Раньше меня поглощала жажда насилия. После самоубийства отца я хотел только одного — почувствовать на руках гладкое тепло свежей крови. Желание — потребность — все еще есть, но оно тише, терпеливее, расчетливее. Оно бурлит в моих венах, когда я наблюдаю за тем, как мужчину выталкивают из кузова фургона, натягивают ему на голову черную наволочку и связывают руки. Он спотыкается, сгорбленный, плечи ссутулились, пытаясь сориентироваться в новом окружении. Кельвин, мой помощник, выпрыгивает из фургона и срывает наволочку с головы Мартина. Его обычно аккуратная стрижка в стиле Лиги Плюща в беспорядке, и меня раздражает, но и забавляет, когда он первым делом поднимает свои связанные руки, чтобы поправить волосы. Претенциозный урод. Претенциозный и глупый. Мы наняли его для охраны посылки с бриллиантами, а он подменил половину камней на подделки и прикарманил настоящие. Конечно, мы могли бы устроить ему взбучку — сломать пару костей, вернуть камни — и пригрозить, что если он еще раз выкинет подобный трюк, то будет представлять имя Фокса. Но мне нужно было нечто большее. С помощью телефона я дистанционно отпираю дверь, которая раньше была служебным входом. Кельвин открывает ее и ведет Мартина внутрь, а я слежу за движениями на экранах. Все двери и лифты в отеле были оборудованы электронными замками-карточками. Я перепрограммировал их таким образом, что могу управлять открытием дверей, не отрывая ладони. Я вижу, как шевелятся губы Кельвина, когда он объясняет суть игры, и уголок моего рта кривится, когда я вижу страх в его глазах. Теперь можно начинать веселье. Правила игры просты: Беги. Он отпрыгивает назад, когда Кельвин достает нож, но он только перерезает кабельные стяжки. Я вижу, но не слышу, как Кельвин говорит что-то еще, а затем Мартин бежит по коридору. Мониторы надо мной меняются, так как датчики движения на камерах следят за его передвижением. Белая рубашка прилипла к нему, пот темным пятном проступил по середине спины. Он ходит и нажимает на кнопки лифта, проводя рукой по лицу, ожидая лифт, который никогда не придет. После еще нескольких секунд ожидания он покидает лифт и решает подняться по лестнице. Я наблюдаю, как он бежит вверх по лестнице, пробуя каждую дверь на каждой площадке, но все они заперты. На седьмом этаже он пинает дверь и завывает, колотя кулаками. Это всегда моя любимая часть. Когда они начинают трещать, ломаться. Они превращаются в ребенка, закатывающего истерику, когда до них наконец-то доходит, что живыми они из этих залов не выйдут. Все самообладание вылетает в окно вместе с последней крупицей надежды. В следующий раз, когда он врезается плечом в дверь, я отпираю ее, и он падает на пол, а дверь наконец открывается. Он встает на ноги и судорожно оглядывается по сторонам, пытаясь решить, в какую сторону бежать по коридору. Он не знает, что он всего лишь мышь в моем лабиринте. Неважно, какой путь он выберет, потому что любой путь — это тупик, пока я не решу иначе. Именно контроля я жажду не меньше, если не больше, чем насилия. Полный и абсолютный контроль над его судьбой помогает успокоить страх, который постоянно пытается меня разъесть. Он появляется на моем этаже, краснолицый и запыхавшийся, и моя кровь гудит от его приближения. Он идет по коридору прямо ко мне. Дверь в старый номер, в котором я нахожусь, заменена дверью на лестницу. Услышав за дверью его шаги, я выключаю мониторы и встаю. Время вышло. Мой пульс бьется под кожей. Мне нравится наблюдать за их беготней, но я люблю предвкушать слепое ожидание. Мое дыхание учащается с каждым приближающимся шагом. Я запрокидываю голову, разминаю шею и натягиваю на пальцы перчатки. Буквы, вытатуированные на костяшках моих пальцев, исчезают под черной кожей. Это два коротких слова: НЕВОЗМОЖНО УБЕЖАТЬ. Ты можешь бежать, но… дверь открывается… ты