Спустившись вниз, Адам застал тетю Джейн в гостиной. Она была полностью одета и укладывала в рюкзак термос и кружки. Видимо, поднялась к нему уже одетой, замаскировав готовность халатом. Дэлглиша насторожило, что визит Брайса не был неожиданным; похоже, Сильвии Кедж грозила более серьезная опасность, чем он предполагал. Брайс, нарядившийся в тяжелый дождевой плащ почти до пят и зачем-то напяливший сверху непромокаемую куртку, стоял посреди комнаты, блестел, как мультипликационная реклама сардин. Он прижимал к груди моток тяжелой веревки и вообще выглядел как человек, готовый действовать. — Если надо пуститься вплавь, дорогой Адам, то это занятие придется доверить вам. С моей астмой, увы, никак… — Брайс покосился на Дэлглиша и, решив, что недостаточно пал в его глазах, добавил: — К тому же я не умею плавать. — Разумеется, — тихо отозвался Адам. Неужели Брайс полагает, что в такую ночь кто-то бросится в воду? Но спорить было бессмысленно. Дэлглиш чувствовал, что его вовлекают в безумную затею, но не хватало духу воспротивиться. — Селию и Элизабет я вызывать не стал, — продолжил Брайс. — К чему столпотворение? Кроме того, проезд залило, и им все равно не добраться. А вот Лэтэма я попробовал заполучить, но его не оказалось дома. Значит, придется справляться самим. Отсутствие Лэтэма его не озадачило. Дэлглиш не стал задавать вопросов: проблем хватало. Но какие дела возникли у Лэтэма в такую ночь? Неужели весь Монксмир сошел с ума? Свернув с улочки на пересеченную местность, они были вынуждены тратить силы на то, чтобы просто двигаться вперед, и Адам перестал ломать голову над загадкой Лэтэма. Держаться прямо было невозможно, приходилось гнуться в три погибели, пока боль в мышцах ног и живота не принуждала их падать на колени и, упираясь ладонями в землю, восстанавливать дыхание и энергию. Впрочем, ночь оказалась не такой холодной, как боялся Дэлглиш, дождь стих, и их мокрые лица высохли. Время от времени появлялась возможность укрыться среди кустов, где ветер не так валил с ног, и двигаться легко, как бесплотные тени, в теплой темноте, пахнущей свежей травой. Покинув последнее зеленое укрытие, они увидели на фоне моря «Прайори-Хаус». Во всех окнах горел свет, и дом походил на большой корабль, бросающий вызов буре. Брайс увлек своих спутников обратно в кусты и крикнул: — Я предлагаю, чтобы мисс Дэлглиш позвала на помощь Синклера и его экономку! Похоже, им тоже не спится. К тому же нам понадобится длинная прочная лестница. Лучший план такой: вы, Дэлглиш, поскорее перейдете через Таннерс-лейн, если вода не будет слишком высокой, и подберетесь к дому. Мы найдем брод и тоже приблизимся к дому, но с северной стороны. Надо будет перебросить вам лестницу. Не дослушав его неожиданно четкий и продуманный план, мисс Дэлглиш молча зашагала к «Прайори-Хаусу». Дэлглиш, которому без его согласия досталась героическая роль, стоял, пораженный происшедшей с Брайсом переменой. Тому явно была присуща скрытая тяга к действию. Даже его претенциозность исчезла. У Адама возникло новое, не такое уж неприятное чувство, что им командует ответственный человек. Он пока не был уверен в существовании настоящей опасности, но в случае чего план Брайса был совсем неплох. Но при взгляде на коттедж «Дубильщик» с южной, безопасной кромки Таннерс-лейн стало ясно, что опасность не преувеличена. Под скачущей от облака к облаку луной проулок белел клокочущей пеной, уже покрывшей садовую дорожку и подбиравшейся к двери коттеджа. На первом этаже горел свет. Приземистый уродливый кукольный домик