И не понимал, почему она внезапно прекратила разговор и откинулась на спинку стула. Значило ли это, что она его подозревает? Что теперь его притянут к расследованию убийств? Эрика он знал. Знал и любил. Тот был не из альфа-самцов, которых – бог свидетель – в окрестностях имелось предостаточно. Более гибкий, готовый идти на компромисс. Дома он без проблем передавал бразды правления Пийе. Это, несомненно, залог счастливой супружеской жизни, но тем не менее. Эрик знает себе цену, хоть иногда как будто бы и играет вторую скрипку. Он вызвал Госкомиссию по расследованию убийств. Более честолюбивые полицейские остереглись бы отдавать дело, которое могло стать решающим для карьеры. Но не Эрик. Для него не имеет значения, кто выполнит работу, главное, чтобы она была выполнена. Айна очень любила Эрика, говорила, что он слишком хорош для Пийи. Наверное, она была права. Франк позволил себе немного потосковать. Такие мгновения – а они случались все реже – становились теперь все короче и короче, но сейчас он полностью предался воспоминаниям об Айне. Он отчетливо представлял ее себе. Помнил каждую морщинку, каждый волосок, помнил звук ее голоса, ее смех. Господи, как он ее любил. Он скорбел о ней. Такой глубокой скорбью, что боялся никогда из нее не выбраться. Мрак после ее кончины был настолько велик, что угрожал поглотить его. Будь он один, он, наверное, не выдержал бы, поддался бы и просто сгинул. Но у него был Хампус. Наполовину Айна. Полностью от него зависящий. Погрязнуть в скорби было нельзя, поэтому он медленно, но верно вернулся к жизни. Франк отогнал всплывший из глубин памяти образ Айны в летнем платье на лужайке перед домом, смахнул застрявшую на ресницах одинокую слезу и обернулся к сыну. Тосковать нет времени. Сил тоже. Его жизнь такой роскоши не позволяет. Когда Торкель вышел от Бенгтссонов, уже начало смеркаться. Вместе с солнцем быстро исчезло и весеннее тепло, и по дороге к машине Торкель застегнул молнию на куртке. Вместе с тем его поразило, до чего свежо и приятно на улице. Воздух чистый, слабый ветерок, немного усиливаясь, приносил с собой запах с какого-то рано удобренного поля, а в промежутках – легкий аромат леса. Торкель остановился перед домом и глубоко вдохнул. Решил идти к Турссонам пешком. Ванья еще не звонила, поэтому он посчитал, что семья с ребенком в нескольких сотнях метров отсюда, выпадает на его долю. Он ненадолго задумался, не сообщить ли Бенгтссонам, что он пока оставит машину у них во дворе, но решил, что это, пожалуй, не так уж важно. Он двинулся в путь. Несколько ранних пташек пользовались остатками дневного света, чтобы попытаться приманить к себе партнера. Торкель развлекался, пробуя узнать их трели. Когда дочки были помладше, они часто выезжали на природу. Торкель считал важным, чтобы они знакомились с лесом, а не только с игровыми площадками, надувными замками и сухими бассейнами с шариками. Корзинка для пикника, маленькое озеро с головастиками, уползающий уж, кусочки коры, плывущие по ручью, где они строили запруду, сбор ягод и съедобных трав, попытки узнать помет и определить, соня или белка ела у соседей шишки. В лесу всегда находилось, что делать и чему поучиться. Простые радости, ничего выдающегося, но он поймал себя на мысли, что теперь они выпадают ему слишком редко. Ивонн как-то раз заметила, что от поездок в лес больше всего удовольствия получает сам Торкель. Возможно, так и было, но он все равно радовался тому, что сумел обеспечить дочерям такие впечатления. Сегодня ведь детям не разрешают бывать в местах, где они могут пораниться. Их безопасность надо непрерывно держать под контролем. Оставив позади луга и пашни, он продолжил идти в сторону Турссонов по гравиевой дороге. Еще через десять минут за деревьями показался желтый дом, и вскоре Торкель оказался у них на участке. По пути он наслаждался каждым шагом, но пришло время возвращаться к суровой действительности. Зазвонил телефон. Прежде чем ответить, Торкель посмотрел на дисплей: Ванья. Поговорили они коротко. Она сказала, что они с Эриком закончили у Франка Хедена, и спросила, ехать ли им к Турссонам. Торкель объяснил, что