– Нам незачем в это углубляться. – Она ведь двоюродная сестра мальчиков? – Следующий вопрос. – Она видела убийцу? – Мы этого не знаем, и чем меньше на эту тему будет высказываться домыслов, тем лучше. Малин набрала в грудь воздуха, словно собиралась что-то сказать, но, похоже, передумала. Она застегнула куртку и приготовилась уходить. Ванья задержала ее. – Еще одно… Малин остановилась и посмотрела на Ванью взглядом, показывающим, насколько она не заинтересована в том, чтобы услышать от нее что-нибудь еще. – Он очень слаб по части секса. Себастиан. Ему достаточно просто увидеть хоть немного привлекательную женщину. Просто чтоб вы знали, во что ввязываетесь. Малин даже не ответила, а просто пошла дальше в сторону двери. Вновь переключая внимание на события на небольшом подиуме, Ванья не смогла сдержать легкой довольной улыбки. Торкель как раз собирал бумаги и спускался вниз. Его место за кафедрой заняла женщина, которую Ванья раньше не видела. – Здравствуйте, не могли бы вы еще ненадолго задержаться… Меня зовут Пийя Флудин, а для тех, кто меня не знает, скажу, что я председатель правления муниципалитета Турсбю, и я хочу воспользоваться случаем и первым делом поблагодарить Торкеля Хегберга и его команду за то, что они сюда приехали… Ванья покинула место у стены и встретила Торкеля у двери. – Здесь, кажется, была прокурор? – тихим голосом поинтересовался он. – Да. – Что она хотела? – Похоже, поймать Себастиана. Торкель бросил на нее вопросительный взгляд, но с таким выражением лица, будто уже знает ответ. – Зачем? – Не знаю, а ты как думаешь? Господин Хегберг. – Придержи язык, – строго, хоть и с улыбкой сказал Торкель, и открыл дверь. Мысли мелькали с такой же скоростью, как деревья снаружи. Полицейская машина ехала быстро. Проблесковые маячки резким синим цветом отражались на металлической поверхности уступавших им дорогу машин. Женщина-полицейский за рулем молчала. Мария Карлстен сидела на заднем сиденье, где пахло кожей и дезинфицирующими средствами, но толком не помнила, как тут очутилась. Они нашли Николь. Она жива. Следовало испытывать счастье. Безумное счастье. Но не получалось. Совершенно не получалось. Последние сутки были для Марии самыми тяжелыми за всю жизнь. Она обливалась холодным потом, ощущала полное изнеможение и никак не могла сфокусировать взгляд. Она не могла припомнить, когда в последний раз спала, но сидеть спокойно все равно было трудно. Все тело содрогалось. Охватившая ее паника, когда ей позвонили в Бамако, по-прежнему не отпускала. Она встряхивала и кружила, временами вызывая дурноту. Мария слегка опустила стекло, чтобы впустить немного свежего воздуха. От порывов воздуха засвистело – щелка между стеклом и крышей машины оказалась слишком узкой. Мария опустила стекло пониже, и шум исчез. Она наклонила голову к отверстию, и лицо обдавало потоком воздуха. Было приятно, но в машине быстро стало холодно. Мария закрыла глаза и попыталась забыть о страхе. Теперь, когда она знает, что Николь жива. Она понимала, что следовало испытывать облегчение, но мешало чувство вины. За живой Николь стояла уничтоженная семья. Ее младшая сестра, Эмиль и мальчики. Сумеет ли она когда-нибудь сочетать радость с горем, Мария не знала. Это бесчеловечно. Дурнота резко вернулась. Во рту пересохло, и почувствовался неприятный привкус. Мария нащупала бутылку с водой, привезенную ей женщиной-полицейским. Глотнула теплой воды, наполнила ею рот. Немного пополоскала и проглотила. Опять посмотрела на стволы и кроны деревьев. Почувствовала на лице ветер. Замерзла, но ничего предпринимать не стала. Мерзнуть казалось правильным. Она на пути в бесчеловечное место. Место, содержащее самое большое горе и самую большую радость. Большое двухэтажное здание с вывеской «Больница Турсбю» над входом возникло перед Марией совершенно внезапно. Ей казалось, что полицейская машина будет ехать целую вечность. Что она все будет ехать и ехать к своей дочери, но никогда до нее не доберется. И вот она вдруг уже на месте. Всего в нескольких метрах от той, кого мечтала увидеть. Что произойдет теперь? Сумеет ли она обрести контроль над ситуацией, или по-прежнему не сможет влиять на происходящее? Да какая разница. Она встрепенулась. Удивила саму себя, открыв дверцу даже раньше, чем машина полностью остановилась. Ей хотелось бегом ворваться в больницу, найти дочь и больше никогда ее не покидать. Сидящая впереди женщина-полицейский наклонилась к ней и впервые за всю поездку повысила голос. – Подождите, они хотят, чтобы вы ждали здесь. Вас