показался им сейчас одиноким, находящимся под угрозой уничтожения. Но Брайс, казалось, счел положение не таким безнадежным, как представлял его раньше. — Пока еще мелко! — крикнул он Дэлглишу в ухо. — Вы переберетесь на ту сторону при помощи веревки. Я опасался худшего. Вероятно, это уже максимальный подъем воды. Значит, опасность не так велика. Но вам все же лучше не медлить… — Можно было подумать, что он разочарован. Вода оказалась обжигающе холодной. Дэлглиш ждал, что будет холодно, но не так: у него перехватило дыхание. Он скинул дождевик, пиджак и остался в брюках и джемпере. Одним концом веревки Адам обвязал себе пояс, другой закрепил на стволе деревца. Теперь Брайс осторожно, дюйм за дюймом, отпускал веревку. Поток уже достигал подмышек, и Дэлглишу приходилось прилагать усилия, чтобы устоять. Иногда он оступался, и тогда начиналась отчаянная борьба, чтобы не ухнуть в воду с головой: Адам бился на веревке, как пойманная на крючок рыба на леске. Плыть, преодолевая сатанинский напор, значило бы рисковать жизнью. Когда он добрался до двери дома и припал к ней спиной, на первом этаже еще горел свет. У его ног крутились буруны, поднимавшиеся с каждой волной все выше. Стараясь отдышаться, Адам подал Брайсу сигнал отпустить веревку. Мешковатая фигура на дальнем берегу воодушевленно замахала руками, но не прикоснулась к привязанной к дереву веревке. Наверное, эта жестикуляция была всего лишь поздравлением Дэлглишу, достигшему цели. Адам проклял свое легкомыслие: следовало договориться обо всем с Брайсом заранее. Перекрикиваться сейчас было невозможно. Чтобы он не остался в этом нелепом положении, привязанным к дереву, Брайс должен был размотать веревку. Адам развязал свой узел и уронил веревку к ногам, после чего Брайс принялся энергично сматывать ее. Ветер немного стих, но из дома не доносилось ни звука, ответа на его оклики не последовало. Адам толкнул дверь, но она не поддалась — ее подперли изнутри. Он налег сильнее и почувствовал, что помеха отодвигается, словно тяжелый мешок пополз по полу в сторону. Дверь приоткрылась достаточно широко, чтобы Адам протиснулся в щель и увидел, что ему мешал войти не мешок, а Оливер Лэтэм. Лэтэм рухнул поперек узкого коридора и загородил собой дверь в спальню, голова лежала лицом вверх на нижней ступеньке лестницы. Выглядело это так, будто бы он ударился головой о перила. Из глубокой раны за левым ухом сочилась кровь, другая рана зияла над глазом. Дэлглиш наклонился к нему. Он был жив и уже пришел в сознание. От прикосновения Дэлглиша Лэтэм застонал и свесил голову набок. Его стошнило, серые глаза распахнулись и после безуспешной попытки сфокусироваться опять закрылись. Дэлглиш оглядел залитую светом гостиную и увидел сидящую на диване женскую фигуру. Под черной шапкой волос мертвенно бледнел овал лица, на котором горели огромные черные глаза. Они пристально, вопросительно смотрели на него. Вода, уже хлынувшая волнами на пол, ничуть ее не интересовала. — Что произошло? — спросил Дэлглиш. — Он пришел убить меня, — последовал тихий ответ. — Я воспользовалась своим единственным оружием — бросила в него пресс-папье. Падая, он ударился головой. Наверное, я убила его. — Он выживет, — отрезал Дэлглиш. — Ничего страшного. Но мне придется оттащить его наверх. А вы оставайтесь на месте. Не вздумайте двигаться. Я за вами вернусь. Она чуть заметно передернула плечами и спросила: — Почему не переправиться через улицу? Вы же так сделали. — Потому что вода уже дошла мне до подмышек и прибывает с ужасной силой, — жестко ответил Дэлглиш. — Я