– Мария, что-нибудь случилось? – едва увидев их, сразу спросил он. – Она опять рисовала, – тихо и испуганно проговорила Мария и встретилась с ним взглядом. – Можно посмотреть? – озадаченно спросил Себастиан и поднял лежавший перед ними на столе перевернутый белый лист бумаги. Сюжет поражал столь же сильно, как и в прошлый раз. Николь еще больше продвинулась назад во времени. На этот раз она стояла на кухне. Перед ней на полу лежал замечательно нарисованный мальчик. Одна рука у него была почти оторвана у плеча и лежала перекошенной рядом с ним. Повсюду была кровь. На рисунок ушло столько чернил из красного фломастера, что последние штрихи на стене получились слабыми, будто закончилась краска. Мария смотрела на рисунок со слезами в глазах. – Это Георг, ведь так? Себастиан осторожно кивнул. – Она сегодня ночью нарисовала один рисунок, но я вам его еще не показал, – медленно проговорил он. – Почему? – На нем ваша сестра. Мария опустила взгляд с совершенно убитым видом. – Он столь же ужасен? Он подошел к ней и положил руку ей на плечо. – Возможно, я поступил глупо, но мне хотелось вас пощадить, – с нежностью сказал он. – Я не хочу его видеть, – ответила она. Немного посмотрев на него печальным взглядом, она повернулась к молчаливой, неподвижно сидящей дочери, такой маленькой и бледной. – Когда это закончится? Сколько ей еще придется находиться в этом жутком мире? – умоляюще спросила она Себастиана. – Это ужасно. – Честное слово, не знаю, – ответил он и осторожно погладил ее по плечу. В кухню вошла Ванья, молча взяла рисунок и принялась его рассматривать. Ее вновь поразила фотографическая память девочки. Та не упустила ни одной важной детали. Присутствовали даже ее собственные кровавые следы. – Я думала над этим, – сказала Ванья Себастиану, кивая на лист бумаги. – Пожалуй, мы должны считать рисунки уликой. – Конечно. – Тогда мне надо забрать их с собой. – Конечно, забирай. Себастиан отпустил плечо Марии и обратился к Николь: – Пойдем, попробуем немного подумать о чем-нибудь другом. Он взял ее на руки и понес в гостиную. – Ты поможешь мне включить телевизор. Наверное, там идет что-нибудь, что нам захочется посмотреть, – сказал он Николь и крепко обнял ее. Ванья наблюдала, как они уходили. Руки Николь обвивались вокруг его шеи. Возможно, потому что она только что с ним столкнулась, или из-за того, как Николь обнимала Себастиана. Ей вспомнился Вальдемар. Человек, которого она когда-то обнимала так же. Тир оказался меньше того, где они обычно встречались в Стокгольме, но чего, собственно, можно было ожидать от этого места? Пять кабинок в ряд, пять мишеней в половину силуэта человека – на расстоянии двенадцати метров. Все помещение отделано светлым деревом, что наводило на мысль о гигантской сауне с вмонтированными в потолок люминесцентными трубками. Начальник отделения проинформировал их о рутинных вещах и правилах техники безопасности, положил необходимое оборудование в кабинки и ушел. Металлическая дверь у них за спиной захлопнулась. – Не сделать ли нам это немного увлекательнее? – спросила Йеннифер, направляясь, чтобы принести им висевшие на перекладине наушники. – Три магазина, тот, у кого получится худший выстрел, проиграл. – На что спорим? – с улыбкой поинтересовался Билли. – На сотню. Она вернулась и протянула Билли желтые закрытые наушники. – Принято. Билли надел наушники, вошел в маленькую кабинку и взял пистолет. Достал из лежащего справа ящичка один из магазинов и зарядил оружие. Когда он услышал маленький щелчок, подтверждавший, что магазин встал на место, по всему телу пробежала приятная дрожь, и он отвел затвор до конца и отпустил. Он держит заряженное оружие. Смертоносное оружие. Йеннифер уже начала стрелять. Приглушенно он слышал, как она в спокойном темпе делает выстрел за выстрелом. Он бросил взгляд на ее мишень. Каждая пуля ложилась во внутренний кружок. Впрочем, достаточно на секунду утратить концентрацию. Единственная пуля отклонится – и ты проиграл. Билли занял позицию, поднял пистолет и сделал первый выстрел. Идеальное попадание. Повторяя процедуру, он в быстром темпе отстрелял оставшиеся одиннадцать патронов. Потом опустил пистолет, вынул пустой магазин и заменил его полным из ящичка. Отвести затвор, позиция, поднять