– Безусловно. Вы не знаете, как там с мамой? Она уже едет? – Не знаю. – Вы можете взять у меня телефон ответственного за расследование. Они должны знать. – Дайте его сестре, – ответила Ханссон, указав на худенькую молодую женщину в зеленой одежде с подобранными темными волосами. Сестра Самира, похоже, была родом со Среднего Востока, но отвечала на ярко выраженном вермландском диалекте. Себастиан дал ей телефон Торкеля, и она ушла, чтобы позвонить. Другая сестра тем временем подкатила столик, чтобы взять на анализ кровь. Себастиан погладил Николь по волосам и уговорил ее протянуть руку. Потребовалось пятнадцать минут, чтобы успокоительное средство начало действовать. За это время им удалось взять все необходимые анализы и проверить пульс и частоту сердечных сокращений. Хватка Николь стала в процессе взятия анализов постепенно ослабевать, и несколькими минутами позже девочка совсем разжала руки. Казалось, все волнение ушло и сменилось необходимым сном. Теперь уже Себастиану совсем не хотелось разжимать руки. Хотя он знал, что нужно, у него была масса дел. Вернулась Самира. Она дозвонилась до Торкеля. Тому предстояла пресс-конференция, после которой он собирался в больницу, но Ванья уже была на пути в больницу. Себастиан решил положить спящую Николь на кровать. Девочка была очень хорошенькой, особенно сейчас, когда лицо не было напряжено и встревоженные глаза не следили за каждым движением окружающих. Сейчас она опять стала просто маленькой девочкой, спящей десятилетней малышкой. Лишь ссадины и грязные личико, руки и одежда напоминали о днях бегства. Себастиан осторожно устроил ее в постели, взял со стоящего рядом столика марлевую салфетку и смочил ее спиртом. Начал отмывать девочке лицо. Белая салфетка быстро стала серой. Он выбросил ее и смочил новую. Она стала такой же серой. Он не заметил, что в дверях появилась Ванья. – Как она себя чувствует? – спросила она, когда он ее обнаружил. У него возникло ощущение, что она некоторое время стояла так, наблюдая за ним. – У нее небольшое обезвоживание, но все показатели в норме. Сейчас она спит. – Отлично. У тебя есть несколько минут? Себастиан встал. Перед уходом он укрыл Николь оранжевым больничным одеялом. По правде говоря, ему не хотелось оставлять ее. В последний час он переживал настолько сильные эмоции, что не имел никакого желания возвращаться к действительности. К расследованию убийств. К блуждающей в потемках команде. Он вышел вместе с Ваньей в длинный пустой коридор. Типичный больничный коридор для любой точки Швеции. Зеленый ламинатный пол, отражающий неоновые лампы потолка. Себастиан задался вопросом, исследовал ли кто-нибудь, как должен выглядеть больничный коридор для того, чтобы пациентам хотелось как можно скорее покинуть это место. Он не мог припомнить, чтобы где-нибудь в другом месте видел краску такого неприятного светло-зеленого оттенка, как та, что покрывала здесь стены. Вдали послышались звуки оживленной беседы. Видимо, сплетничают о новой пациентке. О полиции. О преступлении. О котором только читали и слышали. Так обычно и бывает. События становятся подлинными и важными, только когда ими интересуются газеты и телевидение. А сейчас они более чем интересуются. У них появился выживший человек. Девочка из «Дома ужаса», как поэтично назвала ее газета «Экспрессен». – Она что-нибудь рассказала? – спросила Ванья. – К сожалению, ничего. Ванье удалось выразить удивление и возмущение одновременно. – Ничего? Но хоть что-то она ведь наверняка сказала? – Ни слова. Она серьезно травмирована. Ванья посмотрела на него скептически. – Значит, ты хочешь сказать, что мы не получили никакой дополнительной информации, несмотря на то, что нашли свидетеля, который, возможно, видел все