– Ты обещал, что если я встану на колени и вежливо попрошу, то получу твой член. – Она тянется к застежке брюк. – Я бы очень, очень хотела твой член, Аид. Пожалуйста. Я перехватываю ее руки. – Ты же знаешь, что не обязана это делать. – Да, я в курсе. – Она бросает на меня властный взгляд. – Просто смешно говорить мне, что я не обязана делать то, что не хочу, ведь я хочу делать с тобой все. Абсолютно все. Она говорит только о сексе, но мое сердце все равно издает глухой удар, будто просыпаясь от долгого сна. Ржавое, никогда раньше не использовавшееся, но все еще живое. Отпускаю ее и хватаюсь дрожащими руками за подлокотники кресла. – Тогда не дай мне тебе помешать. – Я так рада, что ты смотришь на все моими глазами. – Она расстегивает брюки и вытаскивает мой член. – О, Аид. Мне даже жаль, что я не обладаю художественными способностями, потому что с удовольствием бы тебя нарисовала. Пока я пытаюсь осмыслить это странное утверждение, она наклоняется и берет член в рот. Я жду… Не знаю, чего именно. Давно пора понять, что Персефона никогда не бывает такой, как я предполагаю. Она дотрагивается до меня так, словно хочет попробовать на вкус и смаковать каждый миллиметр. От теплого, влажного прикосновения все мышцы в моем теле напрягаются. Я изо всех сил стараюсь не дергаться, позволить ей насладиться моментом, и, закончив изучать меня, она поднимает взгляд. Ее глаза потемнели, на щеках выступил румянец. – Аид? – Да? Она мнет мои бедра пальцами. – Перестань быть таким чертовски милым со мной и скажи, чего ты хочешь. Шок заставляет меня дать честный ответ. – Я хочу трахать твой рот, пока у тебя из глаз не потекут слезы. Она отвечает ослепительной улыбкой. – Вот. Разве это было так трудно? – Персефона слегка отодвигается. – Ты изображаешь большого злого волка, но с момента нашей встречи был исключительно осторожен со мной. Тебе необязательно быть таким. Я правда смогу вынести все, на что ты способен. – Она отпускает простынь, и та падает на пол. Эта женщина говорит, что хочет нарисовать меня, но она сама как произведение искусства, портрет сирены, которой мне хочется ее называть. И я начинаю думать, что ради этой женщины с радостью пошел бы ко дну. Медленно встаю и смахиваю волосы. Черт, она так красива, что у меня перехватывает дыхание. Я ничего в жизни не хотел так сильно, как хочу ее, но пока не готов слишком тщательно обдумывать эту мысль. Намотав ее волосы на кулак, я слегка тяну. – Хлопни меня по бедру, если будет слишком. – Слишком не будет. Я постукиваю большим пальцем по ее нижней губе. – Открой. Персефона источает порочное удовольствие, когда я ввожу член ей в рот. Начинаю медленно, позволяя ей привыкнуть к углу проникновения, но темное желание сделать все так, как я сказал, слишком сильно. Я ускоряю темп, погружаясь глубже в ее рот. В ее горло. Она закрывает глаза. – Нет. Не делай этого. Смотри на меня, пока я трахаю твой рот. Смотри, что ты делаешь со мной. Она тут же открывает глаза. Персефона расслабляется, в этот миг полностью мне подчиняясь. Я знаю, что это не продлится долго, но оттого становится только приятнее. С каждым толчком удовольствие нарастает, грозясь разорвать меня на части. А когда в уголках ее глаз выступают слезы, ощущения становятся лишь сильнее. Я обхватываю ее лицо ладонями и пальцами стираю слезы, выражая нежность в момент еле сдерживаемой грубости. Это слишком. Мне всегда будет мало. – Я сейчас кончу, – с трудом выговариваю я. Она проводит руками по моим бедрам и слегка их сжимает. Дает согласие. Это все, что мне нужно, чтобы отпустить себя. Я стараюсь держать глаза открытыми, насладиться каждым мгновением этого подарка, который она преподносит мне, и, войдя в ее податливый рот, кончаю. Персефона глотает, не отводя взгляда. Она смотрит так, будто в самом деле видит меня. Будто ей это нравится так же сильно, как мне. Я еще никогда в жизни не чувствовал, что так чертовски сильно принадлежу кому-то. Не знаю, что с этим делать, как постичь. Я заставляю себя отпустить ее, и, в последний раз лениво приласкав мой член, Персефона отодвигается и облизывает губы. На ее щеках видны следы слез, и она улыбается с самодовольным видом. Не зная, как поступить с этим противоречием, я рывком ставлю ее на ноги, а потом крепко и основательно целую. – Ты просто подарок. Она смеется мне в губы. – Я знаю. Я подталкиваю ее к двери в спальню. – У меня сегодня есть дела. – Правда? – Персефона обнимает меня за шею и широко