он уже там и что они могут отправляться обратно в отделение. Они увидятся там позже. Не успел он положить трубку, как телефон снова зазвонил. На этот раз это был Фабиан, сообщивший, что они почти закончили у Бенгтссонов и половина группы освободилась, есть ли для них еще задание? Торкель велел им ехать к Турссонам, а сам взялся рукой за позолоченную подкову на входной двери и несколько раз ударил ею по прибитому под ней кусочку металла. Никакого ответа. Он снова постучал. Немного сильнее, несколько раз. По-прежнему никто не открыл. Торкель подошел к стене и заглянул в ближайшее окно. Никаких зажженных ламп, никаких признаков того, что в доме кто-то есть. Может, они последовали его совету и уехали? Торкель опять достал телефон, узнал у сидевшей в отделении полиции Фредрики номера Феликса и Ханны и набрал один из них. Со второго гудка ему ответил Феликс. – Где вы находитесь? – представившись, спросил Торкель. – Мы ненадолго уехали, как вы советовали, к сестре Ханны. – Когда вы вернетесь? – Не знаю, наверное, через пару дней. Корнелии нужно возвращаться в школу. Торкель услышал звук приближающейся машины и увидел, как к дому подъезжает «Вольво» Фабиана. – Мне бы надо с вами поговорить. Где живет сестра Ханны? – Около Фалуна. О чем вы хотите поговорить? Торкель засомневался. Насколько много следует их посвящать в детали? Он увидел, что Фабиан вылезает из машины и направляется к нему с вопросительным жестом в сторону дома. Торкель отрицательно покачал головой и показал на телефон. Фабиан понимающе кивнул. – Мы узнали о планах строительства шахты, – вернулся к разговору Торкель. – Вот как? – с откровенно вопросительной интонацией произнес Феликс. – Когда Карлстены отказались продавать свою землю, вы потеряли довольно много денег. – Мы ничего не потеряли, – с удивившей Торкеля уверенностью ответил Феликс. – Напротив, мы на этом выиграли. – У нас имеются сведения, что все, кроме Карлстенов, хотели продать землю. – Да, но мы не владеем землей и домом. Мы лишь арендуем, и когда Карлстены отказались, мы смогли остаться здесь жить. До Торкеля постепенно дошло содержание услышанного, и он незамедлительно рассердился на Эрика и его коллег. Это они были обязаны выяснить, как только четверо землевладельцев, на которых отразились планы «FilboCorp», стали интересовать расследование. Такие сведения он не должен получать по телефону от постороннего человека. «Но лучше поздно, чем никогда», – подумал он и тщательно проследил за тем, чтобы вытеснить гнев из голоса, спрашивая то, о чем ему уже следовало бы знать: – А кто же владеет землей? – Тумас Нурдгрен, – произнес Эрик, вешая на доску фотографию мужчины лет сорока. Это была увеличенная копия паспортной фотографии мужчины, и, как и девяносто пять процентов населения, выглядел он на ней полным придурком. Из-за плоховатой резкости, слишком яркого освещения, стремления казаться расслабленным, имевшего противоположный эффект, и слишком выпученных глаз из боязни моргнуть непосредственно в момент съемки снимок выглядел так, будто взят из реестра судимостей. Хотя Тумас Нурдгрен в реестре судимостей отсутствовал. Где он находится, было неизвестно. Когда всплыло его имя, Торкель позвонил по двум доступным ему номерам – мобильному и стационарному. По мобильному телефону едва успел пройти первый гудок, как включилось сообщение: «Вызываемый абонент в данный момент не может с вами поговорить. Пожалуйста, перезвоните позднее». По стационарному телефону прозвучало четыре гудка, после чего мужской голос на ярко выраженном вермландском диалекте произнес: «Тумас Нурдгрен. Меня нет дома. Оставьте сообщение». Когда они после долгих перипетий добрались до его работодателя, то узнали, что Тумас Нурдгрен уже около недели в отпуске и ожидается на работе только после выходных. Сведениями о том, чем он занимается в отпуске или кто может это знать, она не располагала. Таким образом, за исключением фотографии на доске, приблизиться к Тумасу Нурдгрену не удалось. Ванья и Торкель посмотрели на нее, а Эрик – в свой блокнот. – Работает он, как вам известно, садовником в Роттнерус-парке, живет один в двухкомнатной квартире в Сунне. Купил землю, которую арендуют Турссоны, вместе с женой в 2001 году, в 2009 они развелись, детей нет. – Эрик оторвался от записей с почти извиняющимся видом. – Пока это все. – Турссоны въехали в 2009 году, – сказал Торкель. – В договоре Тумас значится единственным владельцем. – Наверное, выкупил у жены ее долю, – ответила Ванья. – Это должно было обойтись недешево, – продолжил рассуждать Торкель. – Сколько зарабатывает садовник? Двадцать тысяч крон в месяц? Возможно, двадцать две. – В 2009-м планы строительства шахты еще не накрылись, – отозвалась Ванья, понявшая, к чему клонит Торкель. – Он, вероятно, рассчитывал вернуть эти деньги с лихвой. – Мы пока не имеем полных сведений о его финансовом положении, – вставил Эрик. – Завтра будем знать больше. – Я хочу знать все о финансовом положении всех, – проговорил Торкель, вставая и подходя к доске. – Всех из этого списка, – продолжил он и постучал карандашом по короткому перечню фамилий, составленному Билли. – Завтра займемся этим вместе. Я по-прежнему считаю, что мотивом являются деньги. Ванья и Эрик кивнули. Ванья взглянула на часы и встала. Она истолковала последнее предложение Торкеля как завершающее день. Оказалось, она ошиблась. – Ванья, еще одно, – сказал Торкель, когда она выдвинула стул и начала собирать вещи. Она остановилась и повернулась к нему. – Я хочу, чтобы ты поехала обратно в Стокгольм. – Сейчас? – уточнила Ванья и автоматически посмотрела на часы, хотя уже знала, что они показывают. – Как можно скорее, – подтвердил Торкель. – Пора пообщаться с компанией «FilboCorp». – Она находится в Стокгольме? – У них там головной шведский офис, – услужливо вставил Эрик. – И еще я хочу, чтобы ты поговорила с ним. – Торкель указал карандашом на последнее имя в списке: Стефан Андрен. – Разве он живет не в Лондоне? – Он в командировке в Осло и приезжает в Стокгольм завтра вечером, – сообщил Эрик, явно довольный тем, что может чем-то поспособствовать. – У меня здесь есть его номер телефона. – Себастиан сейчас в Стокгольме, используй его, – предложила Ванья. Торкель мысленно вздохнул. Что со всеми происходит? Почему никто не может просто поехать туда, куда он их посылает и где нуждается в них больше всего? – Себастиан не полицейский, и даже будь он им, из него получился бы плохой полицейский, а мне требуется хороший. – Я не падка на лесть, – сказала Ванья с легкой улыбкой, надеясь, что скроет этим откровенное недовольство тем, что ее отсылают. – Мне не требуется льстить, поскольку я могу отдавать приказы, – ответил Торкель, тоже с улыбкой, уходя из комнаты и от возможных протестов. Подобрав остатки соуса кусочком хлеба, Эрик откинулся на спинку стула. Обычно он так поздно не ел, но, придя домой, понял, что ужасно голоден, и нашел в холодильнике оставшиеся от субботнего ужина шпажку с лососем и баночку соуса васаби. Он поставил шпажку разогреваться в микроволновку, а сам тем временем соорудил примитивный салат и запил все это слабоалкогольным пивом. Рецепт был из телевизионной программы «В половине восьмого у меня», и Эрику даже показалось, что получилось вкуснее, чем в только что приготовленном виде. Маринад с чили и имбирем чувствовался больше, и рыба впитала больше вкуса стеблей лимонника, на которые была нанизана. Он встал, поставил посуду в посудомоечную машину, подсоединил телефон к кухонному стереопроигрывателю и включил свой плейлист, тем временем наполнив раковину водой. Пийя и Альма так и не уяснили, как комбинировать раковину, воду, моющие средства и губку, и то, с чем не справлялась посудомоечная машина, всегда приходилось мыть Эрику. Он ничего не имел против. Даже ценил и находил известное спокойствие в том, чтобы слушать музыку, пока моет посуду и наводит чистоту на разделочном столе и плите. Из необходимых домашних работ он действительно предпочитал это, например, уборке с пылесосом и глажке, которые находил убийственно скучными. Он уже почти закончил и мечтал немного посидеть перед сном на диване, вполглаза поглядывая канал «Дискавери», когда почувствовал у себя на талии чьи-то руки. – Как ты любишь пугать, – обернувшись, сказал он.