Леха помотал головой: – Она страшная, как бегемот с похмелья. Рожа кривая, половины зубов нет, и глаза в разные стороны смотрят, как у рака, даже по пьяни не всунешь. Я лучше кобыле под хвост вдуну, чем ей. И потом, ей сейчас в ментовку идти, ее допрашивать будут. Сапог поднял бутыль с самогоном, разглядывая через стекло Керосина, который продолжал стоять на коленях, размазывая по грязному лицу слезы и сопли. – Ну и дела, – задумчиво проговорил уголовник. – Может, я не в тот день на волю вышел? Все через жопу. – Сапог… Бывший зэк поставил бутыль обратно, с любопытством глядя на Керосина. Шелушащиеся губы наркомана изогнулись в жалостливой гримасе. – У меня… нет выбора. Он подполз еще ближе, и Сапог ощутил тяжелый смрад, сочащийся густыми волнами от вконец опустившегося мужчины. – Ты о чем, Керосин? – усмехнулся уголовник. – Какой, к едрене-фене, выбор? Ты себя в зеркало видел? Наркоман медленно покачал головой и, ухмыльнувшись, неожиданно поманил чумазым пальцем, словно намереваясь поведать Сапогу некую тайну. – Ты меня начинаешь утомлять, Керосин, – сухо произнес Сапог, тем не менее чуть подавшись вперед. – А я ведь… кое-что знаю, Сапожок, – прошептал Керосин. На этот раз он смотрел бывшему зэку прямо в глаза. Глядя в них, Сапог почему-то подумал о заброшенном котловане, с торчащей внизу арматурой. Один шаг в темную бездну, и ты, истекая кровью, ломаный-переломаный, извиваешься на ржавых прутьях, словно червяк на крючке. – Что ты знаешь, чучело огородное? – тихо спросил Сапог. – И не смей меня называть Сапожком. Еще раз скажешь, челюсть сверну. – Подвал, Сапожок, – чуть слышно промолвил Керосин. – Ты не забыл про подвал и Шмеля? Он глумливо захихикал, видя, как побледнел Сапог. * * * Спустя минут двадцать после того, как чета Уваровых ушла, домой после смены вернулась Мария, супруга Павла Егоровича. – Что, уже хряпнул? – спросила она, подозрительно оглядев покачивающегося в коридоре мужа. – На полдня оставить нельзя, бездельник… – Молчать, женщина, – проворчал инвалид. Неуклюже переставляя ноги в расхристанных тапках, он двинулся в комнату и, поскользнувшись на раскрытом альбоме для рисования, едва не грохнулся на пол. – Едрить-колотить, Димка! – выругался он. – А ну, убрал здесь все быстро! Мальчик, увлеченно разрисовывающий цветными фломастерами собственные трусы, поднял голову. – Сейчас. – Не щас, а щас же, – потребовал Павел Егорович. Мальчуган нехотя поднялся с пола и шагнул к альбому. – А у меня тлусы как ладуга, – похвастался он Марии, демонстрируя изрисованные трусики. – Ну да. Осталось только мордаху разукрасить, – бросила женщина, даже не поздоровавшись с ребенком. Скинув стоптанные сапоги в белесо-солевых разводах, она отправилась в ванну. – Ну и пусть, – выпятив нижнюю губу, сказал Дима. – Меня все лавно сколо забелут отсюда. И Сашку, и Малинку. В дверь позвонили. – Машка, открой! – заорал из комнаты Павел Егорович. – Эти уже, наверное, пожрали и вернулись… Мария, на ходу вытирая руки выцветшим полотенцем, направилась к двери. – Когда же этот дурдом закончится… – А к нам очкалик плиехал с толстой тетей, – сообщил ей в спину Дима. – Они нас забелут… Мария щелкнула замком и, распахнув дверь, скривилась: – Во, еще одна… Че забыла, Оль? – Маша, добрый вечер, – поздоровалась с ней женщина с двумя пакетами в натруженных руках. – Можно войти? Я ненадолго. Мария отступила, позволяя нежданной гостье пройти. – Их увозят сегодня, – известила Мария, и в ее голосе прозвучало неприкрытое злорадство. – Так что ты зря все это притащила. Ольга поставила пакеты на пол. – Там фрукты, соки, печенье… – сказала она, убирая со лба прядь, выбившуюся из-под шерстяной шапочки. Увидев женщину, Дима озарился улыбкой и, сияя от радости, подбежал навстречу. – Пливет, тетя Оля! – Привет, мой хороший, – расплылась в улыбке гостья. Она хотела обнять малыша, но между ними встала Мария. – Ты это, бросай чудить, Оль, – заговорила она, уперев руки в бока. Из комнаты вышел Павел Егорович. Его качало из стороны в сторону, словно он был на палубе корабля во время мощного шторма. – Я просто хотела увидеть детей, – спокойно сказала Ольга. – Попрощайся с ними, – предложил Павел Егорович, икнув. – Щас девки придут, и их увезут отседа. Навсегда, – добавил он, почесав багровый нос. Полноватое лицо Ольги слегка побледнело. – А где девочки? – спросила она. – Уже из школы давно пора было прийти! Павел Егорович присвистнул. – Ишь ты, время даже считаешь, – хмыкнул он. Его мутный взгляд уперся в пакеты с продуктами. – Че таскаешь все время эту хрень? Думаешь, мы их голодом морим?! Лучше бы деньгами дала! – Ага, – закивала Мария. На ее щеках проступили алые пятна. – Чтобы ты пропил все?! Она взглянула на Ольгу: – Две минуты, Оль. Целовайтесь и уходи. Извини, но мне этот балаган уже вот где. С этими словами Мария провела по шее ребром ладони и ушла на кухню. Спустя секунду оттуда раздалось раздраженное хлопанье ящиков и звон посуды. Дима выжидательно смотрел на опечаленную женщину, сидящую перед ним на корточках. – Тебе глустно? Не глусти, тетя Оля, – зашептал Дима. – Мы к тебе в гости плиедем. Неожиданно ему в голову пришла какая-то мысль, и он, блеснув черными глазенками, возбужденно заговорил: – А хочешь, поехали с нами?! Дядя Боля доблый. Он мне лобота подалил. А вот тетя Лена всегда недовольная. Я хочу, чтобы нашей мамой была ты, а не тетя Лена. Ольга отвернулась, чтобы Дима не увидел, как повлажнели ее глаза. – Ладно, Оль, – миролюбиво произнес Павел Егорович, продолжавший бестолково топтаться в коридоре. – Долгие проводы, долгие сопли. То есть слезы. Шла бы ты домой. Все равно тебе бы их не отдали. И дело ведь не в том, что они богатеи, а ты нищая, как церковная мышь. Они – семья, понятно тебе? А ты баба одинокая. И старая к тому же. Ну-ну, не обижайся… Смирись с этим. Богу богово… Ольга медленно поднялась на ноги. С нежностью погладила Диму по нечесаной голове. – Я подожду на улице девочек, – сказала она, обращаясь к Павлу Егоровичу. Тот что-то проворчал, мол, дело хозяйское, жди где хочешь. Скрипнула входная дверь – после визита Ольги ее так и не закрыли, и внутрь вошли Уваровы. – А вот и мама с папой, – хихикнул инвалид и с вызовом посмотрел на Ольгу. Едва заметно кивнув в знак приветствия, женщина покинула квартиру. – Кто это? – напрямик спросила Елена. – Да так… – фыркнул Павел Егорович. – Хотела к себе карапузов забрать. Шляется тут все время… Из кухни выглянула Мария. Поздоровавшись с семейной четой, она пояснила: