– Я не буду это комментировать. Спокойной ночи, – ответил Торкель и приготовился положить трубку. – Подождите, подождите, я звоню не за этим. – Он сделал глубокий вдох, словно ему требовалось в последний раз обсудить с собой, правильно ли он поступает. – Они знают, где она, и завтра мы это опубликуем. ЗДЕСЬ ОНА СКРЫВАЕТСЯ Большими буквами. Далее буквы чуть меньше, но текст по-прежнему бросается в глаза. ОНА ВЫЖИЛА В ДОМЕ УЖАСА Остаток страницы – фотография, зернистая, будто снята телеобъективом с дальнего расстояния, вероятно, сознательный выбор, чтобы усилить ощущение сенсации и раскрытия тайны, подумал Торкель. Принимая во внимание современную фототехнику, он не мог придумать иной причины тому, что фотография не резкая. Она показывала часть дома, в который Николь и Мария приехали менее суток назад. Несмотря на качество снимка, дом при желании установить легко. Светлый овал, который вполне мог быть лицом девочки, в окне третьего этажа. Вокруг окна красный кружок, чтобы никто не упустил, где именно она находится, или не поставил под сомнение достоверность новости. – Газета уже вышла, – закончил Торкель, описав первую страницу Себастиану по телефону. – Они пишут конкретно, где мы находимся? – спросил Себастиан, пытаясь осознать масштаб услышанного. Придется снова переезжать, предположил он. Вопрос только в том, куда, но, к его собственному удивлению, ответ на вопрос возник незамедлительно. – Они пишут «в анонимном многоквартирном доме в Фарсте», – ответил Торкель, снова пробегая глазами текст. – Но при помощи фотографии тому, кто захочет, не составит труда вас найти. – Ее дважды кто-то пытался убить, о чем они, черт возьми, думают? – стоявший в гостиной Себастиан понизил голос до шепота. – Вероятно, вообще не думают, но я обеспечил вам охрану. Мы посадим на лестнице двух человек. Себастиан кивнул сам себе, но его быстро нарастающее раздражение не давало ему больше стоять на месте. Он принялся расхаживать по комнате, продолжая яростно шипеть в трубку. – Она нуждается в покое и максимально нормальном существовании. – Никто к вам даже не приблизится, – веско заверил Торкель. – Нормальное существование подразумевает не изоляцию и постоянную угрозу, – сказал Себастиан и сам услышал, что опять начинает говорить немного слишком наставительным тоном. – У нее должна иметься возможность при желании выходить на улицу, – продолжил он. – Без журналистов и фотографов в кустах и не опасаясь того, что кто-нибудь попытается ее застрелить. Торкель на секунду задумался, не просветить ли Себастиана относительно того, что время, когда фотографы лежали в кустах и ждали, вероятно, уже давно миновало, но он понимал, что имеет в виду коллега. – Мы снова перевезем вас, – быстро решил он. – У нас есть другие надежные адреса. – В этом-то и заключается проблема, – ответил Себастиан и остановился от удивления, что Торкель еще не сложил два и два. – У вас нет никаких надежных адресов, потому что у вас кто-то сливает информацию. – Откуда ты знаешь? – поинтересовался Торкель, чувствуя, что инстинктивно занял оборонительную позицию, как всегда, когда критиковали его организацию. – Ты мне только что это прочитал. Торкелю потребовалось всего несколько секунд, чтобы понять: Себастиан прав. Это доказывала лежащая перед ним газета. Сведения о местонахождении Николь и Марии могли поступить только от кого-то из полиции. Выбор был не слишком большим, и Торкель взял на заметку, что надо любой ценой найти виновного и проследить за тем, чтобы он или она больше ни часа не работали в полиции. Впрочем, это не первоочередная проблема. – А что ты предлагаешь? – спросил он, отбрасывая газету на кровать. Себастиан позволил себе додумать мысль, вертевшуюся у него в голове с тех пор, как Торкель позвонил и сообщил, что их укрытие обнаружено. – Они могут пожить у меня. – Торкель ответил не сразу, что Себастиан истолковал как начальное неприятие идеи. – У меня есть место, у них будет собственная комната, никому, кроме тебя, меня и команды, незачем знать, где они. В глубине души Торкель чувствовал, что следует сказать «нет», что об этом не может быть и речи, что это никуда не годное предложение, противоречащее всем мыслимым предписаниям и правилам. Но проблема заключалась в том, что идея была не плохой. Отнюдь. Даже напротив. Девочка привязалась к Себастиану, в том, что он может быть ей полезен, Торкель не сомневался, речь все-таки шла о травмированной психике, а это область Себастиана. Торкель не полагался на Себастиана, когда дело касалось многих вещей, но тут ситуация была особой. У них возникла неотложная проблема, а Себастиан