– В-вот, п-пожалуйста, забирай! – пролепетал он неожиданно высоким голосом. – И кожанку мою забирай, только не убивай меня! У меня жена и маленький сын дома, кто ж их кормить будет?.. – Лысый всучил Сойеру куртку и поспешно ретировался в подъезд. – Не убью, не ссы, – ответил ему вслед Сойер. – И помни, чумба, что там, где бывает закат, вскоре наступит рассвет. Запрыгнув на байк, Сойер накинул кожанку и завёл его. Мотоцикл под бывшим актёром взревел, точно древний демон, и вскоре Сойер уже покидал район, стараясь держаться маленьких улочек и, петляя, подбираться к единственному выезду из города. Его не волновал ни треск вертолётов в небе, ни возможная погоня. Сейчас седокудрый намеревался лишь найти Настю – почему-то Сойер был уверен, что именно она и будет его единомышленницей. Старинный белый «Делориан» Сойер заметил через тридцать километров от Нео-Норильска. За всё время это был единственный транспорт, встреченный стариком, который ехал бы из города. Прибавив газу, Сойер на байке поравнялся с автомобилем. Правил им мужчина лет сорока с пышными пепельными волосами. Левый глаз его был заменён бионическим, а по левой же стороне лица через глаз тянулся длинный и грубый шрам. Водитель «Делориана» был одет в коричневую куртку. Куртка была распахнута, и из-под неё можно было разглядеть футболку в городском камуфляже – под стать волосам мужчины, она играла всеми оттенками серого. Взгляд оставшегося карего глаза был направлен вперёд. – Армитидж! – окрикнул водителя автомобиля Сойер. – Тоже бежишь из города? Ничего не ответив вслух, Армитидж только молча кивнул. Нео-Норильск остался далеко позади... 10. Привал Солнце уже начало клониться к закату, слегка окрасив бледное, запылённое небо в цвет крем-брюле. Белый «Делориан» Армитиджа и Насти сбавил ход, останавливаясь около заброшенной уже больше полувека автозаправки. Вскоре подтянулся и Сойер, разворачиваясь и паркуя мотоцикл у почти обваленной колонны. – Что, чумба, – с усмешкой обратился к старому актёру Армитидж, – всё шпионил за «Арасакой»? – А как же, – рассмеялся Сойер в ответ. – Только вот с каждым годом становится ситуация всё хуже. – Ну охренеть теперь. Насколько всё плохо сейчас? – Всё очень плохо, Армитидж. – Сойер грустно покачал седой головой. – Месяц назад у Горбуновой был созвон по ВКС с советом директоров «Арасаки». Из филиала в Париже приходят дурные вести о разработке DRM-системы для защиты снов. Похоже, очередной войны с «Три-Оптимум» не избежать… – А при чём здесь «Три-Оптимум»? – Рокер поднял бровь. Встревоженная перспективами крупного корпоративного столкновения, Настя вылезла из машины и неловко взяла Армитиджа за руку. Тот лишь дёрнул рукой, вынуждая Настю отпустить его. – При том, – Сойер выдержал паузу, – что именно они выпустили устройство для записи снов, а «Арасака» посягает на неприкосновенность человеческого сознания. Собственно, как и всегда. Они предлагают встроить в рекордер систему DRM, чтоб вынудить людей отказаться от прав на их сны – на самое сокровенное. Это грозит нам катастрофой – или чем похуже! – Возможно, ты прав. – Пепельный блондин вздохнул. – Кстати, Сойер, познакомься, это Настя, – Он указал на стоявшую позади него девушку. – Говорит, что студентка-журналистка, но пишет и разговаривает так, будто сошла со страниц романа девятнадцатого, а то и восемнадцатого века. Настю данное заявление ничуть не смутило. Она вышла из тени и, слегка наклонив голову и шаркнув ножкой, глядя комику в глаза, проговорила: – Ваше сиятельство, да изволите же Вы здравствовать, о достопочтенный сир Сойер! Зовут меня Анастасия, дочь Олега из рода Калининых. Мы происходим из нового дворянства, из современного знатного рода, что ведёт свою историю из двадцатых годов двадцатого века. Прадед мой, Евгений Евграфович, в 1995-м ездил на поклон к Ротшильду, и так мы стали дворянами нового мира. – Насть, не позорься, а? – немного раздражённо сказал Армитидж. – Вот что ты несёшь? – Замолкни, смерд несчастный! – гаркнула девушка, картинно заломив руки, округлив глаза и вытянув шею. – Дворянка пред тобой стоит, в теневое правительство входящая! О времена, о нравы! О, что делается-то?! Ах, премилостивый Сойер, да удержите же меня от того, чтобы не ударить смерда сего, из града Тихого Холма прибывшего! Не