— Романтично, — пробормотала Эн негромко, и лицо её при этом совсем не было романтичным — мысли явно витали где-то очень далеко от свадьбы Арена. И поглядывала на Берта она периодически настороженно, с опаской, словно ждала, будто он что-то выкинет прямо сейчас. После Арманиус всё-таки нашёл то, о чём мечтал — маленькую пекарню, где уже начали печь традиционные для Дня Альганны пироги, и их сладкий запах разносился по помещению, щекоча ноздри и вызывая непроизвольное слюнотечение. Берт купил несколько — с грибами, капустой и вишней, — а ещё большой чайник с чаем, и они с Эн долго сидели за столиком возле витрины, глядя на снегопад и людей, снующих по площади. Они бегали туда-сюда, кто-то даже падал, и на это всё с высоты собственного положения смотрел старый дворник с полулысой метлой. Он подметал площадь без всякой магии уже несколько десятков лет, и был практически такой же местной достопримечательностью, как храм Защитника и статуя Алаистера Альго — первого императора Альганны. А потом, чуть отойдя от съеденного, они вновь отправились гулять — и почти сразу наткнулись на небольшой оркестр, играющий заводную мелодию. Перед оркестром располагался деревянный настил, по которому кружились парочки самого разного возраста, от детей до пожилых людей. — Пойдём? — спросил Берт и взял Эн под руку, намереваясь запрыгнуть на настил. — Но… — Ничего-ничего, — сказал он, смеясь, — я тоже не умею танцевать. И, поверь мне, остальные танцующие не опытнее нас. Поначалу она смущалась, но это продолжалось недолго — со всех сторон подбадривали громким смехом и аплодисментами, и через пару минут Эн уже хохотала и кружилась в танце, широко и искренне улыбаясь Берту. Защитник, как же жаль, что скоро всё кончится… И жаль, что у Геенны нет эффекта «Иллюзиона», забирающего боль от невозможности исполнения желаний. Домой они с Эн вернулись поздно вечером — и настроение сразу изменилось. Исчезла расслабленность, сменившись напряжённостью, и Эн вновь стала настороженной, подобравшейся, как сторожевая собака. Но видимо, прошедший день придал ей смелости, потому что сразу после вечернего чаепития — без пирогов, они уже не влезали, — она спросила: — Что ты задумал, Берт? Я по лицу вижу — ты что-то задумал. Пожалуйста, не нужно… — Не беспокойся, — перебил он её. — И не думай ни о чём. Пойдём, я провожу тебя, пора уже спать. Эн знакомым упрямым жестом вскинула голову и закусила губу. — Расскажи мне, что ты задумал, — проговорила она твёрдо и встала с дивана, опираясь на его руку, — а я уже решу, стоит мне беспокоиться или нет. Берт улыбнулся. Упрямая девочка. Защитник, как же жаль… — Не расскажу, — ответил он почти весело, выходя из библиотеки. Эн шла чуть впереди, и Арманиусу казалось, что она вся напряжена вплоть до затылка. — Я тоже умею упрямиться, не только ты. Он пытался перевести всё в шутку, но Эн этого не хотела. — Пожалуйста, не нужно геройствовать, — сказала она, когда они подошли к двери её спальни. — Пожалуйста, не нужно. Если с тобой что-нибудь случится, я всю жизнь буду мучаться, Берт. Пожалуйста… «Ты об этом просто не вспомнишь. И не узнаешь никогда». — Не волнуйся. Не случится. Её взгляд метался по его лицу, словно пытаясь найти там признаки лжи. Но Берт еще ни разу в жизни не лгал так вдохновенно, сам до глубины души веря в то, что говорит. — Обещай. — Что?.. — Обещай мне, что с тобой ничего не случится. Защитник… опять… и сейчас это уже сложнее. Но… какая разница? Она ведь не вспомнит, что он солгал. — Обещаю. У Эн изнутри как будто вытащили стальную пластину — она, поверив его обещанию, резко выдохнула и разом расслабилась. Даже улыбнулась, глядя ему в глаза, и Берт, невольно посмотрев на её губы, понял, что не сможет сдержаться. Не сейчас, не теперь, когда он знает, что скоро, совсем скоро, всё кончится. Он сделал шаг вперёд — скорее, пока не передумал, понимая, что этим убивает сам себя, — и наклонился к лицу Эн, и коснулся своими губами её губ. Он хотел сделать это быстро, но не получилось. Удовольствие оказалось слишком сильным, и Берт положил ладони на талию девушки, прижимая её к себе как можно теснее, ближе, и почти умирая от ощущения её ладоней на своих плечах, и неумелого отклика, с которым Эн отвечала на его поцелуй. Из быстрого и краткого он превратился в долгий и глубокий — такой, от которого теряют дыхание… и запоминают на всю жизнь. — Берт… Не уходи, — шептала Эн, и он думал: интересно, она понимает, о чём именно просит? — Не уходи, прошу… Останься… — Я не могу, — он попытался отстраниться, но Эн вцепилась в его рубашку, вновь притягивая к себе. — Останься… Что ты хочешь?.. Я всё сделаю… Всё, что хочешь… Только останься… Тело отозвалось на эти слова сладостной истомой, предвкушением чего-то удивительного