не могу плыть, таща за собой женщину-калеку и мужчину на грани обморока. Нет, только наверх! Если понадобится, вылезем на крышу. Он присел и приподнял Лэтэма, подпирая его плечом. Лестница была крутая, тускло освещенная и узкая, но сама эта узость являлась преимуществом. Взвалив Лэтэма себе на плечи, Адам сумел уложить его ногами и шеей на перила и так втащить наверх. На их счастье, лестница не изгибалась. Наверху он нащупал выключатель, и верхний этаж залило светом. Адам помедлил, припоминая, где находится световое окно. Распахнув дверь слева, он опять стал шарить ладонью по стене. На поиск выключателя ушло несколько минут. Стоя в двери, удерживая Лэтэма левой рукой и ощупывая стену правой, он уловил запах этой комнаты — затхлый, сладковатый, будто что-то где-то протухло. Наконец Адам включил свет и увидел комнату, освещенную голой, без абажура, лампочкой, свисающей из центра потолка. Это была, без сомнения, спальня миссис Кедж — в том виде, в каком та содержала ее, когда спала здесь. Мебель тяжелая и уродливая, огромная застеленная кровать занимала половину комнаты. Пахло сыростью и гнилью. Аккуратно опустив Лэтэма на кровать, Дэлглиш поднял голову. Он не ошибся: световое окно находилось тут — маленький квадратик, в который виднелась превратившаяся в реку улица. Покидать коттедж пришлось бы через крышу. Он вернулся в гостиную за девушкой. Вода доходила ему уже до пояса, она ждала его, стоя на диване и держась за каминную полку. Дэлглиш заметил пластиковый пакетик, который она повесила себе на шею, — видимо, в нем лежало нечто ценное. Когда он вошел, она оглядела комнату, будто проверяя, не забыла ли захватить что-либо еще. Он добрался до нее, чувствуя напор воды даже в этом замкнутом пространстве и гадая, долго ли продержится фундамент. Хотелось успокоить себя мыслью, что в прошлые наводнения дом выстоял. Но волны и ветер непредсказуемы. Возможно, в былые годы вода поднималась еще выше, но нынче стихия, похоже, разгулялась, как никогда. Подбираясь к ждущей его девушке, Адам слышал, как сотрясаются стены. Подойдя, он молча взял ее на руки. Она оказалась на удивление легкой. Тяжелые ножные протезы тянули вниз, но туловище у нее было совсем невесомое, какое-то бескостное, даже бесполое. Тем страннее было случайно нащупать ребра и высокую упругую грудь. Сильвия безвольно лежала у него на руках, позволяя ему тащить ее по узкой лестнице наверх, в комнату матери. Внезапно он вспомнил про ее костыли и смутился, ему было неудобно о них упоминать. Словно читая его мысли, она сказала: — Простите, как же я запамятовала? Они стоят у каминной полки. Это означало новое путешествие вниз, избежать которого было невозможно. Подняться по узкой лестнице с девушкой на руках и с костылями под мышкой нельзя. Адам уже подносил ее к кровати, когда она, увидев скорчившегося Лэтэма, с неожиданной яростью крикнула: — Нет, не сюда! Не на кровать! Он осторожно опустил Сильвию на пол, и она привалилась к стене. На мгновение их глаза оказались на одном уровне, и они молча уставились друг на друга. Дэлглишу показалось, будто за это мгновение Сильвия попыталась сообщить ему что-то, в ее черных глазах мелькнуло предостережение или призыв — он так и не сумел разобраться, что именно. Найти костыли не составило труда. В гостиной вода уже захлестнула каминную полку, и, спустившись, Дэлглиш увидел, как костыли плывут через дверь гостиной. Он поймал их за покрытые резиной перекладины для рук и подтянул к перилам. Когда он поднимался по лестнице, огромная волна снесла входную дверь и