твои родители золотой миллиард рассчитывали! Не ты сын дворян, пёс шелудивый, мещанин, крестьянин, реднек, илот, белое отрепье, дрянь! Не ты! И не тебе, смерд поганый, мне, дворянке, указывать! Сойер только покрутил пальцем у виска. Он, конечно, был актёром, и на сцене ему, разумеется, приходилось переигрывать, и даже не раз и не два – но он никогда не сталкивался с тем, что обычный с виду человек может в, казалось бы, обыденной ситуации вести себя будто на сцене и «грызть реквизит». И, понятное дело, никто в конце двадцать первого века не стал бы говорить так, как говорили три сотни лет назад. Закончив самопрезентацию, Настенька умолкла и отошла в тень развалин заправки, мечтательно подняв глаза к небу. Сойер, проводив её взглядом, подошёл к Армитиджу и жестом пригласил его отойти с ним от остова некогда красивой АЗС. – Чумба, мне эта девка как-то не сильно нравится, – полушёпотом сказал актёр. – Какая-то она слишком... – Рафинированная? – попытался дополнить Армитидж. – Да... Не совсем. Неестественная она. И на фелицитарный синдром... чёрт, на эйфорию это тоже не похоже. – Сойер сделал паузу. – Что такое «зловещая долина», думаю, ты знаешь. Вот именно это я от этой твоей Настеньки и ощущаю. У неё точно нет бед с башкой? Армитидж пожал плечами. – Короче, есть у меня одна идея, но звучит как бред, – погодя, продолжил Сойер. – Я предполагаю, что эта твоя Настенька – продюсерский проект какой-нибудь мегакорпы. – Да ладно? – удивлённо усмехнулся рокер. – Фигадно. У корпов ресурсов бы хватило, – Старик лишь потёр затылок. – Было время в конце тридцатых, знавал я одного диджея. Не помню его имени, помню только, что никнейм у него был DJ Tempest. Этому бедолаге хитрожопые продюсеры из «Арасака Рекордс» натурально стёрли личность и заменили той, которую создали для него в пиар-отделе. – То есть как – создали? – Легко и просто, чумба. Они придумали для него легенду, если верить которой, выходило, что у парня было всё хорошо, пока в четырнадцать лет он не потерял родителей в авиакатастрофе и его не взяла на воспитание семья его лучшей подруги. Спустя два года отец этой самой подруги пропадает без вести, и пацан начинает двигаться в музыке, чтоб хоть как-то заработать. Так и приходит к славе. – Стандартный сюжет для байопика, – Армитидж хохотнул. – Ничего оригинального. Время идёт, а ничего не меняется. – А так и есть. Самая мякотка как раз кроется в том, что парню натурально изменили память. Да, полностью. И так бы он и жил, если бы, как мне рассказали, его девушка не помогла ему найти его родителей и вспомнить всё. – Охренеть... – Армитидж нервно сглотнул. – А потом? – Что потом? – переспросил Сойер. – А что потом с ним стало? – Тут след теряется, – вздохнул актёр, – хотя бы потому, что я уже перестал следить за историей. Одни говорят, что он сошёл с ума, и теперь сидит в дурке – разум, дескать, не вынес; другие – что он покончил с собой, всё по той же причине. – М-да... Жаль, конечно, этого добряка, – Блондин поднял голову, глядя в небо, где неспешно пролетали ласточки. – А что ещё ты узнал? – Достаточно будет сказать, что «Арасака» вчера утвердила покупку китайской ЧВК «Лин Куэй». Сделка состоится через две недели, после чего, вероятнее, корпы вновь схлестнутся, но на сей раз за «Арасаку» будут и киберниндзя из Китая. – Я б посмотрел на такое... Армитидж оглянулся и прошёл в павильюн заправки. Внутри эхом разносились хлёсткие щелчки клавиш пишущей машинки – Настенька уже успела водрузить её на стойку прилавка и сосредоточенно продолжала писать своё очередное эссе, подсвечивая бумагу портативной настольной лампой на аккумуляторах. Услыхав шаги вошедшего товарища по несчастью, девушка оторвалась от писанины и, глядя рокербою в глаза, вздохнула. – Арми, – сказала Настя, – прости, что накричала на тебя и опозорила перед твоим другом... – Неловко потупив взгляд, она вышла из-за прилавка. – Да всё нормально, Насть, не парься, – усмехнулся кареглазый. – Нет, правда, прости меня... Я и сама не знаю, что на меня нашло. Может, я и правда больна? Больна этим фелицитарным синдромом? Я ведь не умру? Не сойду с ума, как те несчастные любовники, что... – Не знаю, Настенька. Не знаю, – тяжело выдохнул пепельноволосый и сел на пол, опершись на стену. – Я не эксперт в этом. Калинина