– Нет, не то. Мне не нужен поезд. Мне нужен автобус. – Любой каприз за твои деньги, милая. – Да, у меня есть деньги, вот, – я показала деньги собеседнице. – Сейчас оформлю билет, – она сказала заветное слово “билет!” – Положи деньги, – с этими словами она выдвинула вперед странную выемку под окном. Стараясь сохранять невозмутимое выражение лица, хотя в эти секунды внутри меня всё дребезжало, словно расстроенный оркестр, я положила в выемку бумажку с самым большим номиналом – сотку. Женщина сразу же задвинула выемку обратно к себе. – Слишком большая купюра, поменьше не найдётся? Кажется я онемела от переживания и стараний сохранять невозмутимость лица, отчего, не произнеся ни слова, я лишь показала собеседнице бумажку с цифрой пятьдесят. – А ещё меньше? Я показала бумажку с цифрой десять, надеясь, что моё лицо не начинает бледнеть от напряжения. – Десяти не хватит. – Других денег нет, – мой голос едва не сорвался на сиплую тональность. – Давай пятьдесят, – тяжело вздохнув, она вернула сотенную купюру в выемку, затем выдвинула её обратно мне. Я забрала сотку и положила пятидесятку. Она приняла её. Затем положила в выемку три яркие бумажки с цифрой пять и ещё какой-то кругленький и сплюснутый металлический предмет, после чего поверх положила какую-то картонную вырезку и вернула всё это мне. – Отправление автобуса в двенадцать тридцать с первой платформы, – женщина указала рукой куда-то мимо меня. Обернувшись, я увидела подвешенные на столбах цифры от одного до десяти. Видимо, так оригиналы нумеруют парковки. – Прибытие в Стокгольм ровно в полночь. – Спасибо, – не забыла поблагодарить я, хотя в эти секунды и находилась в состоянии серьёзного стресса. Отойдя от кассы, я посмотрела на свою ладонь. Три одинаковые бумажки с идеально отпечатанными на них пятёрками – деньги. Но что такое эта глянцевая картонка и что за металлическая штучка с выгравированной на ней двойкой с одной стороны, и странным выпуклым рисунком на другой стороне? Сначала я думала дождаться автобуса возле первой платформы, на которую указала мне женщина с красными волосами, но усилившийся дождь загнал меня вслед за немногочисленными оригиналами внутрь здания автостанции. Внутри автостанции обнаружилась незамысловатая обстановка: живые цветы в больших горшках, ряды пластиковых стульев, вдоль стен странные аппараты с едой и напитками, которые неизвестно как взять правильным, то есть оригинальным способом. За четыре часа ни один оригинал к этим аппаратам так ни разу и не подошел, и я не смогла понаблюдать за тем, как они пользуются этими изобретениями с пищей, а тем временем в моём животе начинало всё чаще урчать – я не ела со вчерашнего вечера, преодолела большое расстояние пешком, много переживала… И тем не менее до сих пор мне совсем не хотелось есть, но стоило мне увидеть еду в застекленных аппаратах, как мозг сразу же среагировал и желудок заурчал. Отведя взгляд от пищи, я начала гипнотизировать носки своих грязных, но всё ещё сухих и очень удобных кроссовок, и практиковаться в упражнении “боли нет”, заменив боль на жажду. Спустя какое-то время мне определенно точно удалось добиться некоторого успеха в этом упражнении – мне как будто перестало хотеться есть… Я вышла из здания за полчаса до прибытия автобуса к первой платформе – очень сильно боялась пропустить его. Когда автобус прибыл и открыл свои огромные двери, я не решилась зайти первой – для начала пропустила трёх женщин, после чего, по их примеру, взошла по ступеням вверх. Оригинал, сидящий за рулем этой громадины, неожиданно встретился со мной взглядом и ещё более неожиданно улыбнулся мне. В растерянности я лишь поджала губы в подобии улыбки и поспешила пройти вглубь салона. Для верности я дошагала почти до конца салона и в итоге заняла место напротив закрытой задней двери, таким образом обезопасив себя от соседей справа. Поставив рюкзак-сумку под ноги, я занялась наблюдением. Помимо меня и трёх женщин, зашедших в автобус первыми, в салон зашли ещё пятеро: компания из трёх мужчин