собственными глазами? – К сожалению, нет. Но мы отлично поработали. Мы нашли Николь. Это все-таки самое важное. Ванья не ответила, но ее взгляд был весьма выразителен. Ей хотелось поймать убийцу. Конечно, она рада тому, что они нашли Николь. Однако, с точки зрения Ваньи, девочка должна была выполнить определенную функцию. Она была подсказкой. Путем к преступнику. Ее помощь расследованию была важнее ее хорошего самочувствия. Себастиан понимал ее. Обычно он думал так же. – У нас сейчас пресс-конференция в здании муниципалитета, – сказала она. – Хочешь участвовать? Себастиан покачал головой. Он на ногах с пяти часов. Сидел в пещерах. Нес девочку на руках к скорой помощи. Но только сейчас почувствовал себя по-настоящему изможденным. Он тяжело вздохнул. – Что это может дать? – В интернете уже появились большие статьи о том, что мы нашли ее, – проговорила Ванья. – Если мы ничего не скажем, они просто начнут строить догадки. – Это ведь не имеет никакого значения. Они все равно начнут строить догадки. – Это решение Торкеля, и я считаю, что он прав. Себастиан не собирался вступать с ней в дискуссию по поводу того, что, как оба они знали, являлось неизбежным злом. Пусть будет, как будет. – Она наверняка что-то видела, – твердо заявила Ванья, кивая в сторону Николь. – Заставь ее заговорить. Это твоя работа. С этим она скрылась за углом и исчезла. Он оставил последнее слово за ней. Его это больше не волновало. Торкель вышел и встал за кафедру из светлого дерева. К ее скругленному бортику был прикреплен ряд микрофонов. Все с защитной пенорезиной и логотипами компаний, хорошо видными камерам. SVT, TV4, SR, TT, NRK. Сначала Торкель собирался провести пресс-конференцию в здании полиции, но отказался от этой идеи, поскольку там просто-напросто не было достаточно большого помещения. Эрик предложил обратиться к Пийе, и в результате Торкель вышел на подиум здания муниципалитета, где обычно обсуждались не полицейские, а политические вопросы. Особых дискуссий, правда, не предвиделось. Большинство собравшихся уже почти все знало. Все было затеяно скорее ради пресс-конференции как таковой. Своего рода игра на публику. «Чтобы показать открытость полиции по отношению к СМИ», как это красиво называлось в служебной записке от руководства, где также призывали вышестоящих начальников заводить аккаунты в «Твиттере». Торкель подождал за кафедрой, пока стихнет гул голосов собравшихся журналистов, и в общих чертах изложил сведения, которыми они располагают. Девочка приходится родственницей семье Карлстенов. Она, судя по всему, находилась в доме, когда семью расстреляли, и потом благополучно скрывалась. Ее нашли – как всем, наверное, уже известно – в Медвежьей пещере, километрах в десяти к северо-западу от города. Сейчас девочка находится в больнице, и пока они знают только, что у нее небольшое обезвоживание и переохлаждение, но в остальном никаких физических повреждений она не получила. Что касается убийства семьи Карлстенов, то расследование продолжается, но на настоящий момент никаких подозреваемых нет. До завершения технической экспертизы он не хочет высказываться относительно того, застрелили ли Яна Седера из того же оружия, но нельзя исключить наличие связи между убийством Седера и Карлстенов. Торкель умолк и сделал глубокий вдох. Наступает та форма общения с прессой, которую он не любит больше всего. – Есть ли вопросы? – произнес он и обвел взглядом зал, где поднялся небольшой лес рук. Торкель указал на незнакомую ему рыжеволосую женщину в первом ряду. – У вас есть какой-нибудь мотив убийства семьи? – спросила она по-норвежски звонким голосом. – Нет, но мотив существовал, их выбрали не случайно. – Откуда вы это знаете? – продолжила спрашивать рыжеволосая. – Об