промолчала и только продолжила строчить на машинке своё очередное эссе. Когда она закончила, солнце уже успело ещё плотнее прижаться к горизонту, а небо из кремового стало иссиня-фиолетовым, лишь у самой кромки окрашиваясь в розовое золото. Сойер, стоя около Армитиджева «Делориана», курил, глядя в никуда. Где-то вдали над тундрой прошумел самолёт – самый обычный пассажирский авиалайнер сверкнул в лучах закатного солнца и, прочертив над стоянкой друзей след, скрылся на востоке. Сам рокербой дремал, сидя на асфальте и опираясь спиной на колонну автозаправки. «Интересно, – пронеслось у него в голове, – как скоро цепные псы «Арасаки» достанут нас здесь, около богом забытой заправки?» С этой мыслью он подошёл к автомобилю и, плюхнувшись в водительское кресло, потянулся к панели управления аудиосистемой. Своеобразный бивуак тут же огласила Алёна Свиридова, певшая из колонок про розового фламинго. Настя тут же вышла на дорогу и стала кружиться в танце, подставляя то грудь, то спину лучам заката. Армитидж только усмехнулся – Настя в своём танце действительно стала напоминать розового фламинго. Вскоре песня сменилась, и Свиридова уступила место в колонках другому призраку не такого далёкого прошлого – Анжелике Варум. – Ты знаешь, всё в твоих руках, всё в твоих руках, и даже я, – не останавливая танца, пропела зеленоглазка. – Всё в твоих руках… – Народ умирает, а она танцует, – закатил глаза Сойер. – Корпорации душат нас, а она танцует. – Успокойся, чумба. Должна же девочка сбросить стресс, накопившийся за последние два дня, – похлопал его по плечу музыкант. – Ага, как же. Я успокоюсь, а потом ублюдки из кризис-контроля придут по наши головы! – раздражённо отмахнулся Сойер. – Стресс она сбрасывает у него… И доставляет стресса мне! – Ой, да ладно, не парься. Мы на нейтральной территории, тут никто почти не ездит… – Зато летают дохрена, – осадил рокера бывший комик. – Сойер, ты, кажись, забыл нашу миссию – бороться с корпорациями за право на счастье. Разве нет? Разве не для этого мы устраиваем провокации? – Ага, а потом они рейдить нас приедут сюда, – так же мрачно ответил старик. – А знаешь, пошёл ты! Я иду спать. – Ладно, чумба, ты прав. Пора нам ложиться. – Арми выключил музыку, и через полчаса товарищи уже спали. Настя – за прилавком заброшенной заправки, Сойер – на траве чуть поодаль от дороги, Армитидж же спал в машине. …Когда музыкант проснулся, в лобовое стекло светила полная луна. Из сна его выдернуло дробное постукивание слева от него. Это была Настенька. – Армитидж, – шёпотом позвала девушка. – Выйди… Тот без слов вышел. Настя стояла чуть поодаль, прижав руки к груди. В лунном свете и с распущенными волосами (обыкновенно она собирала их в косу) она напоминала персонажа старого приключенческого аниме – одного из тех, что молодой Армитидж смотрел вместе со школьными друзьями в видеосалоне недалеко от дома. – Чего ты хочешь? – с недоверием косясь на новообретённую подругу, спросил он. – Я хочу, чтобы ты знал правду, – Настя виновато опустила голову. – Ни ты, ни я на самом деле не свободны. Никогда не были. – Что ты имеешь в виду? – Да ты и сам, наверное, уже догадался. – Настя вздохнула. – Нет никакого фелицитарного синдрома, Армитидж. И я не упоротая истеричка… надеюсь. Я на самом деле – всего лишь продюсерский проект «Три-Оптимум». Они заставили меня притворяться сумасшедшей Офелией, и всё ради дискредитации «Арасаки». – Что-то я выпал, – пожал плечами Армитидж. – Я нихрена не понял из того, что ты сказала. – Всё гораздо проще, Арми. Я, ты, Сойер, Юна – мы все лишь пешки в чужой войне. Первая корпоративная война не заканчивалась ни в 2053 году, ни ещё когда-то. Она не закончилась поглощением и разделом остатков «ВерсаЛайф». Да и… – Настя перевела дух. – Никакая это не война вовсе, а так – имитация. Борьба нанайских мальчиков, не больше и не меньше. Что «Арасака», что «Три-Оптимум» – это всё две части одного целого. Дискредитация и криминализация любви и счастья корпоратам нужны лишь затем, чтобы закрутить людям гайки. – И что ты предлагаешь? – Армитидж поднял бровь. – Мы пойдём против «Арасаки», а потом – будь что будет, – решительно проговорила зеленоглазая. – После этого мы станем легендами, вернувшими людям право на счастье. 11. Все завтрашние вечеринки