«Грегор Надземный»[10]. Что-то о брате и сестре, которые, по-видимому, провалились в подземный мир, где тараканы поклонялись девочке как принцессе, и той приходилось спасать подземное государство от войн и параллельно искать вместе с братом исчезнувшего отца и пытаться найти дорогу обратно в реальный мир. Мария сказала, что это фэнтези. Себастиан считал, что это полное говно. Впрочем, он был вынужден признать, что вечер получился приятным. Он взял на себя приготовление ужина на троих, в компании и при участии Марии и Николь. Николь сосредоточенно шинковала лук и терла морковку для соуса болоньезе, а Мария накрыла на стол и зажгла маленькие свечки в двух ужасающих темно-зеленых керамических подсвечниках, которые обнаружила на кухонном подоконнике. За ужином Николь с аппетитом ела пасту и соус с мясным фаршем. Себастиан поддерживал за столом разговор, чтобы все казалось максимально обыденным. Спросил Марию о ее работе в СИДА и пребывании в Мали, но главным образом сосредоточился на Николь. Интересовался ее жизнью в школе, тем, какие предметы нравятся ей больше и меньше всего, с кем она дружит и так далее. Николь, естественно, не отвечала и никак вербально в разговоре не участвовала, но Себастиан, тем не менее, адресовал вопросы ей, и Мария, выждав, чтобы дочь могла рассказать сама, завершала большинство ответов фразами «не так ли, дорогая?» или «ведь так?», чтобы Николь все-таки была включена в беседу. После ужина Себастиан и Мария убирали со стола и мыли посуду, а Николь сидела тут же с бумагой и мелками и опять рисовала. – Она очень разволновалась, когда вы ушли за покупками, – тихо сказала Мария, кивнув в сторону сидевшей за кухонным столом Николь. – Все это время она провела, будто приклеившись ко мне. Себастиан повернулся к Николь. Его вновь удивило проснувшееся в нем чувство нежности. Николь отложила мелок, которым рисовала, и откинулась на спинку стула. – Можно посмотреть? – спросил Себастиан, подошел и взглянул на лежавший перед ней рисунок. Дом в лесу. Разбитое стекло ведущей на веранду двери. Себастиан предположил – никогда не видев его, – что это дом, куда она залезла, пока бежала к Медвежьей пещере; дом, который она сочла надежным укрытием. Только половина дома имела наружные стены, остальное было изображено в разрезе. Гостиная, кухня и спальня, где под кроватью лежит темноволосая девочка. – Можно я его тоже возьму? – спросил Себастиан. Николь встретилась с ним взглядом. Разумеется, никаких слов, кивков или чего-либо другого, показывающего, что она вообще слышала его слова. Правда, и никаких протестов, когда он взял и свернул рисунок в трубочку. – У вас есть время подождать, пока я приму душ? – поинтересовалась Мария, и Себастиан признался, что времени у него сколько угодно, его никто не ждет. Мария долго стояла под горячей водой в надежде, что та каким-то таинственным образом унесет с собой немного горя и безнадежности. Не унесла. На своей работе Мария видела страдание вблизи. Проявляла участие, сочувствовала жертвам и родственникам, но ей всегда удавалось сохранять профессиональную дистанцию, необходимую для того, чтобы тебя это не поглотило и не уничтожило. Сейчас же ей казалось, будто она погибает. Она прислонилась лбом к кафелю и зарыдала, но тихо, и впервые с тех пор, как вернулась домой, почувствовала, насколько она устала и опустошена – когда не требуется притворяться сильной перед Николь. Ноги подкашивались. Она опустилась на пол и осталась сидеть под струями воды. Казалось, будто она никогда не сможет подняться. Когда она примерно через полчаса вышла из ванной, Себастиан сидел на серо-зеленом диване рядом с Николь и читал вслух одну из книг, которые та взяла с собой из их квартиры. Мария остановилась в дверях и стала наблюдать за ними. Он действительно проявляет по отношению к Николь безграничное терпение, этот Себастиан Бергман. Посреди всего