и настоящего. И разум шептал, вторя Эн: «Подумаешь, память… Появится новая… Зато она будет с тобой… В этой жизни она выберет тебя». — Берт… Он в последний раз поцеловал её, открывая дверь спальни, выдохнул быстрое «Доброй ночи» — и завёл Эн внутрь, сам оставшись снаружи и закрывая комнату при помощи родовой магии. До утра Эн не выберется, да и не нужно. Всё равно это утро никогда не настанет. Через полчаса Берт построил пространственный лифт и перенёсся на север, в максимально возможную по близости к Геенне точку. Слишком близко к ней переноситься было нельзя — Геенна мешала нормальной работе пространственных лифтов, можно было распылиться в процессе. Здесь, примерно в километре от неё, только начинал чувствоваться жар. Как ни странно, но этот огонь обжигал лишь в непосредственной близости, и жители близлежащих деревень вовсе не страдали от невыносимой жары, даже наоборот — зимы у них были гораздо морознее, чем на юге, где Геенны не было. Последний километр Берт шёл пешком, и когда ему стало жарко — скинул почти всю одежду, оставшись в одних штанах и ботинках, и зажёг в себе архимагистерское пламя. С ним было не так жарко, да и зайти в Геенну можно только так — сгорая в огне самому. Пламя приближалось, но страха Берт не ощущал — скорее, желание, чтобы всё поскорее кончилось. И прибавлял шагу. Никогда в жизни он не был к Геенне настолько близко, но выяснилось, что в этом нет ничего особенного — просто жарко до невыносимости и глаза слепит. Когда пламя оказалось на расстоянии вытянутой руки, Берт застыл на пару секунд, размеренно дыша и пытаясь не думать ни о чём, кроме поставленной задачи. «Выбирая дорогу, не отступай, — вспомнил он вдруг слова своего отца. — И иди, пока можешь, не предавая цели». В последний раз вдохнув окружающий воздух, раскалённый, пахнущий пеплом и смертью, Арманиус вошёл в Геенну. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ВОЗВРАЩЕНИЕ ГЛАВА ПЕРВАЯ В Грааге сегодня было особенно снежно. Казалось бы, ничего удивительного, ведь всего через две недели — праздник перемены года, но в последнее время природа не была щедра с нами на снег. Хорошо, что сегодня она смилостивилась и решила присыпать столичные улицы свежей белой пудрой, отчего они стали похожи на вкусный пряничный торт. Да и в воздухе, по правде говоря, уже пахло пряниками, особенно когда я проходила мимо кофеен и пекарен с украшенными витринами. Повсюду царила атмосфера приближающегося праздника, но мне сейчас было не до него. Накануне настроение резко скатилось до нуля, когда вызвавший меня к себе Брайон Валлиус, главный врач Императорского госпиталя, заявил: — Эн, я прошу тебя заняться восстановлением энергетического контура архимагистра Арманиуса. Ты же в курсе, он… — Да, — я кивнула, ощущая, как сердце упало куда-то в пятки, — я в курсе. Вся больница была в курсе, и не только больница — вся столица. В курсе того, что архимагистр Бертран Арманиус чуть не погиб на севере, защищая нас от демонов Геенны. И спас пятнадцать архимагов — весь свой отряд охранителей, — которые были с ним в тот день. — Он не желает больше лежать в стационаре, невзирая на тяжелое состояние. Ты знаешь, характер у него не сахар… А сейчас и подавно. Хирурги его там залатали, как могли, но ходить он пока не может, и видит плохо, и ожоги прошли не до конца. А уж что с контуром… Никогда в жизни я такого не видел, Энни. Не уверен, что… Но ты посмотри. — Как? Если он не желает лежать в стационаре? — Сходи к нему домой. Просто так он тебя не пустит, сделаем тебе удостоверение медсестры и дадим высшую магическую медицинскую категорию. — Брайон, вы авантюрист. Не пустит? Я же врач. — Ты стажёр, кроме того, с очень слабым даром. Берт сейчас и так на грани жизни и смерти, не нужно его шокировать еще и тем, что в моей больнице работают такие врачи. Хотя… почему я говорю о тебе во множественном числе… Я рассмеялась — но смешно мне на самом деле не было. По сути, я имела право отказать — раз архимагистр не находится в стационаре терапевтического отделения, я не обязана его лечить. Но… во-первых, я единственный врач, занимающийся в данный момент методикой восстановления энергетического контура, а во-вторых — я обязана Арманиусу жизнью. Значит, нужно помочь. Поэтому я согласилась. И теперь стояла напротив его дома, чёрного и мрачного, и дышала, сцепив зубы и стараясь успокоиться. Ну же, Эн… Ты сильная девочка. Ты сможешь. Оставь позади все чувства и предрассудки, иди к нему, как к обычному больному. Захотелось рассмеяться. К обычному больному… Всё, что относилось к Бертрану Арманиусу, не было для меня обычным с тех пор, как мне исполнилось восемь лет. Нет, не думай об этом. Просто иди и делай то, что должна делать. Всё равно у тебя нет другого выхода.