не можешь спрятаться. "Привет, Мартин". В дверном проеме застывает его фигура с подсветкой. "Я так рад, что ты смог прийти". Телефон вибрирует в моей руке, и я смотрю вниз на фотографию, которую ждал всю ночь. От нахлынувших эмоций у меня начинает болеть голова. Черт, я хотел затянуть с этим, но теперь, когда я вижу подтверждение — ее лицо смотрит на меня с экрана, — мое и без того тонкое терпение лопается. Темная комната на ослепительную секунду озаряется светом. В следующую секунду Мартин падает на пол с пулевым отверстием между глаз. 1. Fed Up — Ghostmane | Глава 2 Шанс Эффи Хадис раскладывает на столе в нашей общей квартире последние фотографии с камер наблюдения, и мне приходится заставлять себя смотреть ему в глаза. Еще раз. Мы сняли квартиру под чужим именем в доме напротив "Лисьего логова". Мы знаем, что Кэш живет в пентхаусе над их рестораном. На самом деле им принадлежит все здание. Я удивилась, что им не принадлежит то, в котором мы сейчас находимся. Может быть, это и квартира Кэша, но за три дня, что мы находились здесь, фиксируя всех, кто приходит и уходит, и устанавливая видимость через окна, мы ни разу не видели старшего брата. Вместо него — он. Финн. Я начинаю думать, не дал ли мне отец эту работу, чтобы помучить меня. Если так, то это сработало. Последние десять лет я стараюсь избегать всего, что связано с Финном Фоксом. Если о семье Фокс пишут в газете, я переворачиваю страницу. Если мне приходится присутствовать на каком-то мероприятии, где он может быть, я внезапно заболеваю гриппом. А в тех редких случаях, когда я иду куда-нибудь с друзьями, я слежу за тем, чтобы мы никогда не выбирали один из многочисленных клубов и баров, которыми они владеют. "Мы должны зайти внутрь. То, что мы ищем, находится внутри. Я в этом уверена". Линни встает и подходит к столу, перетасовывая фотографии. "У них только два охранника у входа…" размышляет Хадис. Маргарита откидывается в кресле, покачиваясь на задних ножках: "О чем ты думаешь?" "Но вход с террасы на крыше не имеет охраны". Линни кивает в знак согласия с ее предположением. "Но как же вы туда заберетесь? Единственный путь — через квартиру, которая, как мы уже выяснили, всегда охраняется", — говорю я, и они все смотрят друг на друга с намеком на улыбку. Линни садится и смеется: "Находить проход туда, куда нам не положено, — это буквально наша работа". Именно так. В кармане зажужжал телефон, и я вытащила его. Пожалуйста, будь в Il Giardino через 30 минут. Твой отец хочет узнать последние новости. — Бруно Это неизвестный номер, но для него не редкость каждые несколько недель получать чистую гарь. Обычно я не выполняю приказы отцовского лаптежника, но я благодарна за повод уйти от этого разговора. Несмотря на все прошедшее время и все кровавые события, произошедшие между нашими семьями, этот план все еще ощущается как предательство, и мне это не нравится. Это прямое, преднамеренное и неспровоцированное нападение. Если нас поймают, это будет вопиющим нарушением нашего перемирия, и я с содроганием думаю, что произойдет в ответ. Фоксы не любят давать вторые шансы. Ресторан Il Giardino был открыт еще до урбанизации района Джун-Харбор и является одним из старейших ресторанов города, на заднем дворе которого находится сад площадью четверть акра. И по сей день здесь используют продукты из сада, а места для сидения на открытом воздухе расположены по всему саду. Так что вы можете съесть свой лингвини алла путтанеска рядом с растением, которое вырастило те же самые помидоры на вашей тарелке. Торопясь покинуть квартиру, я выхожу из такси на десять минут раньше. С тротуара я почти представляю себе это место во всей его красе восемьдесят лет назад. На каждом столе, покрытом красными скатертями, горят свечи, и все это светится, но не слишком ярко. Низкие