этого мрака, всей неизвестности, всего этого беспорядочного водоворота он является точкой опоры, которая требуется не только Николь, осознала Мария. Без него она не выдержала бы последних суток. Она прислонилась к дверному косяку и слушала, как его голос меняет интонацию и даже диалект, говоря за разных персонажей книги. Ее втягивало в историю в точности, как Николь, которая была полностью поглощена повествованием, и она обнаружила, что даже слегка расстроилась, когда глава закончилась, он закрыл книгу и положил ее на стол перед диваном. – Думаю, мне пора, – сказал он, вставая. Николь посмотрела на него с беспокойством, тоже вскочила на ноги, подошла и обняла Марию. – Вы теперь справитесь? – уточнил он, снимая плащ с вешалки в прихожей. Мария кивнула, но, тем не менее, услышала, как сама проговорила: «Вы можете остаться?» Себастиан застыл и посмотрел на нее вопросительно. – Николь все равно спит со мной, вы можете воспользоваться второй комнатой, – продолжила Мария, показав затылком вглубь квартиры. – Разумеется, если хотите. Даже не успев оформиться в голове, ответ уже слетел с его губ. – Конечно, я могу остаться, – сказал Себастиан, стягивая плащ. Торкель открыл ноутбук и как раз собирался написать короткий отчет о встрече с Гуниллой и Кентом Бенгтссонами, когда в дверь постучали. Вечер выдался богатым на события. Около восьми часов позвонил Эрик Флудин, сообщивший, что один свидетель видел припаркованную машину в нужном районе в интересующее их время. Но как раз когда Торкель собрался вызвать Билли, чтобы встретиться с Эриком и ехать туда, ему позвонил человек, представившийся Кентом Бенгтссоном, соседом Карлстенов, который, приехав домой, нашел в почтовом ящике визитную карточку Торкеля. Торкель быстро поменял планы. Ванья и Билли отправились вместе с Эриком к свидетелю, а он сам поехал и поговорил с Бенгтссонами, выразившими готовность встретиться с ним, несмотря на поздний час. В гостиницу он вернулся менее получаса назад и сейчас впустил Ванью, державшую в руках коробку, которая незамедлительно наполнила номер Торкеля запахом фастфуда. – Надо было взять тебе тоже? – спросила Ванья, указывая на белую коробку, которая, как оказалось, содержала гамбургер и картошку фри. – Нет, спасибо, мне удалось по возвращении заставить их сделать мне на кухне бутерброд, – ответил Торкель и приоткрыл окно, что Ванья, видимо, не связала со своим пахучим ужином. – Как у тебя прошло? Что они сказали о Карлстенах? – поинтересовалась Ванья и жадно откусила от гамбургера. «Да, что же они сказали?» – подумал Торкель. Никто из супругов Бенгтссонов особой разговорчивостью не отличался, отвечали они немногословно, и то немногое, что сказали, в принципе не изменило уже сложившегося у полиции представления о семье их соседей. Приятные, к ним хорошо относились, рьяно занимались экологией, против чего ни Гунилла, ни Кент ничего не имели, хотя знали, что других это раздражало. – Кого других? – спросил Торкель и получил тот же ответ, что раньше. Наиболее громко против семьи выступали Ян Седер и Уве Хансон, но ведь те подавали на них заявления в полицию. В остальном речь шла об отдельных редких комментариях и сплетнях. Ничего серьезного. Они представления не имели, кому могло захотеться лишить соседей жизни. Это так ужасно. Особенно что касается маленьких мальчиков. Они оба довольно часто приходили к Бенгтссонам, чтобы посмотреть на лошадей. – Ничего такого, чего бы мы уже не знали, – резюмировал для Ваньи свои рассуждения Торкель. – Где они были с прошлого четверга? – поинтересовалась та, обмакивая несколько кусочков картошки в каплю кетчупа рядом с гамбургером. – Они в пятницу праздновали какое-то шестидесятилетие в Карлстаде и остались на выходные. – Значит, произошедшее потрясло их не настолько сильно, чтобы они не смогли поехать на праздник, – заключила Ванья. – У меня возникло ощущение, что