Ее тело прижалось ко мне. Ее язык танцует с моим. Я никогда не верил, что это случится, что я снова почувствую ее такой. И теперь, когда небеса дали мне второй шанс, я не стал сдерживаться; я отпустил все. Поддавшись порыву, я потерял все мысли и самоконтроль. Ничто другое не имело значения. Кроме того, что было передо мной… или подо мной. — Корбин… — Брук застонала мне в рот, хотя было неясно, подгоняла ли она меня или нажимала на тормоза. Она не ослабила мертвой хватки на моей рубашке и не сделала ни единого движения, чтобы оттолкнуть меня, но было что-то в ее тоне, что заставило меня заколебаться. Стало ясно, когда она повторила: — Корбин. — На этот раз в нем было чуть меньше стонов и чуть больше страха. Я прервал поцелуй, но только откинул голову назад достаточно далеко, чтобы заглянуть ей в глаза, не давая ей возможности отодвинуться, не оттолкнув меня. — В чем дело, Бридж? Неужели я все это неправильно понял? Разве ты не хочешь этого так же сильно, как и я? Ее улыбка достигла глаз, что успокоило нервы, терзающие мой организм. — Нет. Ты не понял ничего неправильно. На самом деле, это то, о чем я мечтала в прошлые выходные, когда была здесь. Прямо так. Ты склоняешься надо мной, — она прижалась своими бедрами к моим, — прижимаешься ко мне. Чувствуя себя более надежно и решительно, я приблизил свое лицо к ее лицу и накрыл ее рот своим. Но на этот раз она действительно оттолкнула меня, прижав руки к моей груди. Недалеко, ровно настолько, чтобы снова встретиться взглядом. — О, Боже. Мне жаль, Корбин. — Несмотря на то, что она закрывала лицо руками, юмор в ее тоне был очевиден. — Мне просто трудно отделить реальность от того сна, который приснился мне именно в этом месте на прошлой неделе. Я обхватил пальцами ее запястье и убрал ее руку от лица, а затем проделал то же самое с другой. Прижав ее руки к диванной подушке у нее над головой, я навис над ней и с благоговением наблюдал, как она смотрит на меня в ответ. — Мне это не кажется такой уж плохой вещью. Разве это не превратило бы сон в реальность? Ее улыбка зажгла огонь в моей душе. — Да, это так, но это продолжает отвлекать меня от того, что происходит прямо сейчас. Я не могу перестать сравнивать это со своей фантазией, и это мешает мне оставаться в настоящем моменте. — Что ж, есть только один способ решить это. — Я отстранился от нее — полностью — и потянул ее за руки до тех пор, пока она больше не перестала лежать. И когда я заметил замешательство в ее глазах, я просто улыбнулся и встал, увлекая ее за собой. Она взвизгнула, когда я наклонился и перекинул ее через плечо, но это быстро перешло в приступ кокетливого хихиканья, когда мы начали отходить от дивана… в мою спальню. Я не потрудился включить свет или закрыть дверь. Я добрался до изножья своей кровати и одним броском кинул ее на матрас, на спину. Чем, наконец, удалось полностью заставить ее замолчать. С помощью лунного света, проникавшего сквозь большие окна от пола до потолка, я любовался желанием, пылающим в ее широко раскрытых глазах, а также тем, с какой жадностью вздымалась ее грудь. Было ясно, что она полна предвкушения — совсем как я. — Так лучше? — спросил я, наклоняясь над ней и помогая ей забраться на край кровати, чтобы она могла поудобнее положить голову на подушку. — Или ты также фантазировала о том, чтобы быть здесь со мной? — Не буду лгать… Я думала об этом, но, учитывая, что я на самом деле не знала, как выглядит твоя комната, было трудно это представить. — Она провела руками по моим бокам и начала играть с поясом на моих джинсах. — Итак, отвечая на твой вопрос, Корбин… да, так лучше. Ее тихие вздохи и стоны наполнили комнату, когда я проложил дорожку легких поцелуев от ее шеи к груди. Но когда я просунул руку ей под рубашку, моя ладонь встретилась с жаром ее кожи, вздохи Брук сменились затрудненным дыханием, а стоны стали громче. Сев на корточки, я закончил поднимать ее рубашку, пока не стянул через голову, а затем снова навалился на девушку, чтобы просунуть руку под нее, нуждаясь высвободить ее грудь из-под лифчика. Было что-то в том, как она смотрела на меня, что заставило меня захотеть запечатлеть этот момент в памяти. Хотя Брук не