этом мне не хотелось бы высказываться, – ответил Торкель, но его тут же опять спросили о мотиве. Ванья стояла, прислонясь к стене, в самом конце зала. Торкель предлагал ей не просто участвовать, а вести всю пресс-конференцию, но она отказалась. Она радовалась своему решению, видя, как Торкель спокойно отвечает на вопрос за вопросом. Было приятно вернуться к работе. Приятно не иметь времени на бесконечные размышления о болезни и лжи, переместить фокус на что-то другое, но она чувствовала, что ей не хватает терпения, которое требуется для ведения пресс-конференции. Она теперь стала слишком легко выходить из себя и грубить. Словно в подтверждение ее мысли настроение незамедлительно упало до нуля, когда открылась тяжелая дверь в зал и она бросила взгляд на запоздалого посетителя. Малин Окерблад. Она остановилась возле захлопнувшейся за ней двери, огляделась, увидела Ванью и направилась к ней. – Вы нашли ее. Девочку, – тихо проговорила она низким голосом и встала у стены рядом с Ваньей. – Очевидно, – отозвалась Ванья, не отрывая взгляда от подиума и своего начальника. – Она может опознать убийцу? – Мы пока не знаем, мы ее не допрашивали. – Она больше почувствовала, чем увидела, что Малин кивнула. – Я не думала, что вы приедете раньше завтрашнего дня, – сказала Ванья, и трудно было не понять, что такое развитие событий ей бы понравилось больше. А еще лучше было бы, если бы та вообще не приезжала. – А Себастиан здесь? – тихо спросила Малин, будто не услышав ее реплики, и принялась обводить взглядом зал. Ванья повернулась к ней и пристально посмотрела на нее. Малин Окерблад наверняка не сомневалась в том, что задала вопрос вполне будничным тоном, но в нем присутствовало нечто иное, нечто большее, а Ванья хорошо умела разбираться в интонациях. Себастиан. Только имя, намек на ожидание, слабая, вероятно, неосознанная улыбочка. Он спал с ней. Вообще-то Ванью не волновало, с кем там Себастиан трахается и сколько у него партнерш. У него проблемы, сексуальная зависимость, это очевидно. Но Малин Окерблад?! Некомпетентная женщина, отпустившая единственного человека, который мог продвинуть расследование вперед. И он с ней переспал?! Правда, с точки зрения Ваньи, это было худшее из наказаний, но Малин Окерблад явно не разделяла ее мнения. К своему удивлению, Ванья поймала себя на ощущении, что ее предали. Со времени возобновления их с Себастианом дружбы все шло хорошо. Казалось, будто он действительно старается вернуть ее доверие. И вот он укладывается в постель с их общим врагом! По какой-то непонятной причине она отнеслась к этому так, словно он предпочел ей другую. – Он здесь? – повторила Малин, когда Ванья не ответила. – Я его не вижу. – Он в больнице. – Вот как. – Мы немного больше изучили круг знакомых Яна Седера, – поспешно и тихо продолжила Ванья, пока Малин не решила уйти. – Вы его помните? Вы его отпустили, после чего его застрелили. Малин не ответила, но посмотрела на Ванью говорящим взглядом. – Как бы то ни было, оказалось, что это маленькая и довольно потрепанная компания, – продолжила Ванья. – Местные их крепко прижали. Те, у кого нет алиби, просто-напросто не в состоянии совершить нечто подобное. – Вот как? – В глазах Малин читалось откровенное недоумение. – Зачем вы мне это рассказываете? Меня надо ставить в известность, когда ваша работа даст результат, а не когда она его не дает. – Седер знал, у кого было его ружье, а вы его выпустили. Просто загадка, как вам по-прежнему разрешают оставаться руководителем предварительного следствия. – Мне не нравится ваш тон. – Мне не нравитесь вы. Их взгляды скрестились. Ванья слышала, что на заднем плане продолжаются расспросы. – Вы сказали, что девочка приходится семье родственницей. Какой именно?