты забыла ключи. Глава 18 POV Света Сегодня жаркий, удушливый день. Уже вторую неделю стоит солнечная погода без капли дождя, и кажется, что даже воздух плавится, оседая на плечах вязким, тяжелым вздохом. В моем рабочем кабинете нет кондиционера, окна распахнуты, но я все равно мучаюсь от головной боли и тошноты. Ожидание суда и решения опеки держат нервы на эмоциональном пределе, а мысли просто сводят с ума. Сегодня Андрей повез Андрюшку на обследование в свою больницу, попросил оставить их одних, и я не стала возражать - мне все еще непросто находиться рядом с Шибуевым. Я не видела его, но с нетерпением жду звонка. Закончился учебный год. Передо мной на столе лежит план воспитательной работы на новый учебный период, в который я продолжаю вносить изменения. Пройдет лето, и все начнется заново. Наблюдение за поведением детей из группы риска, формирование благоприятного климата в Детском доме, повышение учебной мотивации воспитанников, беседы на темы: «Ученик и закон», «Школа и семья», «Родители и дети». И внимание со стороны взрослых. Бесконечно много внимания со стороны взрослых, в котором так нуждаются дети. Несмотря ни на что, именно перед нами стоит задача заложить в них добрые, правильные начала. Скоро выезд Детского дома на летний отдых и коллективу предстоит круглый стол с инспектором по делам несовершеннолетних. Заведующая нервничает не меньше моего. Как бы мы ни старались синхронизировать работу воспитателей и психолога, а сложностей с воспитанниками хватает. Я встаю из-за стола и подхожу к графину с водой. Снимаю крышку, но налить воду в стакан не успеваю - в коридоре слышатся голоса и топот ног Дверь распахивается и в проем заглядывает взволнованная медсестра. - Светлана Анатольевна, у нас ЧП! Срочно вызывай скорую! Света, срочно! - Что случилось, Ираида Борисовна? - Наташа Белугина упала со второго этажа! Или сорвалась или сама выпрыгнула -черт его знает! - Куда? Как?! Господи. - от изумления не хватает слов, - она жива?! - Не знаю, дети только что сказали. Все, я вниз! Я вызываю бригаду скорой помощи и вместе со старшими мальчишками, появившимися у кабинета, бегу вниз. Ловлю Острякова за руку, требуя ответа. - Егор, что произошло? Ты все и обо всех знаешь. Я же только вчера с Наташей разговаривала, все было хорошо! Я бы заметила, если бы она нервничала! Но в лице мальчишки читаю лишь искренний испуг. - Не знаю я, Светлана Анатольевна! Девчонки говорят: ее мамаша объявилась! С утра пасла Белугу возле Детского дома! Надька ее в лицо знает, говорит: она! Мы вылетаем на улицу, и бежим за поворот здания, где под окнами на асфальте лежит девочка, а сверху над ней уже склонились Ираида с завхозом, Агеевна и дети. Слава Богу, жива! Еще не приблизившись, мы вдруг слышим громкий испуганный плач, какой способен издавать пришедший в себя человек, когда ему очень больно и страшно. - Что с ней, Ираида Борисовна? - Ох, Света! Сильный ушиб, нога сломана, и я даже боюсь предположить что еще. У нас же здание старое, здесь высота этажа три с половиной метра! Ну, успокойся, Наташенька, - обращается медсестра к ребенку. - Сейчас тебе помогут! Скорая уже едет, слышишь? Все будет хорошо! Лежи не вставай, лежи! Вон и подружка твоя Надя пришла, и девочки... Мальчишки рассказывают Ираиде новость о мамаше, и она оглядывает злым взглядом длинный забор и ворота. Говорит в сердцах, не щадя детских ушей. - И сейчас эта курва наверняка где-то рядом, как пить дать! Иначе Наташка бы не сиганула! Господи, ну ничего же нет в этих тварях материнского! Ей не дочка, ей средство выживания нужно. Чтобы попрошайничала и в дом приносила. Убила бы! Я поднимаюсь с колен и оборачиваюсь. Бегу к воротам и за ворота, не думая зачем, просто потому, что так надо. Егор с Надей, не сговариваясь, бегут за мной. Мы не бросаем своих в беде, не бросаем, потому что не можем иначе. Потому что плач Белуги рвет сердце, а боль - душу. Потому что она не заслужила такой матери и потому что заступиться за нее можем только мы. - Вон она, Светлана Анатольевна! В черной юбке, патлатая! Это она! Уйдет! Я сбрасываю с ног босоножки с тонкими каблуками на дорогу и уже мчусь, как спринтер, за мешковатой фигурой и плевать на то, как выгляжу со стороны. Не уйдет. Когда я зла, я бегаю очень быстро. Пальцы впиваются в воротник женщины, рвут на себя и заставляют ее остановиться. Она матерится и машет руками, пробуя освободиться. Возмущается, целится ногтями мне в лицо, но не на ту напала. Я встряхиваю ее и толкаю к стене дома. Едва сдерживаю себя, чтобы не ударить, заставив эти пустые, лишенные чувств, злые глаза, закрыться. - Ты знаешь! Ты видела, как она спрыгнула! Видела, как твоя дочь упала и закричала, и ушла! Наверно, моя ненависть к этой женщине слишком велика, потому что я не вижу в ее перекошенном, одутловатом лице ничего общего с умницей Белугой. С ребенком, который учится рисовать и любит читать сказки. Который способен простить матери даже самые страшные грехи. Ни сожаления, ни вины, ни жалости. Женщина вырывается и кричит хриплым, пропитым голосом: - Дура, пусти! А что я ей сделаю? Пусть государство Наташке помогает, раз мне не помогло! Оклемается, не в первый раз! А мне жрать нечего! - но она боится меня, я это чувствую. Она прекрасно понимает, что сейчас я способна ее убить.