Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 20 из 42 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Коньяк убери. – Почему? – Контролеры идут из того вагона. – А. Ну и что? У нас же билеты есть. – Мне что-то тревожно. – Что тебе тревожно? Это же не полиция, просто контролеры. – Убери коньяк, они подходят уже. – Ладно. Здравствуйте! Билет? Пожалуйста. – Молодые люди, у вас билеты вчерашние. Из поезда выходим. – В смысле вчерашние?! Мы их только что купили на станции! – Не знаю, где вы их купили и когда, но на них дата вчерашняя. Поэтому выходим из поезда на станции «Заря». – Да подождите, я вам сейчас покажу списание за них, сегодняшнее! – Еще и распиваем. Или, может быть, не только распиваем? Полицию вызвать? – Не надо полицию, мы уходим. Иван, замолчи, пойдем. – Теперь ты тоже, наверное, не любишь путешествия. 13:01 Воровать виноград – …Я люблю смешивать, да. Смешиваю, смешиваю, смешиваю, смешиваю. – Вот как раз насчет «смешивать». Ты любишь Москву, но говорил, что не любишь «Москву – Петушки». Расскажи, чем тебе так не нравится этот текст, который многими считается гениальным? – Ты правильное слово употребил – он именно гениальный. У человека была гениальность, но он пожертвовал свой дар своей наркомании, написав одну маленькую книжку – собственно, о наркомании. Это как если бы Толстой написал только одну какую-нибудь статью про то, что надо ничем не владеть и по возможности никого не обижать. Только это бы написал, прикинь? – Подожди. Я понимаю, что для тебя принципиально называть алкоголизм наркоманией, но мы говорим все-таки не о тебе, а о Ерофееве. Одна маленькая гениальная книжка, по-моему, все-таки лучше, чем много толстых и негениальных, разве нет? – Нет. У Толстого много и толстых, и гениальных. – Это вопрос вкуса. Но ты же весь такой про свободу, про выбор. Вот так человек распорядился своим даром, почему нет? – Потому что даром нужно именно распоряжаться, владеть, управлять. Быть хозяином, собственником, инвестором. Дар нужно использовать, а не выкидывать на помойку. Когда у тебя столько всего было, а ты все пробухал – это, ну я не знаю. Обидно видеть дар, выкинутый на помойку. – То есть, написать «Москву – Петушки» – это значит выкинуть дар на помойку? – Это значит пожертвовать дар наркомании. А наркомания – помойка. – Подожди, но разве этот текст про наркоманию? Это ведь одиссея про поздний СССР! – Если убрать оттуда бухло, что останется? – Одиссея. Про поздний СССР. – Где все происходит либо благодаря, либо вопреки алкоголю. А это и есть наркомания. – Хорошо, вот ты пишешь роман про то, что эвфемистически называют «легкими наркотиками»… – Я не пишу роман про то, что эвфемистически называют «легкими наркотиками». Я пишу роман не про то, что эвфемистически называют «легкими наркотиками». – Как сложно эту конструкцию произносить, да?
– Да вообще. – Но лучше перестраховаться. – Лучше. – А если эти слова тоже запретят? – Какие? – «Эвфемистически», «легкие», ну и само слово «наркотики», конечно, первое в очереди. Но тут мы рискнем, потому что мы их осуждаем. – Осуждаем. – Так про что ты тогда пишешь, если не про то, что эвфемистически… – Не надо, мне тебя прямо жалко. Про Соню я пишу. Это мой бесконечный разговор-спор с ней. Ну или с другим другом. С собирательным другом. Воображаемым другом. Просто ночью, когда не спится, бесконечно болтаешь с кем-то бесконечно близким, и иногда даже кажется, что болтаешь не с ним, а с… – …С самим собой, да. Я, к сожалению, уже могу догадаться, что ты скажешь, и это меня пугает. – Ты сейчас говоришь буквально как Соня. – …Так что давай поговорим серьезно, без этой твоей необязательной лирической болтовни. – Ты как журналист хочешь меня прижать и раскрыть. – Я как журналист хочу, чтобы ты объяснил, что Ерофеев должен был делать. Пересесть на то, что эвфемистически?.. – Да нет, конечно. Даже Довлатов, переехав в Америку, не пересел на то, что эвфемистически… И умер от очередного запоя. – Но ты же сам говоришь, что от зависимости нельзя избавиться, ее можно только изменить, уменьшив вред. – Я так не говорю. Так говорю не я, а нормальные наркологи. – Ты общался с такими? – Нет конечно. – Почему «конечно»? – Ну мне, слава богу, ни разу не понадобился нарколог. – А тот психиатр, который вылечил тебя от депрессии? – Ну он был и нарколог тоже, но мы про это не говорили. – Откуда тогда ты знаешь, что они так говорят? – Ну потому что есть два подхода. Первый – это если мы думаем, что нужно напечатать на бумажке слова, что наркотики вредны, и их никому нельзя, и от этого все перестанут их употреблять. Второй – если мы все-таки догадываемся, что наркотики не побеждаются печатанием на бумажке слов об их вреде, и начинаем думать, как в борьбе с наркотиками уменьшать вред от них. Ну или, для начала, хотя бы не увеличивать. – В смысле не увеличивать? – Разве сидеть в тюрьме не вреднее для здоровья, чем употреблять то, что эвфемистически?.. – …Опять твой излишний оптимизм! Бесконечный, необоснованный, в чем-то даже наглый оптимизм… – Ну а куда нам дальше двигаться с сегодняшней логикой? Запретить бухло и сажать людей за стакан вина? – Этого не будет никогда, ты знаешь. – Даже не знаю, как и благодарить. – Так что должен был делать Ерофеев? – Не знаю. Наверное, ничего нельзя было сделать, и это и страшно. – А Довлатов? – Довлатов мог бы попробовать пересесть. Ну и разговор у нас – советы мертвым писателям.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!