оружие. После четвертого выстрела Билли заметил, как у него заработал мозг. Концентрации он не потерял. Даже напротив. Казалось, будто он переносится вперед, подходит ближе. Видит цель более отчетливо, будто все перешло в формат HD, цель видна идеально, но вместе с тем она изменилась. Чарльз Седерквист, освещенный прожекторами зависшего над ним вертолета. Окровавленный и обессиленный после крушения машины. Билли выстрелил. Первая пуля попала Седерквисту в грудь. Круглое кровавое пятно на рубашке, которое быстро разрослось и стало бесформенным. Вторая пуля прямо в красноту. Больше крови. Но Чарльз Седерквист по-прежнему стоит. Пули в сердце должны были убить его, но он стоит на месте. Билли продолжил стрельбу. Еще шесть пуль вонзились в грудь, и рубашка настолько пропиталась кровью, что начало капать на землю. Наконец Седерквист рухнул. Билли опустил пистолет. Едва дыша. В сильнейшем напряжении. Он опять был в кабине. Расстояние снова двенадцать метров. Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул через рот, сердцебиение постепенно выровнялось. Билли снова глубоко вдохнул, почувствовал, как опустились плечи, и привычными движениями заменил магазин. Отвести затвор, позиция, поднять оружие. На этот раз мишень изменилась сразу, как только он прицелился. Человек. Обычно его фантазии обращались либо к Седерквисту, либо к Эдварду Хинде – к людям, которых он действительно убил, но сейчас перед ним стоял кто-то другой. Кто именно, он не знал. Ему было безразлично. Он выстрелил. Ему показалось, будто он слышит, как пуля вонзается в стоящее перед ним тело, видит, как она дробит кости и раздирает ткани, а потом пробивает спину и забрызгивает кровью стену. Билли продолжил стрелять, посылая пулю за пулей в середину белой груди. Девять, десять, одиннадцать… Он набрал воздуха, задержал дыхание, приподнял пистолет на несколько сантиметров и уложил последнюю пулю в центр блестящего лба. Голова от сильного удара дернулась назад, колени подкосились. Человек перед ним беззвучно рухнул. – Последняя пуля точно стоила тебе сотни. Вероятно, Йеннифер кричала, он отчетливо слышал ее, невзирая на наушники. Он обернулся, одновременно сдергивая их. Йеннифер стояла, прислонясь к деревянной стене, с победной улыбкой на губах и скрещенными на груди руками. Он положил пистолет на предназначенное для него место и шагнул в ее сторону. Не говоря ни слова, он схватил ее и прильнул губами к ее губам. Она издала короткий удивленный возглас, и Билли почувствовал, как она замерла, прежде чем ответить на его поцелуй. Потом обняла его, открывая рот и позволяя их языкам встретиться. Билли прижался к ней крепче, не задумываясь над тем, чувствует ли она животом его эрекцию. Ее язык глубоко у него во рту. Одной рукой Билли взял ее за затылок и крепче прижал головой к себе, а другой скользнул по ее спине, вытащил рубашку и нащупал обнаженную кожу. Она издала тихий стон. Задышала тяжелее. Высвободила руки и начала расстегивать на нем рубашку, а их губы ни на секунду не отрывались друг от друга. Он почувствовал, как ее горячие руки заскользили по его груди, достигли живота, начали расстегивать ремень на его джинсах. Она прервала поцелуй, прижалась щекой к его щеке. Ее горячее быстрое дыхание возле его уха. Тело крепко прижато к его телу. Билли открыл глаза. Казалось, будто что-то случилось, когда их губы разомкнулись. Он убрал руку с ее спины и поспешно отступил на шаг. – Прости, – выдавил он и подался назад настолько, насколько позволяла маленькая кабина. – В чем дело? – спросила ничего не понимающая Йеннифер. – Что я сделала? – Ничего… Я просто не могу, – ответил Билли и начал застегивать рубашку, что дало ему повод не смотреть ей в глаза. – Ты начал меня целовать… – Да, знаю, но ничего не получится, – перебил ее Билли. – Мне очень жаль. Йеннифер прикусила нижнюю губу и медленно шагнула к нему. – Знаешь, как говорят: «What happens in Kiruna stays in Kiruna»[14]. – Нет, так не пойдет… Билли поднял перед собой руки и слегка отклонился назад. Он посмотрел на нее взглядом, сочетавшим в себе смесь стыда и искреннего сожаления. – О’кей… – Йеннифер отступила на шаг назад. – Ты ведь знаешь… я собираюсь жениться, – слабым голосом проговорил Билли, чтобы прервать неловкое молчание.