разместилась на передних сиденьях; подросток лет четырнадцати, со странной аппаратурой на ушах, издающей приглушенные звуки, прошествовал до самых задних сидений и разместился на них; впереди, через ряд сидений от меня, остановилась миниатюрная старушка, которая, заняв выбранное ею кресло, как будто совсем исчезла. Несколько минут в автобус больше никто не заходил, а потом вдруг зашла красивая молодая женщина, может быть немногим старше тридцати лет, с тремя разновозрастными детьми. На внешний вид старшей девочке могло быть около восьми лет, мальчику около шести и ещё одной девочке года четыре. Все светловолосые и какие-то необычные… Оригинальные. Они подошли впритык к моему месторасположению и начали занимать места в ряду напротив: – Эльза и Оскар, вы садитесь вместе, а я сяду с Алисией. – Да, мама, – отозвалась старшая девочка, сразу же занявшая место у окна напротив меня. Мама – какое необычное слово… – Мама, посмотри, у этой девушки очень красивые волосы, – заговорила младшая девочка, которую женщина продолжала держать на руках. Переведя на неё взгляд, я вдруг поняла, что ребёнок в упор смотрит на меня и при этом указывает своим пальцем в моём направлении. – Правда красивые? Такой длинный и густой хвостик, а в нём пышные косы. Заплетёшь мои кудряшки так же? Я растерялась. Женщина, вслед за своим ребёнком, обратила на меня внимание. И вдруг заулыбалась: – И вправду очень красиво, заплету тебе так же, как только приедем в Стуруман к бабушке с дедушкой. – И глаза у неё красивые, такие большие, как у принцессы… Я попыталась улыбнуться в ответ то ли женщине, то ли девочке на её руках, но сразу же отвела взгляд в окно, что, возможно, было слишком поспешно. – А папа в Стурумане будет нас встречать? – девочка наконец перебросила своё внимание на мать. – Папа приедет туда только завтра. – И мы будем есть торт? – И карамель! – откликнулся мальчик. – И леденцы-ы-ы… – протянула старшая девочка. Женщина по очереди погладила старших детей по головам, попросила их вести себя тихо, после чего с младшим ребёнком разместилась на соседствующих с местами старших детей креслах. Я же вся вжалась в своё место, при этом неосознанно сжав кулаки и зубы. Эти оригиналы сказали, что у меня слишком красивые волосы и глаза – это плохо? Это может меня выдавать? Дело в густоте, в длине или в цвете? Для оригиналов такие волосы и глаза ненормальны? Не может быть, чтобы были ненормальны, я ведь клон – фактическая копия оригинала… Что такое “принцессы”? Я сильно отличаюсь? Привлекаю ли своим видом внимание? Мне определённо точно нельзя никому смотреть в глаза – по глазам оригиналы могут понять, что я бездушная, догадаться, кто я есть на самом деле, а значит словить и снова изолировать меня от себе подобных, чтобы потом разобрать на детали для своих организмов… Я очень сильно напряглась. Настолько, что не заметила, как забыла дышать. Когда же автобус начал закрывать двери, я едва сдержалась, чтобы не спрятать своё лицо в ладонях. Я в запертом пространстве! Одна в окружении множества оригиналов! Но это не шкаф с гвоздями… Всё будет хорошо… Всё будет хорошо… Всё будет хорошо… Стоило автобусу сдвинуться с места, как моё напряжение начало отходить на второй план. На первый проступил неожиданный восторг: я никогда прежде не передвигалась на такой высоте над землёй, на такой огромной машине, с таким большим окном, которое, наверное, может выдавиться наружу… Я отпрянула от окна, но потом решила, что это глупость, и вернулась к нему с мысленной установкой: “Тебе нечего бояться. Самое страшное позади. Это просто дети оригиналов. Просто взрослые оригиналы. Просто окно, которое точно не выдавится, иначе выдавилось бы уже давно, ещё до твоего появления в этом автобусе. Впереди Стокгольм. Ты увидишь Стокгольм, одиннадцать тысяч сто одиннадцать! Представляешь?! 