швырнула костыли к его ногам. Тумбу перил своротило, она закрутилась в водовороте и разбилась в щепки о стену. На сей раз сомнениям не было места: Адам почувствовал, как дом содрогается снизу доверху. Световое окно находилось в десяти футах над полом, и вылезть в него можно было, только на что-то встав. О том, чтобы сдвинуть с места тяжеленную кровать, и речи быть не могло, зато рядом с ней оказалась нужная вещь — крепкий комод, который Дэлглиш и установил под световым окном. — Если вы сумеете вытолкнуть меня наверх первой, я помогу… с ним. Сильвия покосилась на Лэтэма. Тот сел на край кровати и подпер руками голову. Он громко стонал. — У меня сильные руки и плечи, — произнесла она и как бы с мольбой протянула к нему свои изуродованные костылями руки. Собственно, план Дэлглиша в этом и заключался, и самой сложной его частью являлась как раз отправка Лэтэма на крышу. Без помощи Сильвии это вряд ли могло получиться. Пыльное световое окно затянулось паутиной, и на первый взгляд могло показаться, что его будет трудно открыть. Но Дэлглиш, постучав по раме, услышал треск гнилой древесины. Он толкнул посильнее, рама откинулась — и тут же канула в ночь, сорванная и унесенная ураганом. Ночь ворвалась в затхлую комнатушку свежестью и холодом. В следующий момент погас свет, и они увидели, как со дна колодца, серый квадратик штормового неба и ныряющую в тучи луну. Лэтэм, шатаясь, потащился к ним через комнату. — Что за чертовщина? Почему не стало света? Дэлглиш принудил его снова опуститься на кровать. — Сидите, надо беречь силы, они вам пригодятся. Нам придется выбраться на крышу. — Вы как хотите, а я останусь здесь. Пришлите мне врача. Мне нужен врач! Моя голова… Позволив ему предаваться слезливой жалости к себе сидя на кровати, Дэлглиш вернулся к Сильвии. Подпрыгнув, он схватился за внешнюю раму светового окна и подтянулся. Адам помнил, что конек шиферной крыши находится в нескольких футах, но крыша оказалась круче, чем он ожидал, а дымоход — возможная защита и опора — торчал футах в пяти левее. Снова спрыгнув на пол, он сказал Сильвии: — Попробуйте сесть на крышу верхом и прижаться спиной к трубе. Если почувствуете себя нетвердо, не шевелитесь и ждите меня. После того как мы с вами выберемся, я справлюсь с Лэтэмом, но вы должны будете помочь мне вытянуть его наружу. Я просуну его в окно, когда вы как следует усядетесь. Будете готовы — крикните. Вам нужны костыли? — Да, — спокойно ответила она. — Я зацеплю их за конек, они могут пригодиться. Адам поднял ее, держа за железные скобы, охватывавшие ноги от бедер до лодыжек. Благодаря им он без особенного труда отправил Сильвию на самый верх, на конек крыши. Она вцепилась в него, перебросила одну ногу, пригнулась, борясь с неистовством ветра, так рвавшего ей волосы, словно вознамерился оскальпировать ее. Последовал кивок — знак готовности. Сильвия наклонилась и протянула руки. В этот момент Адам уловил предостережение, безошибочный инстинкт, сигнализировавший об опасности. Это было такой же частью его оснащения детектива, как умение обращаться с оружием и чутье на насильственную смерть. Инстинкт раз за разом спасал его, и он полагался на него без лишних раздумий. Спорить и анализировать не было времени. У них троих был единственный путь к спасению — на крышу. Но Адам знал, что Лэтэму и Сильвии нельзя оставаться наедине. Отправить Лэтэма на крышу оказалось сложной задачей. В нем едва теплилось сознание, и даже хлынувшая в спальню вода не служила сигналом опасности. Он умолял об одном — чтобы ему позволили зарыться в подушки