Уже в кабинете, попросив у секретарши два чая и вазочку с печеньем, Валлиус продолжил: — Понимаешь, существует такое правило… Любой потерявший память должен иметь опекуна. Опекуном кроме родственника может стать любой человек, который имеет над больным какую-то… скажем так — власть. Я практически уверен, что этим озаботится Арчибальд, как только вернётся в столицу — он Альго, имеет право. Но также таким правом обладаем и мы с тобой. Я — как куратор Эн и её начальник, ты — как ректор университета, в котором она числится аспиранткой. Что думаешь? Арманиус, нахмурившись, лихорадочно рассуждал. Удивительно, что Валлиус вообще вспомнил об этом, но если бы не вспомнил, Берт бы и не догадался о подобном правиле. Логично, ведь потерявший память приравнивается к ребёнку, а у ребёнка должны быть либо родители, либо опекун. И речь сейчас шла не о формальной бумажке, а о том, куда отправится Эн после выписки в случае, если память так и не вернётся. Думать об этом не хотелось, но подумать было необходимо. — Ты считаешь, ей будет плохо у тебя дома, Йон? Она же, наверное, была в гостях… — Была, — кивнул главврач, — и неплохо ладит со всей моей семьёй. Но… обедать она сегодня позвала не меня, а тебя. — Да, и я не очень понял, почему. Валлиус посмотрел на него почти с жалостью. — Ты иногда тупишь ну просто как ржавый ножик, Берт. Ладно, забудь. Я думаю… — Нет, погоди, — Арманиус заинтересованно подался вперёд. — Что ты имеешь в виду? Я хочу понять. Брайон закатил глаза. — У Эн пропала только память. Память, но не чувства. Чувства невозможно уничтожить извне, только изнутри. И она продолжает хорошо относиться к нам не потому что превратилась в ребёнка, а потому что это идёт изнутри неё. Берт несколько мгновений молчал. — Ты хочешь сказать, что… — произнёс он медленно. — Что… — Ну? — в глазах Валлиуса впервые за этот день появилось вселенское ехидство. Мысль была настолько невероятной, что Берт даже не мог её озвучить. — Я нравлюсь Эн? — Не-а, — ответил Брайон весело. — Она тебя, гада, ненавидит. И сегодня очень чётко это показала, предложив накормить кашей. Арманиус, наверное, улыбнулся бы, но сил хватило только на то, чтобы дёрнуть губами. — Короче говоря, оформляй опекунство ты. Ко мне в гости, если что, ты её и так пустишь. Я не хочу, чтобы Арчибальд посадил Эн в золотую клетку. — Ты думаешь, он способен? — Нет, ничего аморального он не сделает, конечно. Просто поселит в каком-нибудь доме за городом, приставит сиделок и врачей. И кстати… — Валлиус усмехнулся. — Ни за что в жизни он не пустит к ней тебя. Это оказалось решающим аргументом. — У меня нет с собой документов на ректорство. Я сейчас тогда домой, за ними, а потом к вашему юристу. — Давай, — кивнул Брайон и, склонившись над какими-то документами, пробурчал: — А то, понимаешь, недостойная… Арманиус встал — голова вновь закружилась — и, направившись к выходу из кабинета, сказал, сам не понимая, зачем он говорит это именно Валлиусу и именно сейчас: — Я тогда ошибся. — Ничего-ничего, — донеслось в спину ласково-ехидное. — Тогда — это дело прошлое. Главное, чтобы ты не ошибся сейчас, Берт. Оказалось, легко сказать, но трудно сделать. Арманиус, привыкший к тому, что находить дома всё необходимое помогает родовая магия, потратил с пару часов, роясь в библиотеке в поисках официального договора с подписью императора. Злился, ругался, бухтел, проклиная сам себя — развёл бардак в доме! — но в итоге всё-таки нашёл. И ещё через пару часов, шатаясь от усталости, вышел из кабинета госпитального юриста, держа в руках бумажку, где было указано, что именно он является опекуном Эн Рин до момента восстановления её памяти. Валлиус подмахнул эту бумажку, даже не читая, и саму Эн уговаривать не пришлось — она только сказала: «Ты, Берт? Конечно!» — и сразу поставила в углу невнятную закорючку. Писать и читать она теперь тоже не умела. Но помнила, как пользоваться столовыми приборами, есть и ходить в туалет — то есть, не была совсем уж беспомощной. Как так может быть, Арманиус не понимал, но он ведь и не врач. Хотел задать этот вопрос Валлиусу, но осознал, что больше не в силах ни с кем разговаривать, сидеть и в целом находиться в вертикальном положении. Заказал магмобиль, вернулся домой, поднялся на второй этаж, в спальню, рухнул на постель, не раздеваясь, не поужинав и не снимая покрывала, и забылся тяжёлым вязким сном. Во сне был туман, в котором Берт бродил и бродил, не понимая, куда нужно идти и что делать. Он клубился вокруг, белёсый и неприятный, лизал ладони холодом, и почему-то казалось, что его непременно нужно рассеять. Почему, зачем?.. «Там, в этом тумане, Эн, — осенило вдруг Арманиуса. — Если смогу рассеять, спасу её». Во сне он совершенно забыл о том, что не способен творить магию. Вытянул руку и отправил в окружающее пространство луч света… … И взвыл от резкой, словно удар ножом, боли в ладони. Прижал