11112 и 11110 ни за что бы не поверили в такое…”. От мыслей об ушедших друзьях мне резко стало грустно. Но я сразу же попыталась подбодрить себя замечанием о том, что кресло сбоку от меня никто не занял, а значит мне не придется весь путь до Стокгольма прятать свои бездушные глаза под кепкой. Вскоре я с головой ушла в поглощение глазами тех картин, которые показывало мне автобусное окно. Благодаря этому интересному занятию, дарящему столь много необыкновенных впечатлений, я почти забыла переживать. Глава 19 Автобус несколько раз останавливался в разных городах, названия которых красовались на прямоугольных табличках при въезде в них, что я поняла по словам девочки, сидящей напротив – она зачитывала название каждого города и сообщала сидящему рядом с ней мальчику, в какой именно город въезжает наш автобус. На первой остановке никто в автобус не зашел и никто из него не вышел. На второй вышли мужчины, сидевшие на первых креслах, и зашел один совсем старый оригинал. На третьей остановке вышла женщина с детьми. Девочка на руках у женщины заулыбалась мне и помахала рукой, пока её уносили к выходу. Растерявшись, я едва улыбнулась и взмахнула рукой ей в ответ, но поспешно вернула своевольную руку обратно себе на ноги и, посмотрев на неё, отчего-то расстроилась и начала водить пальцами по грязному лейкопластырю на своих сбитых пальцах. Вскоре на улице послышались радостные возгласы. Выглянув в окно, я увидела, как дети и женщина обнимаются с каким-то очень высоким и широкоплечим мужчиной, на фоне которого все они выглядели очень маленькими и хрупкими. По крикам детей я поняла, что это и есть отец семейства, появление которого на автостанции, видимо, стало для них приятным сюрпризом. Автобус снова тронулся и оставил эту красивую семью оригиналов позади. Я с облегчением выдохнула: в салоне стало меньше людей и совсем не осталось самых шумных из них – детей. Виды за окном поражали моё сознание. Конечно, я видела фотографии в мониторе компьютера наставника Баркера и картинки в учебниках по географии, но увидеть подобное собственными глазами было поистине чем-то невероятным: горы, реки, какие-то животные – наверное, коровы, и точно овцы, козы, и даже пара лошадей, – необычные автомобили, странные знаки на железных столбах, поражающие своей архитектурой города, много разноцветных огней, расплывающихся в окне из-за проливающегося снаружи дождя. В салоне было немного прохладно, но кофты мне всё ещё хватало для того, чтобы чувствовать себя комфортно при такой температуре воздуха. После седьмой остановки, на которой в салон зашли пять молодых девушек, один мужчина и один подросток со странными волосами малинового цвета, и ещё более странными железками, торчащими прямо из его губ, я не заметила, как начала дремать и вскоре впала в глубокий сон, что не стало для меня удивительным, ведь я не спала всю прошедшую ночь и при этом преодолела большое расстояние пешком, в дополнение к чему испытала внушительную дозу стресса за достаточно короткий промежуток времени. Моему организму просто необходимо было отдохнуть, так что он взял для себя тайм-аут не посоветовавшись со мной. Когда я проснулась, электронные часы, горящие красным светом на потолке чуть дальше по коридору, показывали пять часов ровно. Серость за окном сгустилась ещё больше, спина вдруг разболелась – не стоило мне опираться на нее в одном положении так долго, побои ещё некоторое время будут давать о себе знать именно тягостным нытьём спины. Упершись лбом в кресло напротив, я тяжело выдохнула – спина меня сейчас явно не щадила. В такой позе я проехала ещё примерно пять минут, после чего, почувствовав остановку автобуса, выглянула в окно. Мы снова въехали в какой-то город. Женщина из кассы сказала, что в Стокгольм автобус прибудет ровно в полночь – нельзя пропустить этот момент, а значит, лучше больше не засыпать. В салон зашли трое: двое мужчин старше тридцати лет и одна женщина, ещё более старшая. На женщине была странная безрукавка ядовито-зеленого цвета. Мужчины расположились на местах, на которых прежде сидела женщина с детьми, а женщина в безрукавке стала подходить к каждому, кто был в салоне – она у всех требовала предъявить свои билеты. Все протягивали