улыбается без тени раскаяния. – Тогда, думаю, тебе стоит ими заняться. – Угу. – Подхватив под бедра, я приподнимаю ее и бросаю на кровать. – Чуть позже. – Встав на колени возле края кровати, я развожу ей ноги. У нее красивая, розовая и чертовски мокрая киска. Разделив ее губы пальцами, я дую на клитор. – Тебе понравилось, когда я трахал твой рот. – Очень понравилось. – Она слегка приподнимает голову и смотрит на меня. – Я говорила тебе, что могу вынести все, на что ты способен. Стоит пояснить. Я жажду всего, что ты делаешь со мной. Черт подери, как же она мне доверяет. Я до сих пор сомневаюсь, что заслуживаю этого. Смотрю ей в глаза и обвожу клитор кончиком языка. – Думаю, дела подождут еще немного. Ее ответная улыбка сама по себе награда, но я заставляю ее едва ли не дрожать от желания оседлать мое лицо… А вообще, это чертовски фантастическая идея. Подтянув ее выше на кровати, я забираюсь на матрас. – Иди сюда. Персефона тут же повинуется, взбираясь вслед за мной и садясь верхом мне на грудь. Я сползаю чуть ниже – и вот она, прямо там, где я хочу. – Не сдерживайся, маленькая сирена. Ты знаешь, что хочешь быть порочной. Она пробует вильнуть бедрами, и я награждаю ее продолжительным прикосновением языка. Вскоре Персефона уже ерзает по моему рту в погоне за оргазмом, даже когда я теряюсь, ощущая ее вкус. Она кончает, издав крик, который звучит очень похоже на мое имя, и прижимается к моему языку, всем телом содрогаясь надо мной. Этого недостаточно. Черт возьми, сколько раз я буду думать об этом, пока не признаю наконец, что мне всегда будет недостаточно? Неважно. Хотя бы еще раз. Я опрокидываю ее обратно на кровать и продолжаю вылизывать, повинуясь желанию… Я не знаю чего. Хочу запечатлеть воспоминание об этом удовольствии на ее коже, гарантировать, что, куда бы она ни отправилась, сколько бы времени ни прошло, она всегда будет помнить об этом. Всегда будет помнить обо мне. Глава 18. Персефона Мы с Аидом вылезаем из постели только к обеду, и то лишь потому, что кажется, будто мой урчащий желудок для него – практически личное оскорбление. Так я оказываюсь на кухне за столом, где расставлены три полные тарелки еды. Я все еще ковыряюсь в картофеле фри, когда в комнату входит Гермес. Приподнимаю брови. – Ты когда-нибудь уходишь домой? – Дом – это расплывчатое понятие. – Она кивком головы указывает на новенький телефон, лежащий на столешнице возле моего локтя. – Значит, у тебя все-таки есть телефон. Твои несчастные сестры вынуждены использовать меня как посыльного, потому что не могут с тобой связаться. Я смотрю на телефон, а затем на нее. – Тебя прислали мои сестры? – Судя по всему, ты должна была связаться с ними несколько дней назад, а когда не сделала этого, они предположили худшее. А еще Психея передала длинное сообщение. – Гермес прокашливается, и говорит голосом моей сестры: – Я смогу сдерживать Каллисто еще день или два. Позвони, как только получишь сообщение, чтобы мы могли ее успокоить. Они с матерью ссорятся, а ты знаешь, как это бывает. – Гермес широко улыбается и крадет кусочек картошки с моей тарелки. – Конец сообщения. – Эм, спасибо. – Я слышала об этой ее способности, и все равно чертовски жутко наблюдать это лично. – Это моя работа. – Она хватает еще один кусок. – Значит, вы с Аидом на самом деле трахаетесь, а не просто притворяетесь. Я не то что бы удивлена, но в то же время удивлена довольно сильно. Я не собираюсь делиться секретами с женщиной, чья основная задача – их собирать. Приподнимаю брови. – Похоже, вы с Дионисом больше, чем просто друзья. Это правда, что его не особо интересует секс? – Намек поняла, – смеется Гермес. – Лучше позвони сестрам. Мне бы не хотелось, чтобы Каллисто своими действиями вывела Зевса из себя. От этой мысли холодок бежит по телу. Психея достаточно хорошо знает правила игры. Эвридика полностью поглощена своим парнем. Каллисто? Если Каллисто с матерью столкнутся лбами, сомневаюсь, что город это переживет. А если она бросится за Зевсом… – Я позвоню им. – Умница. – Она хлопает меня по плечу и выходит из кухни, вероятно, чтобы помучить другую ничего не подозревающую душу. Но она все равно мне нравится. Возможно, игры, в которые играет Гермес, более сложные, чем я могу себе представить, но, во всяком случае, она интересная. И, кажется, они с Дионисом и впрямь заботятся об Аиде. Не уверена, что это помешает им встать на сторону Тринадцати, если до такого дойдет, но об этом я побеспокоюсь позже.