— Где же ваш первенец? Куда вы его спрятали? В сумочку? Совершенно очевидно, что вы его отдали… — и только в эту секунду до меня доходит, отчего она так напугалась собственных слов. — У вас вообще есть ребенок, Мирослава? Она молчит. Даже не отнимает ладони от лица. — Паспорт покажи! — требую с нажимом, даже не замечаю, что перехожу на «ты». Я видел ее паспорт, точнее его копию. А еще черно-белую копию свидетельства о рождении ее чада. Или это… Могла это быть подделка? Да ну, нет, не может такого быть! Кто станет таким заниматься, да и зачем? Кроме того, Мирослава совершенно не походит на впервые забеременевшую — сколько с ней общался, она мне чуть ли не наизусть выдавала, что нужно есть на каком сроке беременности и какие части тела сейчас формируются у ребенка. Откуда знала? В принципе, чисто теоретически, конечно, могла начитаться в интернете… Все-таки зря я обратился в ту клинику! ЭКО и все остальные процедуры там стоили в разы дороже, а репутация не так чтобы ух. И на это есть свои причины. Но мне нужна была такая организация, где согласились бы на мои условия, ведь я хотел строго мальчика, причем мне требовалась яйцеклетка от суррогатной матери. Такого в обычном месте не предложат, специально выискивал клинику с подмоченной репутацией, чтобы было проще и дешевле договориться. Возможно, надурили там не только Мирославу, но и меня? — Я… — пыхтит она и начинает пятиться. Вижу на диване ее сумку, молча тянусь к ней. Мирослава даже не пытается меня остановить. Она в тихом ужасе смотрит на то, как я достаю ее паспорт, как открываю графу «дети». Там пусто. Стою и некоторое время пялюсь на пустую графу. — Зачем ты меня обманула? — спрашиваю ее, строго прищурившись. — Я… эм-м… Мне объяснили, что иначе суррогатной мамой не стать… Но я тогда и не предполагала, как тяжело будет… не думала… Я не отдам его вам! Не смогу! Кладу ее паспорт на диван, тяжело вздыхаю, смотрю на испуганную девчонку и решительно не понимаю, что мне со всем этим делать. Неужели она чувствует, что ребенок ее? Такое вообще возможно? Буравлю Мирославу взглядом и соображаю, что имею в сухом остатке. Молодая девчонка впервые беременна, причем от меня, и не хочет отдавать свое чадо. Оно логично в принципе. Оно понятно. Но ребенок ведь и мой тоже. Будь это кто угодно, кроме Мирославы, я бы, наверное, заставил отдать. Закрыл бы ее дома вплоть до родов, а потом отправил куда подальше, получив свое. И совесть бы не мучила, потому что нет ее у меня. Но передо мной именно Мирослава. Девушка, от вида которой внутри все замирает. И не кукушка, надо заметить. Сына она не бросала. Даже того, кого считает неродным по крови, и то кидать не хочет. В этот момент в груди разливается приятное тепло и какое-то даже… облегчение? Странно. Сам не знаю, зачем припираю несчастную девчонку к стенке. Нависаю над ней, благо рост позволяет, упираюсь ладонями по бокам от ее головы. — Мирослава, ты только не пугайся, ладно? Я тебя сейчас поцелую… Глава 28. Полный контакт Глеб Мирослава распахивает глаза, пытается что-то сказать, но я не даю ей произнести ни слова. Впиваюсь в ее губы и на какое-то мгновение забываю обо всем. Губы жжет приятной болью от слишком сильного нажима, по телу пробегает волна возбуждения. В груди разгорается огонь, а в штанах — пожар. Целую сладкую девочку до тех пор, пока не чувствую, как ее ладони упираются мне в грудь. Она вроде бы и не отталкивает, но в то же время не обнимает. А мне так хочется, чтобы обняла, хочется от нее хоть какого-то поощрения. Хоть малейшего… И вот я чувствую, как Мирослава приоткрывает рот, впускает в себя мой язык. А потом будто бы сползает по стенке вниз. Неожиданно! Ловлю ее, беру на руки и несу в спальню. — Глеб Викторович, что вы делаете? — лепечет она, едва оказавшись у меня на руках. — Давай