Часть 10 из 83 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
А потом начинаю крушить мебель в гостиной: пинаю диван, переворачиваю столик, швыряю в стену настольную лампу. Оттолкнув стул, я бросаюсь на кухню и умываюсь холодной водой. По моим щекам бегут слезы.
Я ненавижу себя за то, что сказал ей все это. Я так не думаю, мне очень стыдно. Но в то же время злюсь. И мне очень обидно. И этот коктейль из эмоций буквально валит меня с ног.
Это ее жизнь, она может делать, что хочет. Может встречаться с кем хочет. Но я бы предпочел, чтобы мама встретила кого-то достойного и была с ним счастлива. А не так. Она заслуживает большего, гораздо большего.
Проходит полчаса прежде, чем я успокаиваюсь и нахожу в себе силы, чтобы пойти в берлогу к остальным. Прохожу в темноте по тропинке и останавливаюсь у окна, из которого льется свет. Слышно, как играет знакомая мелодия. Вижу, что ребята расположились внутри: кто на стуле, кто на старом кресле, кто развалился на диване. Аленка сидит посередине, остальные – вокруг нее. Она играет на гитаре мою песню, а друзья громко ей подпевают.
Ее душа грустит о небе,
Моя душа грустит о ней,
Звезды тают в бесконечности
Ярких огней.
Ее голос звучит тонко и стройно – будто журчание ручейка. Он всегда меня успокаивает.
Я толкаю дверь и вхожу. Алена замечает меня, и ее губы трогает легкая улыбка. Прижав к себе гитару, она продолжает:
Вечность – глубокая яма
Разлук и ветров,
Небо – летящий мрамор
С глыбами облаков.
Но есть кое-что выше неба –
Это любовь.
Я беру вторую акустическую гитару, начинаю играть, наклонившись к ней, и мы поем вместе:
Ночь – черная пропасть,
Она сжигает мосты.
Небо – тихая гавань,
Приют для мечты.
Но есть кое-что выше неба –
Это ты.
Мы смотрим друг на друга, и я думаю о том, как мне повезло, что рядом с детства был такой друг, как Алена. И печаль меня отпускает.
3.3
АЛЕНА
Я спала всего часов пять от силы. Вчера мы допоздна зависали в берлоге, пели, танцевали, играли в настольные игры, и время пролетело так незаметно, что я удивилась, когда мне позвонил отец, чтобы напомнить, что уже за полночь, и завтра мне в школу. Пришлось валить домой. Те из ребят, кто к этому часу еще не ушел, тоже стали расходиться.
Помню, Дрыга отвел Никиту в сторону, чтобы спросить, можно ли им с Ксеней остаться и переночевать в берлоге. Высоцкий отказал ему. Да и Ксене как раз в это же время позвонили родители и велели немедленно явиться домой. Леха отправился ее провожать.
Принимая душ, я снова прокручиваю в голове картинки вчерашнего вечера. В жизни, как и в музыке, мы с Никитой понимаем друг друга почти без слов – одними взглядами. Разве это не должно что-то значить? Например, что наш союз это что-то особенное, и что мы предназначены друг другу? Почему когда он смотрит на меня, не видит того же, что и я? Откуда вообще появилась эта Полина и почему встала между нами? Как так вышло? Может, нужно было вовремя открыть ему свои чувства?
Когда я спускаюсь вниз, вижу, что отец уже ушел на службу. Никто никогда не знает, сколько его не будет. Он может отсутствовать день или сутки, а может позвонить и сказать, что задерживается на неделю.
У нас с Никитой была куча таких вечеров наедине, когда моего папы не было дома, и мы при желании могли заняться всем, чем угодно, только почему-то никому из нас это даже не приходило в голову. А теперь – когда мы достаточно взрослые, чтобы задумываться об этом всерьез, он влюбился в другую, и даже призрачная надежда на то, что Никита однажды заметит во мне женщину, тает на глазах.
Я долго смотрю на себя в зеркало. Что со мной не так?
Средний рост, среднее телосложение, правильные черты лица. Все стандартное, и ничего выдающегося. Наверное, мне не хватает какой-то изюминки, которая имеется у ярких девушек вроде Полины: уверенности в походке, блеска в глазах, стильной стрижки и модной одежды, добавляющей женственности.
У меня все обыкновенное, но я это и люблю: удобную одежду, свой цвет волос, короткие ногти, чистое лицо без макияжа. Неужели, нужно что-то менять в себе, чтобы понравиться парню? Это как-то даже унизительно: словно ты выпрашиваешь его внимание и предлагаешь полюбить вместо себя эту яркую картинку, нарисованную на твоем лице.
Позавтракав, я беру рюкзак и выхожу к условленному месту.
– Мур! – Никита уже там.
– Мяу. – Я таю в его присутствии.
Уже даже и не понимаю, как годами мне удавалось сохранять спокойствие, когда мы были рядом. И сердце так не грохотало, и щеки не краснели. А сейчас каждая наша встреча вызывает фейерверк из мурашек, разбегающихся по всему телу.
– Как ты?
– Не выспалась. – Я стреляю себе в висок воображаемым пистолетом.
– И я. – Вздыхает Высоцкий.
На нем тонкий синий джемпер, подчеркивающий ширину плеч, и голубые джинсы, красиво облегающие длинные крепкие ноги. Он само совершенство. И мурашек на моей коже становится только больше.
– Может, возьмем папин пикап? – Предлагаю я.
– Он уже на службе?
– Ага.
– Ну, давай. – Соглашается он.
И мы идем в гараж. Никита заводит автомобиль, я прыгаю на пассажирское сиденье, и мы отправляемся в школу.
Да, такое иногда происходит – мы нарушаем правила. Двое школьников без прав на тачке, взятой без спроса. Но так как отец никогда не спрашивает, кто намотал несколько лишних километров пробега и потратил бензин на его пикапе, то мы время от времени рискуем. Главное, поставить машину подальше от школы, чтобы никто не настучал классной. И помнить про дорожных инспекторов, которые могут словно из ниоткуда материализоваться на дороге. Но с нами такого еще не происходило.
– Я поссорился с мамой. – Признается Никита, когда мы уже подъезжаем к соседнему со школой зданию.
– Так и знала. – Выдыхаю я.
– Наговорил ей кучу всякого.
– Очень похоже на тебя.
– Да. – Он паркует пикап на стоянке и глушит двигатель. – Утром она ушла пораньше, чтобы не столкнуться со мной. Обиделась.
Я выбираюсь из машины, не дожидаясь, пока мне откроют дверцу.
– Помирись с ней, ладно? Скажи, что был не прав.
– Легко сказать. – Произносит он хмуро.
– Ты опять без учебников? – Спрашиваю я, когда мы идем к зданию.
– А на фига они? – Усмехается Никита, пожав плечами.
– Действительно.
Уверена, он и без учебников не пропадет. Раньше всегда справлялся.