Игоря неприятно чиркнуло понимание. Не похищение. Сбежала. Это хорошо, наверное? И плохо… — В школу вовремя уходила? — бездумно спросил Игорь, чтобы хоть что-то спросить. — Не знаю, — Аня, державшаяся из последних сил, всхлипнула. — Я позже встала… Окончание фразы потонуло в тонком рыдании. Игорь поспешил схватить еë за плечи и придвинул к себе. Та, будто лишившись последних сил, зашлась у него на груди. Еë дочь — пропала… Ушла неизвестно куда. Теперь она неизвестно где и неизвестно с кем. Одно осознание этого перехватывало дыхание, тонуло в бесконечных всхлипах. Вдруг она сейчас молит о пощаде какого-нибудь изверга? Или с раздвинутыми ногами лежит в придорожных кустах, а снег уже не тает на ее раскрытых глазах? Вдруг навсегда осталась на холодном полу туалета какого-нибудь подпольного клуба? И теперь каждая вещь в доме, принадлежащая ей, каждая линейка и каждый носок станут безмолвным напоминанием о страшной кончине дочери? Игорь бездумно поглаживал Аню по волосам и судорожно соображал. Надо выяснить, с кем общалась Лиса, и начинать искать там. Не звонить — прямо приходить и до последнего выяснять, кому и что известно. Обходить все подозрительные места района с еë фотографией. Что еще можно сделать? Аня тем временем подозрительно затихла. Потом шатнулась влево. Игорь едва-едва успел ее подхватить, и женщина не потеряла сознания, схватилась за его руку и сделала судорожный выдох. Игорь сообразил, что надо вести еë домой. По пути убеждая, что все подростки когда-нибудь остаются ночевать вне дома, а кое-какие и сбегают, всенепременно возвращаясь. Непослушными пальцами Аня набрала четыре цифры, молнией врезавшиеся Игорю в сознание, и засеменила к лифту. Около входной двери Игорь уже вдохновенно сочинял, как сам в шестнадцать лет убежал из дома и, как Робинзон, бродил по городским улицам, пока им не заинтересовалась бравая милиция, а участковый потом устроил ему экскурсию в следственный изолятор. Перешагнув порог квартиры, Игорь мельком окинул взглядом уже ставший воспоминанием коридор, и поспешил перевести взгляд на порозовевшую Аню. Горько припомнилось, как в этом коридоре его однажды встречала Лиса. Не слишком довольная, но… Игорь едва не дал себе оплеуху за короткую мысль. «Живая». Нельзя так думать. С Лиской все нормально. Просто психанула и умотала. Вернётся. Или они еë отыщут. Уж Анька-то ей уши надерет … Но перед глазами все равно возник образ гопника, обитающего в его вполне приличном, в отличие от этого, районе. И то был вечер, не ночь… Игорь усадил Аню на диван, подал стакан воды из-под крана — не до экологии. — Успокоительного? Анька покачала головой: — Я уже… Ты действительно сбегал из дома? Игорь, не моргнув глазом, подтвердил, что конечно сбегал. И тут, несмотря на успокоительное, Анька снова зашлась в приглушенном рыдании. — Я-то не сбегала! Я нормальной была! Мама с папой со мной проблем не знали. Никогда не волновались! Потому что я о них заботилась… Всегда старалась, чтобы им хорошо было. Чтобы не стыдно за меня. А эта… Мало ей в этой долбанной деревне? И так мать в психушку загнала, теперь опять. Ну, за что мне это, Игорь?! Игорь сжал протянутые ему ладони и стал на автомате бормотать что-то успокаивающее. А сам старался не смотреть в заплаканные глаза. Стресс у каждого выходит по-своему. На стрессе можно наговорить того, чего в мыслях не было. Игорь слышал истории, когда в процессе родов женщины клятвенно божатся, что больше никогда и никому «не дадут», а потом рожают и второго, и третьего… Но все равно неприятный осадок шевельнулся в и без того всклокоченном нутре. «Расследование» он решил начать со школы. В коридоре его настигло неприятное чувство дежавю, хоть это заведение он и не посещал. Вот-вот из-за поворота вырулит компания шумных, лишенных интеллекта, но не харизмы, хулиганов… Охранник не стал долго выяснять, для чего Игорю понадобился директор и торопливо передал его на руки проходящей классной даме. В свои школьные и годы Игорь непременно бы растерялся от одного ее важного вида — дама была гринадерского не роста, но телосложения, со сложной прической и очень строгим взглядом — но сейчас ему не до растерянности. Говорить он начал прямо на ходу. Споро и четко объяснил, что пропала ученица их школы, и он бы хотел побеседовать с классным руководителем для выявления круга общения. Классная дама смерила его