сводила с меня глаз, ее ноги обхватывали мои бедра, не ослабляя хватки, было ясно, что ее мучают сомнения. Возможно, страх. Но только когда она положила руки мне на грудь и попыталась неловко свести их вместе, чтобы прикрыться, я понял, из-за чего было это колебание. И этого было достаточно, чтобы успокоить меня, зная, что это было больше связано с ней, чем с тем, что мы собирались сделать. — Не делай этого. — Расстегнув ее лифчик, я поднес руку к ее груди спереди и начал мягко водить кончиками пальцев вниз по центру ее груди, вокруг изгиба одной груди, а затем по склону другой. — Не прячься, Бридж. Ты такая красивая. Такая чертовски красивая. Я представлял это бесчисленное количество раз, но ничто не сравнится с тем, чтобы увидеть тебя в действительности. Лунный свет танцевал на ее коже и заставлял тело светиться. Боже мой. Часть меня хотела оставаться так, чтобы я проводил часы, любуясь ею подо мной, но была и другая часть меня, которой нужно было исследовать ее всю. И чем дольше это продолжалось, тем тверже становилась та моя часть. Я быстро стянул рубашку через голову и отбросил ее в сторону, не заботясь о том, куда она упадет. Потому что, когда мы наконец оказались кожа к коже, я не мог думать ни о чем, кроме того, как удивительно было чувствовать ее вот так. По какой-то причине в этот момент эмоции захлестнули мои чувства, оставив меня незащищенным и уязвимым. Не поймите меня неправильно, у меня был опыт общения с женщинами. Но это было по-другому — совсем по-другому. Я просто понятия не имел, почему. Я не мог точно определить, что именно заставляло мое сердце биться быстрее, заставляло мои легкие сжиматься, затрудняя дыхание, или поджаривало мои нервные окончания так сильно, что мои ноги дрожали, как будто я застрял в ледяных тундрах Антарктиды без одежды. Что бы это ни было, казалось, что причиной всего этого была только Бруклин. Самым важным для меня было убедиться, что Бридж не почувствует себя использованной. Поэтому вместо того, чтобы закатать ее юбку до бедер и сдвинуть трусики в сторону, как того требовало мое отчаяние, я расстегнул молнию спереди, а затем соскользнул с изножья кровати, стягивая ее юбку вместе с нижним бельем вниз по ногам. И хотя у меня было много фантазий о том, как ее тонкие пальчики расстегивают пуговицу на моих джинсах, пока они не окажутся у моих ног, я был слишком нетерпелив, чтобы это произошло… на этот раз. Вместо этого, я быстро снял их и свои боксеры сам, отбросив их ногой в сторону, а затем нетерпеливо забрался обратно на матрас, пока снова не оказался на ней сверху. В одно мгновение мои губы оказались на ее губах, ее язык двигался вместе с моим между нашими ртами. Я запустил одну руку в волосы Бридж, пока она исследовала мое тело своими. Сначала она нежно поглаживала мою грудь кончиками пальцев, но как только поцелуй стал более пылким, то же самое сделали и ее прикосновения. Девушка провела ногтями по моим бокам, а затем проглотила стоны, которые раздавались от ощущения каждой царапины. Но как только она добралась до моей талии, она оставила путь, по которому шла, и переместила одну руку к нижней части моего живота, прямо туда, где моя неистовая эрекция пульсировала, требуя внимания. Внимание, которое она уделила ей без промедления. Она обхватила пальцами мою длину и начала осторожно ласкать ее, как будто это был ее первый раз, когда она держала в руках член. Это было так восхитительно, что мне пришлось прервать наш поцелуй, но я не отстранился. Я прижался лбом к ее лбу, наши губы были так близко, что они продолжали соприкасаться при каждом нашем судорожном вдохе, и приподнялся над ней, пока она гладила мой член. Ее большой палец обвел головку, и это почти заставило меня кончить, что было нелепо. Я никогда так быстро не терял самообладания. Но было просто что-то в том, как Бридж прикасалась ко мне — или, может быть, это было потому, что она была той, кто прикасался ко мне — что угрожало моей выносливости. В любом случае, я закрыл глаза и позволил себе наслаждаться тем, что она делала со мной, все время молясь, чтобы я продержался хотя бы до тех пор, пока я не окажусь внутри нее. К счастью, мне не пришлось беспокоиться об