её к груди, окончательно приходя в себя и ощущая, как колотится сердце, разгоняя горячую, будто пламя, кровь по ледяному телу. Никакого тумана вокруг не было, он по-прежнему лежал в собственной постели. Но что-то всё-таки было не так… Секундой спустя Берт понял, что именно. Он уже успел привыкнуть к тому, что ощущает сломанный контур, но никогда раньше он не ощущал, как по нему проходит магия. И то, что он принял изначально за ток крови, на самом деле было маленьким ручейком живой магии. В голове вдруг зазвучал тихий голос Эн, зачитывающий ему строчки из её инструкции, оставленной в тетради. «Кризисный момент или, как я его называю, точка невозврата — первая магическая искра. Как только вы получите искру, прогресс будет уже не остановить». Арманиус расслабил руку, которую прижимал к груди и, вытянув её перед собой, слабым усилием воли попытался зажечь огонёк. Пальцы вновь закололо, боль поднялась по руке до плеча… а потом над ладонью появилась крошечная точка пламени. Такая маленькая, что он мог бы и не разглядеть её, если бы в спальне было светло, но вокруг стояла полнейшая темнота. А потом она начала расти, и по размеру превратилась в пламя свечи. Но росла и боль, и Берт сжал ладонь, гася искру и откидываясь на подушки. Сердце колотилось, как бешеное, на лбу выступил пот, но никогда в жизни он не был настолько рад. — Защитник… Энни, мне так жаль, что ты не можешь разделить это со мной… Он вспомнил, как она прыгала по библиотеке, заставив светиться его магический контур, и улыбнулся, одновременно с этим обещая и Эн, и себе, что вернёт ей память во что бы то ни стало. ГЛАВА ТРЕТЬЯ Проснувшись утром, Арманиус ощутил такой страшный голод, что чуть было не начал грызть собственную подушку. Вскочил с постели, чувствуя колоссальный подъём сил одновременно с желанием поесть — магия по-прежнему циркулировала по контуру тончайшим и практически невидимым ручейком — и поморщился, вспомнив, что именно сегодня ночью праздник перемены года. А у него ни ёлки, ни подарков, да и какой уж тут праздник, когда Эн в больнице? Берт заказал завтрак в «Омаро», как обычно, поел в библиотеке, и уже собирался отправляться в госпиталь на процедуры, когда в дверь позвонили. На мгновение захотелось поверить, что это может быть Эн, и Арманиус усмехнулся собственным глупым мыслям. Конечно, это оказалась никакая не Эн, а дознаватели. Точнее, один дознаватель. Берт, зная, что обычно они ходят парами, немного удивился, но, рассмотрев посетителя, ступившего на ковёр прихожей, понимающе кивнул — этот имеет право ходить один куда угодно. Хотя логичнее было бы вызвать в комитет его самого, но видимо, хотелось увидеть «место преступления» — то есть, место работы Эн у Арманиуса. К нему пожаловал сам Гектор Дайд — глава столичных дознавателей. Берт хорошо знал его в лицо — все знали — но никогда не общался лично. Высокий худощавый мужчина с холодными, словно ледяными голубыми глазами, один из которых был искусственным, длинным и крючковатым птичьим носом, узким лицом и короткими светлыми волосами — красивым Гектора Дайда назвать было сложно. Блестящий маг, пробившийся из низов, он был настоящим фанатом своего дела и всех подчинённых держал в ежовых рукавицах. От одного из знакомых дознавателей Берт слышал, что сослуживцы говорят про Дайда: «Сам не будет и другим не даст», а когда их спрашивают, что именно он не будет, отвечают: «Отдыхать, конечно!» — Доброе утро, айл Дайд, — поздоровался Арманиус, наблюдая, как Гектор снимает чёрное пальто и остаётся в тёмно-зелёной форме дознавателей. В ней он был похож на длинную зелёную змею. — Вешайте одежду и проходите. Будете чай или кофе? — Нет, — сказал, как отрезал, проигнорировав «доброе утро». Берт слышал, что Гектор вообще избегает лишних слов. Арманиус подождал, пока посетитель поднимется по лестнице, а потом проводил его в библиотеку. Усадил в кресло, сам опустился на диван и, остро ощущая нехватку чашки с недопитым кофе, проговорил: — Слушаю вас, айл Дайд. — Меня просил заняться этим делом лично его высочество Арчибальд, — произнёс Гектор голосом, похожим на скрип несмазанной тележки. Болеет, что ли? — Речь идёт о деле Эн Рин, разумеется. — Я понял. Дайд прищурился, изучая Арманиуса явно магическим зрением. — Такое впечатление, что по вашему сломанному контуру магия всё-таки двигается, — сказал он медленно и нахмурил светлые, почти невидимые брови. — Или мне кажется? — Не кажется. Она начала двигаться сегодня ночью, — пояснил Берт и замер от удивления, когда Гектор резко заявил: — Плохо. — В каком смысле? — Это одна из моих рабочих версий. Покушение на Эн Рин могло быть совершено из-за вас, архимагистр. — Я понимаю. — Вряд ли. Теперь, увидев, что цель не достигнута, преступники могут попытаться убрать вас. И вместо одной беспамятной мы получим еще и ваш труп. Прямолинейно. — Могли бы сразу начать с меня и не трогать Эн.