ей что-то, она что-то возвращала им назад. Я напряглась и на всякий случай достала из внутреннего кармана кофты глянцевую картонку и металлический кружок, которые выдала мне женщина из кассы. – В каком веке мы живём? – проворчал один из мужчин, от которого несло резким, неприятным запахом, похожим на тот, который иногда исходил от наставника Баркера, когда накануне он слишком много пил из своей фляжки. – Когда уже врубят электронную систему? – Ты же в курсе, что со следующего месяца будет работать обновленная система, вот тогда и прекратится твоё ворчание на тему контролёров. Женщина подошла к ним, взяла у них что-то, что-то вернула. Я не смогла увидеть, что именно. Поэтому решила просто предоставить ей сразу всё: металлический кругляшок прикрыла картонкой и таким образом протянула ладонь. Она взяла только картонку. Отсканировала её странным аппаратом и вернула мне. Металлический кругляшок ей не понадобился. Она дошла до конца салона, разбудила подростка со странной аппаратурой на ушах, попросила его предоставить билет. Значит, глянцевая картонка и есть билет. Я повнимательнее присмотрелась к нему, но в этот же момент над моей головой грянул небесный гром, и я неосознанно поспешила спрятать заветный билет во внутреннем кармане кофты, не забыв спрятать и металлический кругляшок. – Фолке, слышал новости о том доме уродцев, о Миррор? – вдруг прохрипел один из двух зашедших на этой остановке мужчин, тот, который сидел у прохода, по диагонали от меня. По коридору между нами, по направлению к выходу из автобуса, прошагала женщина, проверяющая билеты. Я вся сжалась: они знают о Миррор, хотя мы уже отъехали от него так далеко! – Да все уже знают, – отозвался другой мужчина, выглядящий более спокойным. Он сказал “все знают”?! Я едва сдержалась, чтобы не начать оглядываться по сторонам, чтобы проверить, не сверлят ли моё место любопытными и неоспоримо-одухотворенными взглядами все присутствующие здесь оригиналы. – Что думаешь по этому поводу? – Какой-нибудь несчастный случай, должно быть. Бедняги. – А я думаю, что туда им всем и дорога! Прямо в пекло, прямиком в пучину огненной геенны! И людям, что там работали, и тем более этим существам, клонам! По-другому не могло и быть, ведь само существование этих уродцев противоречит самой природе! – Успокойся, Ларс, успокойся. Не забывай, что ты в общественном месте. Не стоило тебе пить сегодня… Мужчины резко замолчали. Я же натянула козырек кепки на самые глаза и слегка приспустилась на кресле, уверенно проигнорировав болящую спину. Этот оригинал очень сильно ошибался по поводу пекла. Туда клонам путь закрыт – вход исключительно для оригиналов. Мы ведь бездушны, а путешествовать по параллельным мирам могут только души. Зато по этому миру у нас, как выяснилось, есть возможность перемещаться… Громкие оригиналы вышли уже на следующей остановке, случившейся через полчаса. А я всё продолжала думать о душах миссис Франссон, миссис Маттссон, миссис Лундберг, мистера Еклунда… О душе Джерома Баркера. Они, должно быть, разминутся в потустороннем мире. Не может ведь душа Баркера попасть в пекло. Как не могут попасть в рай все остальные души оригиналов, обитавших в Миррор. Такие же правила загробного мира? По делам их воздастся им? Я не желала никому пекла. Даже тем, кто пытал меня. Просто расставляла факты по полочкам. Согласно этим фактам, наставник Джером Баркер не мог угодить в неправильное место, хотя при жизни, похоже, он пару раз и заблуждался, и попадал “не туда”: сначала на войну, потом в Миррор… Куда попаду я? Глава 20 Автобус остановился в 00:09. Я уже всерьёз начала переживать из-за того, что полночь уже миновала, а автобус всё продолжал движение: по тем огням, что развернулись за окном, было ясно, что мы въехали в очень большой город, название которого я не рассмотрела на въездной табличке. Когда же в салоне включился свет и водитель по громкоговорителю объявил, что мы прибыли в Стокгольм и этот пункт назначения является конечным, с моих плеч словно целая гора свалилась.