Бонни: Потом я утомила его своим американским акцентом, а он покорил меня тортом. Роуэн: Да, именно так все и было. * * * Лотти всегда восторгалась полетами на частном самолете Хаксли. Она рассказывала о чудесах отсутствия необходимости проходить через ту же рутину, что и при коммерческих полетах, и иметь дело с толпами людей. Говорила об обслуживании… о спальне в задней части салона, но ничто из ее слов не смогло подготовить меня к этому полету. Потому что, друзья мои, это высший класс. Пожалуй, самое фантастическое событие за всю мою жизнь. Фамилия Кейн везде. На сиденьях, канцелярии… салфетках, даже на фартуке стюардессы. И эти сиденья… Боже, я могла бы навсегда остаться в одном из них. Продала бы все, что есть в моей крошечной квартире, и купила бы такое кресло, чтобы жить в нем. Я бы делала в нем все. Спала, ела, даже мылась. Я уже отправила Лотти сообщение: «Стюардессе придется силой выпроваживать меня из этого самолета». Да, еще персонал. Они называют меня мисс Гарднер, и у них под рукой была моя любимая сельтерская вода, от которой я, конечно, не отказалась. А также свежее печенье из чертовой духовки самолета. Я съела три. ТРИ! И каждое размер с мой кулак. Три больших шоколадных печенья, совершенно божественных на вкус. Излишне говорить, что я получаю удовольствие, несмотря на мрачного и вечно чем-то раздраженного Джей Пи. Он не заговорил со мной, когда мы прибыли в ангар. Ничего не сказал, когда мы оба сели, а когда стюардесса спросила его, не хочет ли он печенья, он отказался, но долил себе еще виски. Ну что ж, он многое потерял, потому что печенье феноменальное. – Могу я предложить вам что-нибудь еще, мистер Кейн? – спрашивает Ронда, очаровательная стюардесса. – У меня все есть, – отвечает он, глядя в окно. Затем она поворачивается ко мне. – Мисс Гарднер, не хотите ли еще одно печенье? – А потом подмигивает, как будто мы обе знаем, что я в самом деле не против. Так и есть, но даже три это перебор. А четыре так вообще переходит все границы. Прижимаю ладонь к животу и говорю: – Думаю, не стоит. Она аккуратно касается моего плеча и говорит: – Давайте я положу несколько штук в пакет, чтобы вы смогли взять его с собой? Кто я такая, чтобы возражать. – Ронда, ты просто ангел. Она похлопывает меня по плечу и уходит в хвост самолета. Бросаю взгляд на Джей Пи и наблюдаю, как он подносит бокал к губам. Несмотря на то, что здесь есть место прямо напротив меня, он предпочел сесть на другой стороне самолета. Если его возмущение в конференц-зале не навело меня на мысль о том, что он не рад необходимости отправляться в это путешествие, благодаря его выбору места я точно знаю, что не ошиблась. – Знаешь… мог бы весть себя немного повежливее с Рондой, – говорю я, решая позлить зверя. – Я очень мил с ней, – говорит он, продолжая смотреть в окно. – Не слышала от тебя ни «пожалуйста», ни «спасибо». Джей Пи, вежливость не пустой звук. – А ты у нас теперь что, борец за вежливость? – Нет, но я считаю, что мы несем ответственность за свои действия, и, честно говоря, сейчас ты тоже не очень вежлив. Он медленно поворачивает голову и смотрит на меня сквозь очки-авиаторы в темной оправе. – Разве я сказал ей отвалить? Или специально подставил подножку? Ударил ее? – Когда я не отвечаю, он продолжает: – Так и думал. А теперь оставь меня в покое. Боже, он такой… злобный. Да что с ним такое? – Вообще-то ты уж точно мог бы вести себя повежливее со мной. Знаешь, нам предстоит провести вместе две недели. – Я осведомлен о своем наказании. – Наказании? – ахаю я. – Вот что это поездка значит для тебя? Наказание? Потому что для меня это потрясающая возможность, которая обычно выпадает раз в жизни, – помочь вернуть зданию былую славу, сделав его современным и экологически устойчивым. Джей Пи проводит рукой по подбородку и заявляет: – Ты как всегда