этом, потому что она приподняла бедра и приблизила головку моего члена к своему входу. Мои глаза распахнулись при первом ощущении ее жара, и я понял, что ничего не сделал, чтобы подготовить ее к этому. Я не задумывался об этом до сих пор, и хотя это, вероятно, не имело значения, учитывая, какой влажной она была рядом со мной, это все равно заставляло меня чувствовать себя девственником, переживающим свой первый раз. И как только я собрался просунуть руку между нами, чтобы убедиться, что она готова, она уперлась пятками в мои ягодицы и притянула меня ближе, пока я не оказался внутри нее. Взяв инициативу на себя, я задвигал бедрами, полностью заполняя ее. Я был так глубоко, что мои яйца упирались в ее попку, но это не мешало мне продолжать входить в нее, как будто весь мой член уже не был погружен в ее жар. Мне просто нужно было время, не только чтобы привыкнуть к ее тесноте — поскольку я уверен, что ей тоже нужно было приспособиться к моему размеру — но и чтобы запечатлеть этот момент в глубине души, не желая забывать ни секунды из этого. — Корбин… — Как и прежде, мое имя было произнесено с сердечным стоном, за исключением того, что на этот раз не было никаких сомнений в его значении. Она хотела большего. Ей нужно было больше. Так что это именно то, что я ей дал. Я медленно вытащил свою длину почти до конца, остановившись, когда внутри осталась только головка моего члена, а затем так же медленно протолкнул обратно, остановившись на последнем дюйме. Мне нужно было увидеть ее реакцию, поэтому я откинул голову назад достаточно, чтобы наблюдать за выражением ее лица, а затем вогнал последний дюйм. Ее реакция определенно не разочаровала. Ее глаза были закрыты, но брови приподнялись. Она зарылась затылком в подушку и выгнула спину, ее рот широко открылся, когда резкий стон наполнил комнату. Это было самое прекрасное, что я когда-либо видел, и мне захотелось увидеть это снова. И еще раз. И еще. Каждый раз, когда я погружался в нее на этот последний дюйм, она становилась все теснее и теснее, и я знал, что она близка к оргазму. Черт возьми, я был близок к нему, так что мне нужно было, чтобы и она была со мной. Последнее, чего я хотел — это кончить до того, как это сделает она, и именно тогда я кое-что понял — дело было не в моем удовольствии, а в ее. Впервые в моей жизни занятие сексом было связано не только с сексом. Дело было не только в том, чтобы кончить и обрести освобождение, но и в том, чтобы удовлетворить потребности Бруклин. Как бы странно это ни было осознавать, это наполнило меня чувством целеустремленности и волнения. Я приподнялся на руках, пока не оказался сидящим на коленях, стиснул зубы и снова вошел в нее, наблюдая, как вся моя длина исчезает в самой красивой киске, которую я когда-либо имел удовольствие видеть. Под этим новым углом моя тазовая кость соприкоснулась с ее клитором и заставила ее застонать. Это также заставило меня сделать это снова. Между ее жаром, тем, как крепко она сжимала мой член, когда я входил в нее и выходил из нее, звуками, которые срывались с ее губ, и видом моего члена, наполняющего ее, я больше не мог сдерживаться. И, похоже, она тоже не могла это делать. Сделав последний толчок, Брук вскрикнула, в то же время я потерял контроль над собой, вливая в нее все до последней капли спермы. Должно быть, я на мгновение потерял сознание, потому что в одну минуту я мертвой хваткой вцепился в ее бедра, дико врезаясь в нее, а в следующую уже склонился над ее телом, отчаянно пытаясь отдышаться. Я хотел поцеловать ее, но пока мы оба не успокоимся, это, скорее всего, будет больше похоже на искусственное дыхание, чем на поцелуй. Поэтому вместо этого я отстранился и прижался губами к ее лбу, прежде чем рухнуть рядом с ней на кровать. Она повернулась ко мне всем телом, ее нога все еще лежала на моем бедре, и лениво провела кончиком пальца по невидимым линиям на моей груди. — Я схожу за полотенцем и стаканом воды через секунду, как только смогу нормально дышать. — Мой голос звучал так, словно я только что пробежал пять миль в разгар самого жаркого дня в году. — Все в порядке, — выдохнула Брук, пристально изучая то, что рисовала у меня на груди. — Мне все