и бороться с головокружением лежа. Но кое-какую помощь самому себе он мог оказать. Мертвым грузом Лэтэм, к счастью, не был. Дэлглиш разулся сам, разул Лэтэма, поставил его на стул и поднял в окно. Когда Сильвия схватила его под мышки, Дэлглиш, не отпуская раненого, поспешил вылезти сам и сел, свесив ноги, спиной к бурному потоку внизу. Вместе они вытянули человека, находившегося в полуобморочном состоянии, на крышу, заставили его ухватиться за конек. Только тогда Дэлглиш вылез и растянулся на коньке. Сильвия убрала руки, схватила костыли и с их помощью подползла к дымоходу. Но стоило Дэлглишу отпустить Лэтэма, как она нанесла удар. Это произошло так неожиданно, что он не заметил толчок ее ног в стальных латах. От удара железом по пальцам Лэтэм выпустил конек крыши и заскользил вниз. Дэлглиш успел поймать его за запястья. Выдержать рывок от тела, повисшего над ревущей бездной, было невозможно, однако он выдержал его. Последовали новые удары — теперь Сильвия била по рукам самого Дэлглиша. Руки онемели, боли он не чувствовал, но тепло хлынувшей крови подсказало, что так она сломает ему кисти, и тогда он Лэтэма не удержит. После этого настанет его черед. Она удобно опиралась на дымоход и была вооружена костылями и своими проклятыми железными скобами. Увидеть их никто не мог: они находились не на той стороне крыши, да и ночь была темная. Случайным зрителям они показались бы просто скрюченными силуэтами на крыше. Когда его и Лэтэма найдут без признаков жизни, все повреждения на трупах объяснят падением и скоростью потока. У Адама оставался единственный шанс — позволить упасть Лэтэму. Сам он, наверное, сумел бы отнять у нее костыли. Возможность выжить еще оставалась, и неплохая. Но Сильвия знала, конечно, что он не выпустит руки Лэтэма. Она всегда знала, как поступит ее противник. Поэтому Адам, скрежеща зубами, еще сильнее стискивал пальцы, а не разжимал их. А она продолжала осыпать его ударами. Но оба они недооценили Лэтэма. Сильвия считала, что он висит без чувств, однако она ошибалась. Шиферная плитка, которую Лэтэм, падая, сковырнул, вывалилась, и появившаяся дырка стала опорой для его ног. В нем проснулся отчаянный инстинкт выживания. Он вырвал из слабеющих пальцев Дэлглиша левую руку и с неожиданной силой дернул Сильвию за ногу в железных скобах. От неожиданности она потеряла равновесие, и дело довершил сильнейший порыв ветра: Сильвия, набирая скорость, заскользила вниз. Дэлглиш выбросил руку и успел зацепить пальцем шнурок пакета у нее на шее. Шнурок лопнул, она проскользила мимо. Нащупать опору неуклюжими ортопедическими ботинками было невозможно, негнущиеся ноги в тяжелых скобах неотвратимо тянули ее вниз. Сильвия шлепнулась в затопленный каньон, бывший раньше канавой, и закрутилась, как механическая кукла, задирая прямые ноги. Раздался безумный вопль. Дэлглиш запихал пакет себе в карман и застыл, припав лицом к кровоточащим ладоням. В следующий момент он ощутил спиной лестницу. Если бы не раны, спуск был бы несложным. Но руки Дэлглиша стали теперь почти непригодными. Он уже чувствовал боль, и такую, что пальцем пошевелить не мог. Лэтэм перестал за него цепляться: последний всплеск энергии исчерпал его силы. Казалось, он вот-вот опять потеряет сознание. Дэлглишу пришлось несколько минут кричать ему в ухо, чтобы заставить перевалиться на лестницу. Дэлглиш спускался первым, пятясь и изо всех сил подставляя Лэтэму опору — свои сцепленные руки. Лицо Лэтэма, все в капельках пота, находилось в нескольких дюймах от его лица, и он чувствовал его кисло-сладкое