– Да. – Она неторопливо опускается еще на сантиметр. – Не прикидывайся скромницей. Ты хотела мой член. Так возьми его. Она стонет и резко опускается вниз, принимая меня до самого основания. Сжав пальцами ее волосы, я притягиваю ее для очередного поцелуя. Он выходит небрежным и чертовски идеальным. И становится только лучше, когда она начинает двигаться, вращая бедрами, стараясь при этом не прервать поцелуй. Я уже чувствую, что этого будет недостаточно. Отпускаю ее и, упершись рукой ей в грудь, заставляю сесть прямо. – Трахни меня. Она подчиняется, выгнув спину и совершая медленные, размеренные движения. Я смотрю, как член исчезает в ней, и изо всех сил стараюсь сдержаться и не кончить от одного только вида. Возможность ощущать ее без преград, ее безграничное доверие ко мне пьянят слишком сильно. Я не могу думать. Чувствую, будто покидаю собственное тело, потому что только и могу, что держаться за нее, пока она медленно и обстоятельно меня трахает. Она золотая богиня, а я простой смертный, который никогда не будет ее достоин. Персефона снова хватает мои запястья и опускает руку между бедер. – Прикоснись ко мне. Пожалуйста, Аид. Заставь меня кончить. – Вторую мою руку она кладет себе на горло и прижимается к ней. – Не останавливайся. Матерь божья! Сжимаю ладонь, позволяя Персефоне сильнее прижать к ней горло, самой контролировать нажим, а сам большим пальцем вывожу круги на ее клиторе. Она закрывает глаза от удовольствия и кончает, сжимая мой член. Это слишком. В другой раз я буду двигаться медленнее, продержусь дольше, но сейчас я хочу лишь последовать за ней. Совершаю последний толчок вверх, и меня окутывает удовольствие. Персефона захватывает мои губы, захватывает меня в поцелуе, который все замедляет и клетку за клеткой возвращает меня в собственное тело. Я обнимаю ее и крепко прижимаю к себе. Кажется, мое сердце истерзано и истекает кровью, и это должно внушать страх, но отчего-то я испытываю невероятное очищение. Не понимаю этого, но мне и не нужно. Целую ее в лоб. – Давай примем душ и будем собираться. – Да? – Она прижимается ко мне, даря опьяняющее чувство от прикосновения ее кожи к моей. – Я подумала, мы могли бы сегодня побездельничать и остаться в постели. – В таком случае мы не сможем сходить в оранжерею. Она так резко поднимает голову, что чуть не врезается в мой подбородок. – В оранжерею? Если бы у меня и были сомнения насчет планов на сегодняшний день, то счастье на ее лице вмиг бы их развеяло. – Да. Она так быстро подскакивает, что я не успеваю подготовиться. – Тогда чего же мы ждем? Пошли. Я смотрю на ее задницу, когда она идет через комнату и скрывается за дверью ванной. Через пару секунд включается вода, и раздается ее голос. – Идешь? Сэкономим время, если примем душ вместе. – Озорной тон ее голоса выдает обманчивость слов. Неожиданно для себя я расплываюсь в улыбке и, встав с кровати, иду в ванную. – Экономим время и воду. Отличная идея… Глава 22. Персефона Мы с Аидом безмятежно проводим час в оранжерее, а потом пробегаемся по некоторым лавкам и магазинам, чтобы он мог показаться людям на глаза и сам на них посмотреть. Он не говорит прямо, что именно по этой причине мы блуждаем между прилавками хозяйственного магазина после того, как проделали то же самое в небольшом продуктовом магазинчике, но я вижу, как на него смотрят люди. Аид так внимательно подмечает пустые полки, что у меня не остается сомнений в том, что он мысленно составляет список пробелов в цепочке поставок и ищет способы восполнить их, чтобы его люди не страдали. Он так резок и прямолинеен, что кажется грубым, но совершенно очевидно, что его люди боготворят землю, по которой он ходит. Я сбилась со счета, сколько раз владельцы магазинов благодарили его за то, что он заботится о них в это напряженное время. Более того, люди работают сообща, чтобы позаботиться обо всех. Я смутно припоминаю такой вариант мышления с тех времен, когда еще не переехала в Олимп, но спустя годы, проведенные в верхнем городе, он кажется мне новым и необычным. Не могу сказать, что все в верхнем городе эгоистичны или злы. Едва ли. Дело скорее в том, что они берут пример с Тринадцати и прекрасно понимают, что никогда не могут быть по-настоящему в безопасности. Еще одно различие между Аидом и Зевсом в бесконечно длинном списке. Выйдя из хозяйственного магазина, мы идем по улице. Мне кажется, будто на свете нет ничего более естественного, чем взять Аида за руку, как я делаю всегда во время наших прогулок. Он переплетает наши пальцы, и этот жест кажется мне настолько обычным, что на пару шагов у меня перехватывает дыхание. Уже собираюсь сказать… сама не знаю что. Но, не успев произнести ни слова, я замечаю вывеску. И резко останавливаюсь. – Что это? Аид следит за направлением моего