Три-четыре – на бочок! Шесть-семь – спать всем! Все упали, все отжались И заснули, постарались! Ну-ка, кто тут не зевает? Кто глаза не закрывает? Кто прилежно не храпит? Кто тут до сих пор не спит? Руки вытянуть по швам! На подушке голова! Сорок пять секунд – отбой, Кто не спит – пойдет со мной. Будет он всю ночь не спать, На плацу маршировать. [1] Бред, конечно, страшный, но бро заходит на ура, да и Ладу вот успокоило. Хихикает. Да, сквозь сопли и слезы, но есть же? – Руслан, как ты? – выпутывается из одеяла моя мечта, стирает с лица соленую горечь и печаль, а после, закрыв ладошками нос и рот, вопросительно мерцает глазами. Вздыхаю: – Лада, я же сказал – мы вместе. Отсюда и навсегда. Держи, я тебе кое-что от нервов раздобыл, – гордо хвастаюсь и спокойно вливаю Ладуше в рот это волшебное зелье. – Правда? – еле слышно шепчет. Прижимаю к себе сильнее, целую в висок и отвечаю также: «Да-да-да…» Сидим тихонечко, я глажу по спине любимую и крепко держу в руках свое строптивое сокровище, которое теперь нежно сопит мне в шею. Вот такое трудное сука счастье. Иногда Лада медленно моргает, и тогда я весь ощущаю, что это за гребаный «поцелуй бабочки». Пробирает на сквозняк, от пяток до макушки, ну и ясно, где еще. Но только не время сейчас для плотского, мы еще «душу не утешили, сердечные раны не исцелили», нах*. Нам пока не до секса. А жаль. Спокойствие и тишину ожидания нарушает своим появлением одна из дежурных сестричек: – Ой, Руслан, я вот вам тут кофе принесла. Лада орлицей вспархивает с моих колен и безапелляционным тоном заявляет: – Мы вам очень благодарны, но, увы, Руслану кофе категорически нельзя. Здоровье не позволяет. Процесс восстановления организма требует жесткого соблюдения врачебных предписаний, вам ли не знать. С улыбкой разворачивается ко мне и целует. Сама. Впервые. Так отчаянно, словно метит территорию. Наконец-то, бл*! В голове звенит, руки на ее плечах свело, воздуха не хватает, во мне все, что может и не может, поднялось нах*. Детка, что же ты со мной творишь? Сдохну сейчас, помру бл* от счастья. А после, наплевав на зрительницу, шепчет, слегка задевая губами ухо: – Я ждала тебя. Да, долго думала. Ну, дура была, прости. – А теперь? – с трудом вдыхаю, а после выдыхаю чуть слышно. – Сейчас очнулась. Ты мне всегда был нужен… только мысли о тебе и спасали. Люблю тебя. Так вот, как это бывает. Не верил. Судорожно втягиваю воздух. Мечтал, но уже бл* не ждал. Утыкаюсь носом ей в шею и медленно выдыхаю. Сердце замерло. Взрыв сверхновой, сука. От счастья ослеп и оглох. Только Ладу сильней прижимаю. Держу крепко. И это, я знаю – навсегда. Трясу головой, пытаюсь прийти в себя. Не время орать от разрывающего счастья. Не место. Снова устраиваю драгоценную на коленях. Молча обнимаемся, а маленькая в моих руках будто бы прячется. Словно в меня зарыться старается. А я? Да я бл* только за. Сжимать ее теплое, нежное тело, слышать удары сердца, выдыхать ее запах. Сука, я романтик. Бл* батя будет долго ржать, Ник затроллит, а мама, мама не удивится. Она мне так лет десять назад и говорила. Да я, баран, не верил. А потом до меня вдруг доходит: – Ты понимаешь, что мы с тобой, выходит, реально эм-м-м идиоты? Сука, столько времени просрали, в дерьме наплавались… – Опыт получили незабываемый! – сквозь слезы смеется Лада. – Это точно! И даст бог, неповторимый. На хрен. Достаточно боли и бреда в наших жизнях благодаря нам самим и с посильной помощью окружающих было. Пришло другое время. Моя любимая женщина обнимает мое лицо маленькими теплыми ладошками, заглядывает в глаза: – Время тепла? – Время любви, детка! Ждал, как я сука долго ждал! Все, теперь не отвертишься… я счастлив до звона в ушах… Мгновенная паника в глазах и Лада подскакивает: – Руслан, посиди, я принесу тонометр. Хохочу в голос, наплевав на то, что мы в больнице: – Оставь эти глупости, иди ко мне. Все нормально со мной. Более чем нормально. Ох, я же теперь могу тебя не только обнимать, на руках носить, но и целовать постоянно. Малышка смущается, розовеет вся. Бл*, такая милая. – Погоди, не здесь же, что скажут… Зацеловываю ее пунцовое личико и бормочу: – Насрать. На всех насрать. Я и так «годил» десять лет, Лада. Теперь у тебя долгов супружеских, да с процентами… век не расплатишься. Она тихонько смеется, садится рядом, прижимается теснее и шепчет: – Супружеский долг тебе отдавать – моя мечта. Правда, до этого еще далеко.