хотят провести с заднего входа. Мария рассердилась. Злость на все произошедшее внезапно нахлынула на нее. Наконец-то, чувствовала она. Пришла пора. Злость дала ей неожиданный прилив энергии. – Я не намерена больше ждать! – решительно заявила она и полностью открыла дверцу. Ей требовалось найти своего ребенка. Она побежала к большим стеклянным дверям больницы. Они откроются, и за ними будет Николь. Она слышала, как сзади ей что-то кричит женщина-полицейский. – Подождите! Мария! Подождите! Мария бросила через плечо быстрый взгляд, чтобы посмотреть, вышла ли женщина из машины, чтобы попытаться остановить ее, но та стояла на месте и только кричала. Мария не думала, что получится так легко. Она побежала еще быстрее. Вход находится впереди. Она чувствовала, как приятно наполнить кислородом легкие и обрести силу в мышцах. Ей больше даже не было плохо. Красно-коричневое двухэтажное здание приближалось. За блеском стеклянных дверей она увидела людей. Они неторопливо двигались. Она двигалась быстро. Ничто не сможет ее остановить. Ничто. – Мария Карлстен?! Кто-то кричит. Она попыталась проигнорировать слова мужчины, который поднялся со скамейки в нескольких метрах от входа. Он был одет в зеленую, чуть великоватую парку и коричневые брюки. Мария увидела, что он собирается преградить ей путь. Помешать. Она увеличила скорость. Останавливаться она не намеревалась. – У меня нет времени, – отрезала она. Мужчина сделал два шага в ее сторону. Большой, довольно тучный, но она собиралась протиснуться мимо. Оттолкнуть его, если потребуется. – Это я нашел Николь. – Голос у него был ровный и спокойный, и она сразу прониклась к мужчине доверием. – Мне необходимо поговорить с вами. Мария почувствовала, как теряет целеустремленность. Сила, которую она ощущала, исчезла за несколько секунд. Она остановилась. Повернулась к мужчине, который стоял спокойно и, похоже, ни на минуту не сомневаясь в успехе, ждал ее. – Меня зовут Себастиан Бергман, – сказал он, протягивая руку. – Я работаю психологом в Госкомиссии по расследованию убийств. Ваша дочь чувствует себя хорошо. Даю слово. – Я должна ее увидеть, – умоляюще произнесла она. – Это мое единственное желание. – Вы ее увидите. Но сначала я должен с вами поговорить. Он огляделся, взял ее под руку и отвел от стеклянных дверей. – Пойдемте, мы зайдем с другой стороны. Там внутри довольно много журналистов. Мария послушно подчинилась. У нее больше не было сил протестовать. Она увидела, как женщина возле полицейской машины приветственно кивнула мужчине, взявшему теперь ее под свою ответственность, а потом снова спокойно уселась за руль. Они вдвоем пересекли площадку для разворота машин и пошли дальше в сторону приемного покоя. Перед входом там, поблизости от нескольких зеленых скамеек, стояла небрежно припаркованная машина скорой помощи. Один из санитаров сидел и курил. Этого Мария никогда не могла понять. Как больничный персонал, люди, которые, вероятно, лучше всех знают о вредном воздействии табака, могут продолжать курить? Себастиан остановился у ближайшей к ним скамейки и снова заговорил с ней. – Дело обстоит следующим образом. Врачи обследовали Николь, и чисто физически она в очень хорошей форме. У нее наблюдается обезвоживание и она измождена, но серьезного ничего нет. Мария слышала по его голосу, что он хочет сказать что-то другое. Она поняла, что он чего-то недоговаривает. – Почему вам тогда понадобилось поговорить со мной? Если все хорошо? – спросила она и увидела по нему, что угадала. Перед тем как продолжить, Себастиан сделал чуть слишком глубокий вдох. – Потому что она не разговаривает. С тех пор, как я нашел Николь, она не произнесла ни слова. Слова причинили боль. Хоть их было не много, и они, собственно, ничего не сообщили, они показались очень жестокими. Она высвободилась от его руки. Поняла его мысль, и все-таки не поняла. – Что вы имеете в виду? Она ничего не говорит? – выдавила она. Себастиан покачал головой. – Ни слова. И врачи не находят тому никаких медицинских причин. Мария почувствовала, что волнение и дурнота возвращаются. – Мария, послушайте меня. Нет ничего необычного в том, что перенесшие травму люди уходят в себя. Особенно дети. Это психологическая реакция. Сильнейший механизм «бегства» и способ защититься от экстремальных впечатлений. А Николь пережила нечто ужасное. – Она видела, как их убивали? Сестру и… всех? Себастиан боялся, что эта информация может оказаться для нее слишком большим ударом, но когда-то ей все равно придется, будет необходимо это узнать. – Да.