взглядом. Они остановились возле кабинета, где на голубой табличке значилось: «Заместитель директора по УВР». — Вы отец Меркуловой? — Отчим, — Игорь готов был поклясться, что ответ даме — заместителю директора — и так известен, но не в его интересах на это намекать. Она помолчала с минуту, словно просчитывая в голове варианты, как старенький компьютер. Игоря это, как ни странно, не разозлило. Он стоял, готовый покориться судьбе. Или придумывать другие варианты. В конце концов, зам директора — не палач и не судья. Даже если сам зам директора считает иначе. Женщина развернулась, открыла дверь и зашла в кабинет. Неприглашенный Игорь остался ждать на пороге. Кабинет был явно маловат для замдиректорской работы. Наверное, раньше этой было что-то вроде технического помещения, заваленное сейчас кипами папок, свертков и картонными коробками. И с мини-холодильником у окна. Дама приложила к уху трубку на витом проводе. — Виктория Николаевна? К вам тут по поводу Меркуловой… Нет, не из опеки. Отчим вроде… Хорошо. Шлепнув трубку на базу и не глядя на Игоря, дама, в лучших традициях вокзальных дикторов, сообщила: — Третий этаж, триста четвертый кабинет. Игорь поблагодарил и направился к лестнице. Вроде бы обычным шагом, но стены все равно слишком быстро пробегали мимо его взора. Пол шел под уклоном, и линолеум мелькал грязно-рыжими вытертыми дырами. Кое-где по углам он поднимался пузырем. На стенах пятнами мелькали серые «проталины». Игорь мельком отметил, что приходить сюда каждый день не слишком-то приятно. Разруху со временем может и перестаешь замечать, но где-то на краю мыслей так или иначе тренькает: «безнадега». Изо дня в день. На третьем этаже жужжали приглушенные голоса — идут уроки. Игорь инстинктивно глянул на часы и прикинул, что сейчас середина первого урока. Дверь в триста четвертый кабинет открыта настежь: учительница с высоким желтым хвостом щелкала в компьютере. Больше в кабинете никого не было — окно. Развернувшись на приветствие Игоря, она кивком пригласила Игоря войти. — Вы по поводу Лисы, — сообщила она, когда Игорь сел за первую парту. — Я вчера уже говорила с опекой и полицией. Новостей у меня нет: в школу не пришла в первый день, никому ничего не сообщала. Подозрительно себя не вела, — и, будто опомнившись, прищурилась. — А почему вы, простите, без Анны Валерьевны? — Плохо себя чувствует, всю ночь не спала. Сейчас выпила успокоительного и прилегла, — почти честно ответил Игорь. Аньку он планировал взять с собой — безутешной матери сочувствия, а значит и желания помочь больше, но та без восторга приняла эту идею. Игорь настаивать не стал. — Ясно, — протянула Виктория Николаевна. — Я, конечно, имею право только с законными представителями общаться… А вы же Лису вроде переводили от нас? Игоря кольнули острые глаза классной, но он сдержал себя. Какая разница, переводили они Лису или нет? — Да, был переезд, — сухо отозвался он. — Но, извините, я не очень понимаю, при чем здесь это. Виктория Николаевна быстро потупилась в стол, но быстро подняла на Игоря твердый, почти суровый взгляд. — Понимаете, Лиса… — официозным тоном начала она. — Она непростая девочка. Мы все видим, как ей сложно в коллективе. Малообщительная, неинициативная и достаточно скрытная. У нее, конечно, не было конфликтов с одноклассниками, но мне кажется, это потому, что у них абсолютно нет точек соприкосновения. По успеваемости нареканий нет, но вы же должны понимать, что успеваемость — не гарант жизненного успеха. Я много раз говорила с ее матерью — и раньше, и после ее возвращения — но изменений не было никаких. Не знаю, как еще мы могли повлиять на нее. Вы должны понимать, что у девочки было сложное детство. Да и сейчас семейные изменения… Все это плохо влияет на подростков. Наверное, ей не хватало внимания. И так она попыталась его привлечь. Если пару минут назад Игорь был настроен нейтрально, то теперь окончательно потерял уважение и к Виктории Николаевне, и к школе и едва ли не ко всей образовательной системы. Не смог толком сдержать судорогу, пробежавшую по его лицу, и по раскрасневшемуся лицу классной понял, что она заметила. Раскраснелась та не от смущения — не яблочками на щеках — а всем лицом разом, как бывает при резком подъеме давления у немолодых женщин. — Значит, у Лисы не было друзей, которые могли бы быть в курсе? — торопливо уточнил Игорь, несмотря