деревянные стропила имеют деревенский шарм, а на стенах висят черно-белые старинные фотографии Италии. Мария машет мне рукой со стойки хостес, когда я вхожу. "Столик на одного сегодня, Эф?" Несмотря на то, что еще несколько пар ожидают столика, Мария протягивает меню, чтобы сразу же усадить меня. Не могу отрицать, что принадлежность к роду Лучано имеет свои преимущества — мне кажется, я никогда в жизни не ждала столика. "Два, мой отец идет". "Внутри или снаружи?" — спрашивает она, пробираясь между столиками, и я следую за ней. "Снаружи, пожалуйста". Вечер чудесный, достаточно прохладный, чтобы чувствовать себя комфортно, но не настолько холодный, чтобы мне понадобилось что-то большее, чем легкий длинный рукав. Когда она ведет меня под решеткой из стручковой фасоли к свободному столику, мои ноги подкашиваются, а сердце подскакивает к горлу. Мне приходится бороться с желанием прижаться к кирпичному тротуару и спрятаться за приподнятой садовой грядкой. Я вижу его сквозь зеленую шпалеру, увитую виноградом. Финн сидит один за столом с книгой в одной руке и сигаретой в другой. Несмотря на то, что меня каждый день бомбардируют его фотографиями, я не готова к тому, что, увидев его вживую, почувствую удушье. Уйти ли мне? Сказать ли ему, чтобы он уходил? Скоро приедет мой отец. "С тобой все в порядке?" Голос Марии вывел меня из транса. "Хм? О да, все отлично". Не утруждая себя фальшивой улыбкой из вежливости, я сажусь за стол и пытаюсь перевести дыхание. У Финна на столе нет тарелок, только чашка с эспрессо и блюдце, так что, возможно, он уже закончил есть и уйдет до прихода моего отца. Будем надеяться на это. Мария оставляет меня, и хорошо, что я знаю меню наизусть, потому что я смотрю на него, но не могу прочесть ни слова. Я ковыряюсь в углу меню, чтобы хоть чем-то занять свои дрожащие руки. Сад окружен кирпичной стеной, и наши столики стоят прямо перед ней, в конце ряда грядок. Других столиков в нашем ряду нет, и у меня мурашки бегут по рукам, когда я остаюсь наедине с Финном, как никогда за последние десять лет. Я чувствую его темное присутствие, как облако, плывущее перед солнцем и создающее мгновенную прохладу. Чувствует ли он меня так же, как я его? Запах сигаретного дыма доносится до меня и мгновенно возвращает меня в ту ночь, когда мы забрались на крышу и вместе курили сигарету, пока я учила его созвездиям. С тех пор я тысячу раз чувствовал запах сигарет, но почему-то именно с этим воспоминанием он неразрывно связан. От этого запаха у меня что-то остро болит в груди. Я пытаюсь сжаться в кресле, но не могу отвести взгляд. Я завороженно смотрю на его длинную шею, пока он делает глоток, и на то, как заходящее солнце делает его скулы точеными и резкими. Он переворачивает страницу, его взгляд устремляется вверх, и мое сердце почти останавливается. К счастью, он не замечает меня, и я проверяю время, гадая, когда же, черт возьми, приедет мой отец. Если бы это не был занятой вечер пятницы, я бы попросила разрешения на входе, но я уже проскочила через очередь ожидающих клиентов. Официант выходит с бутылкой вина, которую я не заказывала. "Мои комплименты вашей семье", — говорит он и наливает мне бокал, пока я жду. Я быстро осушила его и налила себе еще один. Я вскакиваю, когда мой телефон пикает от очередного текстового сообщения. Планы изменились. Он не придет. Слава Богу. Я допиваю оставшееся в бокале вино, бросаю салфетку в кресло и встаю, чтобы уйти, поблагодарив Марию, Иосифа и Иисуса за то, что они отпустили меня раньше. "Эффи?" Его голос глубже, чем я помню, но я сразу же узнаю его. Я кусаю себя за щеку и подумываю о том, чтобы убежать, но это было бы чертовски подозрительно, и я не могу притвориться, что какая-то часть меня хочет только одного — сесть за его стол и сделать вид, что последних десяти лет не было.