равно нужно в ванную. Как только я успокоюсь; сомневаюсь, что сейчас мои ноги унесут меня так далеко. Но я могу сделать это, пока ты приготовишь нам что-нибудь выпить. — Договорились. — Вот только мне не хотелось вставать с кровати. Я не хотел покидать уют ее тела, хотя и знал, что рано или поздно мне придется это сделать. Но вместо того, чтобы зацикливаться на том, что я не мог изменить, я решил сосредоточиться на том, что я мог бы сделать вместо этого. И это было сделано для того, чтобы удержать ее здесь достаточно долго для второго раунда. Еще через пару минут она высвободилась из моих объятий и перекатилась на бок, чтобы встать с кровати. Как будто этого было недостаточно, девушка начала шарить по полу в поисках того, что, как я предположил, было одеждой. Я любовался ее задом, пока мог, но я знал, что если у меня есть хоть какая-то надежда задержать ее здесь подольше, я должен быть уверен, что она не оденется, поэтому я вскочил, схватил свою футболку из кучи выброшенной одежды и бросил ей. — Вот, надень это, — сказал я, влезая в свои боксеры. Затем я подождал, пока она натянет ее через голову и скроется в ванной, прежде чем найти ее трусики и незаметно засунуть их под кровать. Я сделал это не для того, чтобы держать их при себе, как какой-нибудь извращенец, которому нравилось нюхать нижнее белье. Я прятал их только до поры до времени, пока она не будет готова уйти — ну, пока я не буду готов позволить ей уйти. Пока она возилась в ванной, я направился на кухню. Сначала я собирался только наполнить водой два стакана и отнести их в спальню, но как только я добралась туда и встал перед холодильником, я понял, какой у меня разыгрался аппетит. Я только надеялся, что Брук чувствовала то же самое. — Ты голодна? — спросил я, когда она завернула за угол, все еще одетая только в мою футболку. На ней она смотрелось намного лучше. Особенно то, как она едва касалась верхней части ее бедер. Это была одна из самых сексуальных вещей, которые я когда-либо видел. — Умираю с голоду! — воскликнула девушка, прижимая руку к животу. Я усмехнулся и поднял ее, чтобы усадить на островок. — Как насчет омлета? — спросил я. — Звучит потрясающе. — Если ты продолжишь так стонать, я откажусь от яиц и съем вместо них что-нибудь другое. — Я посмотрел на нее, а затем отвернулся, чтобы достать ингредиенты из холодильника, прежде чем сделать именно это. Хотя у меня были все намерения насладиться вторым раундом, я был мужчиной, а это означало, что мне нужно было время, чтобы отыграться, прежде чем я смогу удовлетворить ее снова. Но когда я повернулся обратно, держа в руках яйца, молоко, сыр и нарезанную кубиками ветчину, я застал ее за тем, что она теребила подол рубашки на бедрах и покусывала нижнюю губу. Либо она действительно умирала с голоду, либо у нее было что-то на уме, и она не знала, как это высказать. — Ты в порядке? — спросил я, надеясь вытянуть из нее это. Брук подняла взгляд, широко раскрыв глаза, как будто ее застукали, а затем покачала головой. — Да, я в порядке. Просто думаю, как это странно. Ну знаешь? Мое сердце застряло у меня в горле, перекрывая подачу воздуха. Вместо того, чтобы выдать охватившую меня панику, я с трудом сглотнул, пошел за сковородкой и как можно небрежнее спросил: — Что такого странного в еде после секса? Она хихикнула, что было хорошим знаком. — Нет, не это. Мы… то, что мы только что сделали. Я несколько раз перевел взгляд с двери в свою спальню на нее, изображая драматическое замешательство. — Ты думаешь, это было странно? Черт возьми, девочка… каким сексом ты занималась, если считаешь миссионерскую позу странной? Она закатила глаза, но продолжила разговор. Слава Богу. — Наверное, я не знаю, что все это значит, и у меня есть склонность все переосмысливать. Я не хочу делать этого с этим — я имею в виду с тобой. И хотя я знаю, что последнее, чего ты, вероятно, хочешь — это говорить об этом до смерти, я беспокоюсь, что если мы не обсудим это, то потенциально можем все испортить. — Ее неприкрытая честность не сделала ничего, кроме того, что сделала ее для меня еще красивее. Смех клокотал у меня в груди, но я сдерживал его — кроме улыбки, от которой горели мои щеки.