на очевидность ответа. Женщина кивнула. И со сталью в голосе убежденно продолжила: — Я думаю, она бежала как раз от одноклассников. Знаете, когда человек сам… не адаптирован… он видит врагов во всех остальных. Другие это чувствуют и начинают относиться соответственно. И переезды со сменами семейного состава усугубляют стресс. Вот и результат. Игорь, не слова не говоря, поднялся. Виктория Николаевна без тени сомнения выдержала его недобрый взгляд. Он уже взялся за дверную ручку — когда заходил, по инерции прикрыл дверь — и развернулся. — Не могу утверждать, — начал он быстрее, чем ожидал, — но все равно уверен, что ваш взгляд на ситуацию несколько однобоко. В той, другой школе к ней постоянно приходили одноклассники, а летом она в первый же день завела друзей на чужой территории. Да и ее необщительность и неадаптивность, как вы выразились, проявляется только в этих стенах, требующих капитального ремонта и, возможно, более заинтересованных сотрудников! И поверьте, переезды случаются со многими людьми. Но далеко не все из них пропадают. Виктория Николаевна выслушала его без тени противоречия, с абсолютно пустым взглядом. «Как у коровы на лугу», — констатировал про себя Игорь, вышел из кабинета и зашагал к лестнице. На полпути его застал звонок, и коридор наводнился счастливыми передышкой учениками. Может, стоило попробовать найти десятый «Б» и поговорить еще и с одноклассниками, но Игорь горел желанием как можно скорее покинуть место, где о Лисе говорят так. И это педагоги… Старшеклассники-переростки расступались, как перед ледоколом, а Игорь не замечал их. Кажется, даже с ноги распахнул входную дверь. Потом он пожалеет о своих последних словах — они наверняка добавят лишних штрихов к семейному портрету для опеки — но сейчас пылал праведным гневом. — Еще бы у вас дети не сбегали, — зло буркнул он, выходя за уродливые кованые ворота. Виктория Николаевна, оставив класс писать самостоятельную, вышла в лаборантскую. Совершенно не беспокоясь тем, что предоставила детям полную свободу списывания. Во-первых, оценки не обязательно выставлять в журнал, во-вторых, работы можно и не проверять — кому они нужны в самом-то деле? Окно лаборантской как раз выходило во двор, и женщина разглядела злобно шевелящуюся спину. После бесед с родителями она всегда чувствовала себя уставшей, даже опека и ПДН не обладают такой способностью к откачке энергии. С отцами всегда сложнее, чем с матерями. В матерях еще теплятся зачатки уважения к учителям, или, возможно, женская солидарность. Отцы же вечно готовы разнести кабинет или нестись жаловаться. С отчимом Виктории Николаевне приходилось общаться впервые. Глядя на удаляющегося Игоря, она искренне понадеялась, что в последний. Что можно объяснить человеку, который не желает тебя слышать? Она, педагог, говорит ему, что у девочки были проблемы, а его интересует только, с кем она общалась. Какая сейчас разница? Думает что ли, что это в классе ее надоумили? Нужно было решать проблемы раньше. Наверное, он пришел, чтобы, обвинить во всем школу. Интересно, как он общается с женой? Судя по тому, как она вернулась обратно, — тот еще хлыщ. И еще чего-то хочет от обычного классного руководителя. Все чего-то от нее хотят. Игорь скрылся из вида, и Виктория Николаевна не без облегчения пошла обратно в кабинет — продолжать сеять разумное, доброе, вечное. Оставшись в одиночестве малознакомого района, Игорю оставалось только закурить. План разлетелся в тартарары, а на новый голова отказывалась соображать. Мир начал гудеть, стало неприятно подташнивать. Мимо вяло протащился старичок с собакой неизвестной породы. Глядя на его неспешную, иногда шаркающую походку, Игорь позавидовал. У этого мужчины все печали в прошлом. Жизнь, какой бы она не была, откатывается назад. Его уже ничего не волнует. В отличие от Игоря. А Лиска сейчас неизвестно где. Где? Но где-то ведь она есть! Игорь усилием воли заставил себя не прикидывать самые паскудные варианты, хотя такие, как назло, лезут в голову первее всех. Собрала вещи, значит, планировала. Просто психанула и у кого-то отсиживается. Ее классуха может иметь какое угодно мнение на этот счет — будь Лиса такой, какой видела ее та женщина, она никогда бы не решилась на побег. Точка. Где ты сейчас? Подай хоть какой знак… Докурив, Игорь двинулся в сторону Аниного дома. По дороге его кольнула