выдумала себе какую-то сказку. – При чем здесь сказка? Это отличный шанс. – Давай-ка я расскажу тебе, Келси, какой будет эта поездка. Нам придется две недели делить пентхаус, который, я знаю, не настолько велик, чтобы не мешать друг другу. Ты будешь ходить со мной на разные встречи, я буду постоянно слышать от тебя одно и то же о том, что шкафы из бамбука гораздо полезнее для планеты, чем пластиковые, ты будешь восхищаться тем, чем восхищаются все остальные. А я тем временем буду считать минуты до того момента, когда смогу вернуться к своей обычной жизни в Лос-Анджелесе. Когда он снова отворачивается к окну, я предлагаю: – Или ты можешь использовать эту поездку как шанс узнать меня получше. Знаешь, мы все еще можем быть друзьями. – Какого хрена ты хочешь быть моим другом? – интересуется он. – А почему бы и нет? – внезапно чувствую себя униженной. – По твоему мнению, я несносный засранец. Ты считаешь меня подхалимом, который охотится за женщинами, когда они переживают не лучшие времена. Зачем тебе дружить со мной? – Это когда я такое говорила? – Я все понял и без слов, – отвечает он. – О чем ты вообще твердишь? Джей Пи смотрит мне в глаза: – Званый вечер. Ты решила, что я пытаюсь затащить тебя в постель. Предположение было крайне далеко от истины. Молчу и пытаюсь вспомнить тот вечер. Мы хорошо провели время во время танцев, Эдвин ушел с Дженезис, а я чувствовала себя не в своей тарелке, как будто была недостаточно хороша. Джей Пи отвез меня к себе домой… и сказал столько добрых слов, что я тут же забыла их. До этого момента. «Эдвин идиот, потому что он не оценил ничего, кроме цвета твоего платья. В ту же секунду, как он увидел тебя, ему бы следовало сказать, что ты выглядишь изумительно. Стоило поднять твою руку и оставить легчайший поцелуй на костяшках, только так он мог дать понять окружающим, что ты принадлежишь ему. А, опустив руку, должен был шагнуть еще ближе, наклониться и в нескольких сантиметрах от твоего уха сообщить, насколько опьяняюще ты пахнешь». Поскольку они казались очень нехарактерными для Джей Пи, я попросту проигнорировала свою реакцию. А что прекрасно помнила, так это то, куда он велел водителю отвезти нас. – Но ты отвез меня к себе. Если ты не пытался затащить меня в постель, тогда зачем мы оказались там? – Потому что я хотел быть милым! – рявкает он. – Несомненно, ты считаешь, мне такое недоступно. Ты настолько низкого обо мне мнения, что предполагаешь лишь самое худшее. – Но… – прикусываю нижнюю губу, пытаясь разобраться. – Келси, просто забудь. – Нет, Джей Пи, давай поговорим об этом. – Я не хочу находиться в этом самолете, и ты правда считаешь, мне хочется обсуждать тот вечер? Ответ нет. Так что, черт подери, забудь об этом. А потом он отворачивается, отгораживаясь от меня. Остальная часть поездки проходит в тишине. Не уверена, о чем он думает, но я постоянно прокручиваю его слова. «Ты настолько низкого обо мне мнения, что предполагаешь лишь самое худшее». Но я бы не сказала, что он плохой человек. Он достаточно импульсивен, не всегда умеет вести диалог и любит сводить людей с ума, и все же я не считаю его настолько ужасным. Я вижу в нем и хорошее. Вижу, как он помогает другим. Он знает по имени каждого в офисе и здоровается с ними, а еще просто по доброте душевной угощает людей кофе. Я замечаю, что он не скупится на комплименты, поддерживает добродушную атмосферу, и благодаря ему люди часто улыбаются. Вижу, с какой любовью и уважением он относится к своим братьям, даже когда они ссорятся. Так почему же я не вспомнила об этом в тот вечер? Бросаю на него взгляд. Неужели из-за меня он и правда почувствовал себя ничтожеством? Но затем вспоминаю его комментарии, сделанные несколько часов назад, когда я предположила, что могла бы выполнить эту работу самостоятельно. В его голосе слышалось… презрение.