дыхание, свидетельство привычки к спиртному, к жизни в свое удовольствие. Он даже улыбнулся при мысли, что последним его сознательным открытием перед падением в водоворот останется запах у Лэтэма изо рта. Можно было бы сделать открытия позначительнее, да и смерть бывает приятнее. Почему бы Лэтэму самому хотя бы чуть-чуть не напрячься? Надо же довести себя до такого отвратительного физического состояния! Дэлглиш то бранился себе под нос, то подбадривал Лэтэма, и тот, всякий раз вздрагивая, цеплялся за следующую перекладину и преодолевал следующие несколько дюймов. Внезапно очередная ступенька лестницы искривилась, выпала и, описав широкую дугу, нырнула в волны. На мгновение их головы с вытаращенными глазами просунулись в образовавшуюся дыру над бурлящей в двадцати футах ниже водой. Прижавшись щекой к краю лестницы, Лэтэм выдавил: — Вам лучше вернуться. Лестница не выдержит двоих. Что толку мокнуть обоим? — Лучше поберегите силы! — прикрикнул Дэлглиш. — И пошевеливайтесь! Он просунул локти Лэтэму под мышки и переместил его на несколько дюймов. Лестница угрожающе застонала и изогнулась. Немного отдохнув неподвижно после последнего усилия, они снова задвигались. На сей раз Лэтэм сумел оттолкнуться ногами и рванулся с такой неожиданной силой, что Дэлглиш чуть не потерял равновесие. Лестница от резкого толчка опасно качнулась и поползла по крыше вбок. Оба замерли, дожидаясь конца опасного скольжения. Насыпь была уже близко, внизу виднелись темные силуэты всклокоченных деревьев. Дэлглиш подумал, что если крикнуть, их уже смогут услышать на суше, но завывание бури заглушило все мысли. Кучка людей внизу, наверное, ждала развязки молча, слишком испуганная, чтобы нарушить свое сосредоточение даже возгласом поддержки. Еще секунда — и все было кончено. Кто-то схватил его за ноги и сильно дернул. Смертельная опасность миновала. Но Адам чувствовал не облегчение, а невыносимую усталость и отвращение к самому себе. Тело оставили все силы, однако в голове было ясно. Он недооценил трудности, позволил Брайсу втянуть его в постыдный любительский фарс и из презрения к опасности повел себя как импульсивный дуралей. Они с Брайсом уподобились двум бойскаутам, спешившим спасти перспективную утопленницу. В итоге девушка все-таки утонула. На самом деле надо было всего лишь дождаться в спальне наверху, когда начнет спадать вода. Сейчас шторм стихал. К утру их непременно спасли бы — возможно, замерзших, но по крайней мере без лишних телесных повреждений. Но тут, как бы в ответ на свои мысли, он услышал грохот, переросший в рев. Кучка людей завороженно наблюдала, как дом с неуклюжей грацией, не торопясь съезжает в море. Рев облетел весь мыс, волны, ударяя в груду кирпича, вздымались в небо клочьями пены. Постепенно грохот стих. Коттедж поглотило море. По мысу метались черные фигуры. Толпясь вокруг Дэлглиша, они заслоняли картину шторма, разевали рты, надрывая голосовые связки, но он не слышал ни слова. Ветер без всякого почтения ерошил седины Р. Б. Синклера, Лэтэм упрямо, по-детски клянчил врача. Дэлглиш боролся с желанием растянуться на траве и, застыв, дождаться, пока пройдет нестерпимая боль в руках и ломота во всем теле. Но кому-то — не иначе, Реклессу — понадобилось поднять его. Руки, продетые ему под мышки, были неожиданно тверды, в нос ударил запах мокрого габардина, чуть не ободравшего ему лицо. Потом рты, открывавшиеся и закрывавшиеся, как челюсти марионеток, стали издавать звуки. Всем требовалось знать его самочувствие, кто-то — кажется, Эллис Керрисон — звала всех