робкая надежда, что у Аньки уже есть новости. Персикового цвета пыльца поблескивала у Ани на лице. Приглядевшись, Игорь заметил и чернее обычного ресницы, и поблескивание у нее на губах. — Ну, что? — нетерпеливо спросил он, не разуваясь. Аня отрицательно покачала головой. Игорь подавил вздох разочарования. — А ты как? — поинтересовался он. — Я? — Аня будто опешила. — Как я могу быть, Игорь? Игорю на плечи бухнулась тяжелая усталость. Внутри пустотой растягивалась беспомощность. Чтобы хоть чем-то помочь (или занять себя?) он пошел на кухню и включил чайник. Глаза невольно выцепили на полке большую кружку с преувеличенно счастливым желтым зайцем. Заяц лохматыми лапками обнимал букву «Л». Игорь поспешно опустил взгляд и старался без надобности больше его не поднимать. Аня зашла на кухню, облокотилась о холодильник и долго смотрела на него. — Спасибо, — после паузы сказала она. — Спасибо, что приехал. Не знаю, как бы я смогла тут одна. Игорь кивнул, пробормотал что-то вроде «о чем речь» и посмотрел в окно. День занимался по-осеннему золотой. Высокое, чистое небо, звенящий воздух и яркое, но уже не слепящее солнце. Совершенно неподходящая для хвори погода. У кого-то сегодня праздник. У кого-то просто беззаботный осенний день. А у кого-то… — Если честно, я от тебя такого не ожидала, — доверительно продолжила Аня. — Мне всегда казалось, что ты из таких стоиков, которые и себе-то не сопереживают, не то, что другим. Ты всегда такой закрытый… Игорь постарался задавить волну — не время сейчас спорить с расшатанной Анькой — и та, воодушевившись его молчанием, приняв его за согласие, продолжила уже смелее: — Я ведь знаю, чего ты боишься. Ты боишься близости. Боишься, что тебя обманут и над тобой посмеются. Но мир, знаешь, он добрее, чем ты думаешь. Нужно просто с благодарностью принимать то, что он дает. И больше любить людей… Игорь повернулся к Аньке и будто впервые ее увидел. Перед ним стояла усталая женщина, измученная жизнью и своими блужданиями в ней. Которая отчаянно пытается сохранить крупицы в устойчивости там, где по ее глубоким убеждениям, уже невозможно стоять. Анька слабая. Игорь осознал это без всякого осуждения. Слабая женщина, которая, как может, пытается показать себя сильной. С Игоря вмиг слетело желание противоречить даже в мыслях. До него с особой ясностью дошло, что подобные суждения — отчаянная попытка сохранить равновесие, стоя на вулкане. А если не имеешь возможности снять человека с вулкана, то не стоит и мешать ему делать то, что он пытается. — Наверное, ты права, — согласился Игорь. — Садись, чайник уже закипел. Тебе нужно поесть. Весь день Аня была тихой и покорной. Не спорила с Игорем, будто передав ему бразды правления собственной жизнью. Игорь несколько раз — днем и вечером — шел бродить по району. Официально — чтобы попытаться что-то выяснить, на самом деле — чтобы хоть немного придавить беспомощность. Стемнело по-осеннему рано. Как ни странно, Игорю стало спокойнее. Не хотелось себе признаваться, но за день он начал привыкать к мысли, что Лиска пропала. Сживаться, если говорить глобальнее. Он тягостно посмотрел на свой автомобиль, сиротливо стоящий за желтеющим кустом, и вернулся в подъезд. На Аньку, судя по заторможенным движениям, подействовали все ее успокоительные. Игорю она осоловело улыбнулась и ничего не сказала, когда он беспомощно покачал головой. Стало очень душно и неспокойно. Анька опустилась на диван и жестом пригласила Игоря присоединиться. — Знаешь, мне уже спокойно, — проговорила она и положила тяжелую голову ему на плечо. — Ты меня не бросишь, несмотря ни на что. Ты обо мне позаботишься. Я рада, что вышла за тебя замуж, Игорь. Ее ладонь легла ему на локоть. Потом скользнула на живот. И Игорь уловил ее отчетливое движение вниз. Игорь покосился на тумбочку — туда, где лежал Анькин мобильный. Его звонка очень не хватало в наэлектризованном воздухе. И Игорю пришлось выкручиваться самому. На ходу соврав, что слышит стук в дверь, он нырнул в коридор. — Странно, никого нет, — сообщил Игорь, распахнув дверь и для видимости высунувшись на лестничную клетку. — Дети иногда балуются, — Анька тоже выскочила в коридор, тревожно вглядываясь в тусклый свет за дверью. Игорь почувствовал себя обманщиком. — Ань, я тут подумал, — выпалил он. — Вдруг Лиса туда, ко мне приедет? Мало ли… Так что мне лучше поехать к себе.