они не особенно хорошо знали Карлстенов. Они не враждовали, просто… не проявляли к ним интереса. – Торкель пожал плечами. – А как прошло у вас? – Так себе, этому Франку показали снимки всех «Мерседесов», произведенных примерно с тысяча девятьсот семидесятого года. – И? – Он был уверен только в том, что там стоял «Мерседес». Билли обобщит то, что удалось узнать. Ты точно не хочешь? – Ванья пододвинула к Торкелю белую коробку, но тот отрицательно замахал руками. В дверь опять постучали, и вошел Билли с компьютером в руках. – Привет. Ванья как раз сказала, что ваша небольшая вылазка дала не слишком много, – поприветствовал его Торкель. – Не скажи, – ответил Билли. Для полного отсутствия результата вид у него был необычно оживленный. Он уселся на кровать с компьютером на коленях и повернул экран к собеседникам. – Он был не уверен, но многое указывало на то, что это одна из последних моделей. – Билли открыл домашнюю страницу со слайд-шоу. По экрану заскользили разные варианты «Мерседеса». – Это мог быть седан класса А, седан класса С, купе, даже комби, CL, CLA, CLS… – Достаточно, – прервал его Торкель. – Это может быть масса машин, я понял. Давай дальше. Билли посмотрел на него и, казалось, даже слегка огорчился, что ему не дали продолжать прокручивать автомобили, но закрыл слайд-шоу и открыл новую страницу. – Возможностей слишком много, чтобы нам это помогло, но я все-таки пробил все возможные модели в автомобильном реестре, чтобы просто посмотреть, зарегистрированы ли какие-нибудь и, в таком случае, сколько штук, поблизости. Билли выпрямился на кровати и не смог сдержать легкой улыбки, что подсказало Торкелю, что он до чего-то докопался. Вечер все-таки принес результат. – Угадайте, кто владелец модели CLS 350 тринадцатого года? – Кто? – спросил Торкель, сумев этим кратким словом показать, что сейчас его не интересует игра в угадайку. – Уве Хансон, – ответил Билли и вывел на экран сведения. – Почему это имя кажется знакомым? – поинтересовалась Ванья с набитым остатками гамбургера ртом. – Он владеет лодочной фирмой, на которую Карлстены заявляли в полицию из-за использования запрещенных красок для днища, – ответил Торкель и наклонился, чтобы прочитать текст на экране. – Резюме краткого допроса, который проводили с ним в пятницу местные полицейские, лежит в общей папке вместе с заявлением Карлстенов, – закончил Билли и обратился к Торкелю. – Что нам теперь следует делать? Торкель выпрямился и прошел несколько шагов по комнате. Задумался. – Он охотится? – У него есть лицензия на два ружья, – кивнул Билли. – Так что, думаю, да. Торкель еще немного прошелся по комнате. Это хорошо. Это может стать необходимым прорывом. Он быстро взглянул на наручные часы. Начало двенадцатого. Наверное, ничего не изменится от нескольких часов заслуженного отдыха. – Мы прочитаем то, что у нас есть, и завтра первым делом задержим его, – решил Торкель. Остальные согласно кивнули и, еще несколько минут поговорив о распределении работы в преддверие завтрашнего дня, удалились. Оставшись один, Торкель закрыл окно и подумал, не позвонить ли Урсуле. Ему хотелось, не терпелось услышать ее голос, но уже слишком поздно, решил он. Завтра он поговорит с ней обстоятельно. Хотелось бы надеяться, что тогда он сможет рассказать ей, что они немного приблизились к раскрытию дела. Он снял с кровати покрывало и направился в ванную, когда зазвонил телефон. «Урсула», – подумал он с надеждой, но высветился другой номер, другое имя. – Уже поздний час, – приложив телефон к уху, сказал он. – Знаю и прошу прощения, – отозвался на другом конце Аксель Вебер и, похоже, говорил всерьез. – Я хотел вам кое-что рассказать. – Вот как, что же? – Торкель говорил по-прежнему кратко и недружелюбно. – У меня в Стокгольме есть молодые коллеги… – Вебер умолк, словно не зная, как лучше продолжить. – Вы перевезли девочку, не так ли?