укрыться в «Прайори-Хаусе». Кто-то почему-то упомянул «лендровер», якобы способный доставить Адама назад в «Пентландс», если мисс Дэлглиш пожелает забрать его домой. Неподалеку обнаружилась и сама машина — черный силуэт на фоне штормового неба. Видимо, она принадлежала Бену Коулсу, а крупная фигура в желтом дождевике — самому Коулсу. Как он здесь оказался? Белые мазки в темноте — человеческие лица — выражали ожидание, и Адам в ответ на него простонал: — Я хочу домой. Стряхнув с себя руки непрошеных помощников, но все же поддерживаемый под локти, он заполз на заднее сиденье «лендровера». Связка штормовых фонарей на полу подсвечивала снизу желтым светом лица сидящих рядком людей. Дэлглиш увидел свою тетю: она обнимала одной рукой Лэтэма за плечи, он привалился к ней. По мнению Дэлглиша, он смахивал сейчас на героя-любовника из викторианской мелодрамы: длинное бледное лицо, закрытые глаза, белый платок с проступившим пятном крови, которым кто-то успел завязать ему голову. Севший последним Реклесс оказался соседом Дэлглиша. Когда автомобиль запрыгал по кочкам, Адам вытянул перед собой пораненные руки, как хирург, ждущий, чтобы ему надели перчатки. — Если сможете, засуньте руку мне в карман, — обратился он к инспектору. — Там пластиковый пакет, представляющий для вас интерес. Я сорвал его с шеи Сильвии Кедж. Сам я ни к чему не могу прикоснуться. И он сел так, чтобы Реклесс сумел залезть к нему в карман. Вынув пакетик, инспектор развязал шнурок и просунул внутрь большой палец. Ценности погибшей были представлены выцветшей женской фотографией в овальной серебряной рамке, катушкой магнитной пленки, сложенным свидетельством о браке и простым золотым кольцом. 5 Свет больно давил Дэлглишу на глаза. Он вырвался из калейдоскопа вертящихся красных и синих мазков и заставил себя разлепить склеенные сном веки. От яркого дня заморгал. Обычный для него час пробуждения давно миновал, на лице лежали полосы дневного света. Адам немного понежился в постели, осторожно потянулся и с облегчением — хотя бы ничего не онемело! — ощутил возвращение боли в перенапряженные мышцы. Руки было трудно приподнять — так отяжелели. Он вынул их из-под простыни и угрюмо, как обиженный ребенок, уставился на два белых кокона. Скорее всего это профессиональное наложение бинтов — работа его тетки, хотя он не запомнил ее за этим занятием. Не обошлось и без какой-то мази, иначе откуда взялось неприятное скользкое ощущение под повязками? Руки опять стали болеть, но по крайней мере вернулась подвижность суставов, а кончики трех средних пальцев — большие и мизинцы были полностью замотаны бинтами — имели нормальный вид. О переломах ничто не свидетельствовало. Адам продел руки в рукава халата и побрел к окну. Настало спокойное утро, вызывавшее в памяти первый день отпуска. Безумие прошлой ночи показалось ему сейчас далеким и невероятным, как легендарные штормы прошлого. Но доказательства реальности всего случившегося были налицо. Кончик мыса, видимый в выходившее на восток окно, выглядел перепаханным и совершенно разоренным, как после прохождения армии завоевателей, все выворачивавшей с корнем на своем пути. Хотя ветер уже стих и превратился в легкий бриз, почти неспособный поколебать растительность, море никак не могло успокоиться и громоздило до самого горизонта ленивые, словно насыщенные тяжелым песком волны грязного цвета, мутные и не способные отразить прозрачность неба. В природе оставался разительный разлад: море сохранило воинственность, а суша простерлась в полном изнеможении под кроткими небесами.