просто Глеб… — отвечаю хрипло. Осторожно опускаю ее на кровать, заправленную розовым покрывалом. Сам усаживаюсь рядом, жадно разглядываю мою красивую девочку и недоумеваю, как столько месяцев умудрялся держаться от нее подальше? Она же чистый кайф! Жаль, дурман от первого поцелуя очень быстро рассеивается, и вот уже Мирослава резко садится на кровати. — Глеб Викторович, вы что з-задумали? — заикается испуганно. О, я задумал! Точнее, думать я сейчас в принципе не в состоянии, так что лучше сказать — начудил, и собираюсь чудить дальше. — Я же сказал, можно просто Глеб! — повторяю с чувством. Снова тянусь к ней, обжигаю губы новым поцелуем. Он мне безумно приятен, а Мирослава почему-то пытается отстраниться. — Нет, мы не можем! — фырчит она мне в губы. — Почему? — искренне удивляюсь. В голове крутится калейдоскоп возможных вариантов. Не нравлюсь? Не возбуждаю? Плохо целуюсь? Или, может быть, я не в ее вкусе? Интересно, а какой у нее вкус? Еще недавно я считал, что знаю все ее меркантильные мысли. Считал девчонку тварью, способной отдать собственного ребенка. А теперь понимаю, что абсолютно ничего про нее не знаю. Она для меня загадка. Единственное, что мне известно: из спальни я ее точно не выпущу. Теперь, когда между нами не стоит подлость, которую она не совершала, не имею ни малейшего желания держаться от нее подальше. Мирослава медлит с ответом, многозначительно на меня смотрит. Потом все же выдает: — Но вы же женаты! С этим не поспоришь. — Женат, да. Дело только в этом? — спрашиваю с прищуром. — А этого мало? — охает она. Резко дергаю за ворот рубашки, ослабляю галстук на шее. — Да, Мирослава, ты права, я женат. Более того, никогда не изменяю жене, но… Иди сюда, а? Сам не успеваю понять, как мои руки тянутся к ней. Хочу схватить за плечи, правда. Но вместо этого почему-то хватаюсь за полы треклятой кофты и тяну их в разные стороны. Верхняя пуговица не выдерживает, с треском отлетает, а за ней и нижняя соседка, а потом еще одна. — Эй! Ты что делаешь? — Мирослава пытается оторвать от себя мои руки. А я каким-то образом умудряюсь задрать ей кофту с футболкой. — Глеб Викторович, стоп! — почти кричит она. — Я просто животик поглажу, и все, ладно? — пытаюсь хоть как-то оправдать то, что мои руки у нее на талии. Честно, хочу просто погладить! В голове никаких пошлых мыслей… или мыслей вообще. Мечтаю лишь наконец прикоснуться к священному животику, где живет мой сын, но пальцы сами тянутся к пуговице на ее джинсах, которая расстегивается за одну секунду. Практически сама. Я не виноват! — Ты маньяк! — кричит она, пытаясь вытащить мою руку из своих джинсов. — Я буду очень нежен, обещаю! — говорю ей и снова начинаю целовать. В первую минуту Мирослава упирается ладонями мне в грудь, пытается отпихнуть меня. Но потихоньку ее сопротивление слабнет. Она снова пьянеет от моего поцелуя, прямо как недавно в гостиной. Становится мягкой и податливой, а потом и вовсе обвивает мою шею руками. И правда стараюсь быть с ней как можно более нежным. Долго целую в губы, потом все-таки стаскиваю с нее треклятую кофту, снова задираю ее футболку, ласкаю губами живот и грудь, надежно укрытую белым бюстгальтером. Теперь с уверенностью могу сказать — я видел и ласкал самую роскошную грудь в мире! Девчонка трепещет в моих руках, то пытается меня отстранить, то, наоборот, льнет ко мне, прижимается плотнее. Чувствую — ей приятно, как и мне. А может быть, где-то даже приятнее. Сам не замечаю, как срываю с себя одежду, раздеваю и Мирославу. Когда доходит до дела, у меня буквально сносит крышу от удовольствия. Мира оказывается податливой, абсолютно ко мне готовой. Она принимает меня со стоном, а я ловлю губами каждый вскрик, срывающийся с ее нежного ротика. Наслаждаюсь каждой секундой нашего страстного, сладкого контакта.