предложил ему решение, которое, по крайней мере на начальном этапе, может подойти. – Я вышлю машину, – сказал Торкель. – Когда вы сможете быть готовы? – У вас тут прямо хоромы. При ее словах Себастиан вздрогнул. Приняв у них верхнюю одежду и попросив их заходить и осматриваться, он зацепился взглядом за то место на стене прихожей. Опять. Он не был здесь несколько дней, но что он, собственно, думал? Что сможет забыть? Что сможет войти в квартиру и ему не будет казаться, будто он видит красные пятна и чувствует насыщенный железом запах крови? Его осенило, что именно так он и думал. Где-то в глубине души он, по крайней мере, надеялся на то, что компания, другие живые люди изгонят воспоминания и каким-то образом очистят дом, в котором ему становилось все труднее находиться. Очевидно, не получилось. Во всяком случае, пока. Он отвернулся от стены и посмотрел на Марию, которая стояла в дверях гостиной рядом с Николь, обнимавшей ее за талию. – Извините, что вы сказали? – У вас большая квартира. – Да. Да, действительно. Себастиан повернулся к шляпной полке, взял оттуда вешалку для пальто Марии. – Вы живете здесь один? – спросила Мария, продвигаясь вместе с Николь по маленькому коридору вглубь квартиры. – Да, – ответил Себастиан, вешая на крючок куртку Николь. Мария остановилась перед закрытой деревянной дверью белого цвета. – Что там внутри? – Откройте и увидите. Мария открыла дверь. – Я подумал, что вы сможете жить здесь, – сказал Себастиан и, сделав несколько быстрых шагов, догнал их. – Очень красивая комната, – ответила Мария и шагнула внутрь. Оглядевшись, Себастиан понял, что она права. Комната действительно красивая, правда, немного узкая. Лили настояла на том, что им необходима гостевая комната, и обставила ее после одной довольно дорогой поездки на аукцион в Норртэлье. Голубые обои, белый стильный комод и письменный стол в стиле рококо вдоль одной стены. На стенах черно-белые фотопортреты в черных рамках. Под окном с белыми занавесками – широкая кровать с тяжелыми резными металлическими спинками. Все из одного дома, лишившегося владельца. Даже портреты. Они понятия не имели, кто были эти люди, когда-то принарядившиеся и сходившие в фотоателье, но Лили посчитала, что им следует продолжать находиться вместе с остальной меблировкой. Красивые вещи, подходившие друг к другу, но требовавшие присутствия живого существа, чтобы стать чем-то большим, нежели просто красивой комнатой, чтобы стать частью дома. – Вы думаете, что сможете спать на кровати вдвоем, или принести еще один матрас? – поинтересовался Себастиан. – Нет, все прекрасно, – ответила Мария и повернулась к нему. – Спасибо за все ваше… участие. Я его очень ценю. Себастиан ответил не сразу. Его поразило, насколько он не привык получать комплименты. Он хорошо умел их раздавать, автоматически, не придавая им значения, но ему уже давно никто не выражал словами искренней благодарности. Наверное, он сам виноват, но тем не менее. Это приятно. – Это такая малость, – откровенно сказал он, встретившись с ней взглядом. – Я делаю это с большим удовольствием. – В любом случае, спасибо. Не знаю, как бы мы без вас с этим справились. Опять короткая пауза, прежде чем Себастиан, глубоко вдохнув, отступил на шаг назад. – У меня дома, вероятно, почти ничего нет, так что устраивайтесь, а я пока схожу куплю немного еды, – проговорил он чуть громче, чем эффективно нарушил неловкий интимный момент, и показал большим пальцем через плечо, в сторону входной двери. – Потом мы могли бы сесть с Николь и немного поговорить. – Он повернулся к Николь, молча изучавшей фотографии на комоде. – Тебе бы этого хотелось? Николь обернулась и посмотрела ему в глаза. Затем слабо кивнула. Едва заметно. Стоило моргнуть, и это мгновение можно было упустить, но оно все-таки было. Реакция. Дверь в избранную по собственному почину тюрьму приоткрылась. Себастиан тепло улыбнулся девочке и впервые с того самого вечера не покосился на стену в прихожей, когда уходил из квартиры. Уве Хансон был просто великаном. Торкель увидел его в коридоре, когда местные полицейские вели его в одну из допросных. Чуть выше двух метров, и Торкель предположил, что если бы его поставили на весы, то стрелка остановилась бы где-то за 140 килограммами. Может, дальше. Из ворота свитера торчат части сине-черных татуировок. В ухе кольцо. Большие руки, опять-таки с татуировками на тыльной стороне ладоней, густая черная борода, дополняющая образ потенциального насильника. Торкель сознавал, что это донельзя предвзятое мнение, но он легко представлял себе Уве Хансона разгуливающим по белой вилле с дробовиком.