взгляда. – Зоомагазин. Семейный бизнес, существует уже три или четыре поколения, если я верно помню. Не считая тех трех, которые сейчас им управляют. – Он отчеканивает информацию на одном дыхании, как и в тот раз на зимнем рынке, когда рассказывал о семье, владеющей ларьком с гирос. Словно не имеет никакого представления о том, как же поразительно, что он с такой легкостью все это вспоминает. – Мы можем зайти? – Я не утруждаюсь скрыть волнение в голосе. Но, когда он приподнимает бровь, не могу не попытаться объяснить. – Когда я была маленькой, у нас были две собаки. Пастушьи, конечно, – даже на промышленной ферме ничто не пропадает даром, но я их любила. В небоскребе держать домашних животных, конечно же, запрещено. – Я борюсь с желанием встать на носочки, как ребенок. – Пожалуйста, Аид. Я просто хочу посмотреть. Он еще выше поднимает брови. – Почему-то я тебе не верю. – Но одаривает меня одной из своих неторопливых улыбок. – Конечно, мы можем зайти, Персефона. Веди. Когда мы переступаем порог, над головами раздается звон колокольчика. Я вдыхаю смесь запаха животных и древесной стружки, и во мне пробуждается ностальгия вперемешку с чувством, которое я не могу разобрать. Я не зацикливаюсь на размышлениях о том, какой была моя жизнь, пока мать не стала Деметрой и мы не переехали в город. Она бы ни за что не оставила нас, а тоска по жизни, которой у меня больше не было, казалась верным путем к безумию. Лучше и проще сосредоточиться на будущем и моем пути к свободе. Сама не знаю, почему зоомагазин пробуждает эти воспоминания, но, проходя вдоль первого ряда с морскими свинками и яркими птицами, чувствую, как сердце подкатывает к горлу. Дойдя до прилавка в дальнем его конце, мы видим двух красивых темнокожих женщин, наклонившихся к монитору компьютера. Они поднимают глаза и замечают нас. Одна из женщин в выцветших джинсах и оранжевом свитере улыбается, узнав Аида. – Наконец-то решил последовать моему совету? – Привет, Гейл. – Он проходит мимо меня, и женщина заключает его в объятья. – Мы просто совершаем обход. – Ах, вот что. – Она отмахивается. – У нас все хорошо. Ты здорово для этого постарался. – Гейл смотрит на него, держа за плечи. – Мы поддерживаем тебя. Несмотря ни на что. И снова она, абсолютная преданность, которой располагает Аид. Он заслужил ее не угрозами или щедрыми обещаниями. Его люди пойдут за ним на край земли просто потому, что он уважает их и делает все возможное, чтобы о них позаботиться. Это весьма впечатляюще. – Я ценю это, – кивает он. Она опускает руки и снова широко улыбается. – Не думаешь, что сегодня настал тот день, когда я наконец-то смогу уговорить тебя завести пару собак, чтобы ты не бродил по своему огромному дому в одиночестве? Я прихожу в оживление. – Собак? Наконец женщина смотрит на меня, и ее отношение становится чуть более прохладным. – Обычно мы не держим в магазине собак, кроме Старика Джо. – Она указывает на собачью лежанку позади себя, в которой, как я думала, лежал ворох полотенец. Но он приподнимает голову, и я понимаю, что это вовсе не полотенца. Это венгерская овчарка. Стряхнув шерсть с глаз, пес широко зевает. – О боги, – шепотом произношу я. – Аид, взгляни на это великолепное создание. – Я вижу, – сухо отвечает он. Гейл пожимает плечами. – Как я говорила, обычно мы не держим здесь собак, но Джесси нашел коробку с ними возле Кипарисового моста. Не знаю, то ли кто-то из верхнего города решил их там бросить, то ли это был кто-то из наших… – Она вздыхает. – Порой люди бывают настоящими мерзавцами. Тут мне удается оторвать взгляд от собаки. – Их просто бросили там? – У меня нет причин испытывать чувство родства со щенками, которых я никогда не видела, но не могу отрицать, что это напоминает мне странный поворот судьбы. – Можно их увидеть? – Да. – Она указывает пальцем себе за плечо. – Они там. На вид они достаточно взрослые, чтобы их можно было отлучить от матери, так что нет худа без добра. Но я уже иду мимо Гейл и Аида туда, куда она показала. И, конечно, в задней части магазина стоит большая коробка. Наклонившись, я заглядываю внутрь и ахаю. – О боги. Их трое, все абсолютно черные. Я не уверена, что знаю эту породу – подозреваю, что помесь, но они так мило спят, лежа кучей в углу коробки. Тяну руку, но замираю и смотрю на Гейл. – Можно? – Разумеется. – Она смотрит на меня, холодность по большей части рассеивается, и я уверена, что вижу, как ее темные глаза искрятся весельем. – Я так понимаю, вы любите собак. – Я люблю всех животных в равной степени. – Опустившись на колени возле коробки, нежно провожу рукой по спине спящего сверху щенка. – Кошки мне тоже нравятся. Рыбки, все без разбора. – Принято к сведению. – Теперь Гейл уже явно пытается не рассмеяться, но ничего страшного. Я не возражаю, если она считает меня забавной.