Нам с Джейми особенно понравилась стряпня тети Рут, потому что перед этим, еще до прибытия Коули в сопровождении Бретта, мы выкурили забористый косячок. Джейми согласился пойти на выпускной бал только при условии – цитирую, – что «мы оба придем туда обдолбанные». После этого он добавил: «Я буду в черном смокинге, черной рубашке и галстуке. И в конверсах еще. Черный с ног до головы, как злодей из Бонда, потому что это охренеть как круто». В тот вечер он завалился к нам пораньше в вышеописанном наряде и со свежепобритой головой – принести мне браслет, составленный из крошечных розовых роз и гипсофилы. Цветы, по его словам, выбирала мама. Рут распереживалась, когда Джейми направился прямиком ко мне, что было довольно странно, потому что до того он частенько наведывался в мою комнату. Она похвалила его костюм, а затем что-то крикнула мне наверх, видимо, предупредить меня, что он уже подымается. Я все еще была в спортивных штанах и футболке, а мое чересчур короткое (по моим представлениям) черное платье, которое Коули выбрала для меня, висело в шкафу, спрятанное подальше от запаха марихуаны. Джейми тоже снял свой смокинг и убрал его туда же. Я уже дважды курила марихуану в той же компании приятелей Джейми, среди которых я по-прежнему была единственной девчонкой. Оба раза – в больнице Святого Розария, в комнате с ключами. Тогда я решила, что трава – никудышная замена выпивке. Мне не нравилось, как дым обжигал горло и легкие, отчего все внутри болело на следующий день. И еще я становилась настоящим параноиком, не знаю, виновата ли в этом марихуана или мое живое воображение. Те оба раза я была настолько уверена, что нас застукают и вышвырнут из команды по кроссовому бегу, что сидела на корточках за картотечными шкафами и шикала на хихикающих парней, заставляя их вслушиваться в странные гулкие звуки больницы по несколько минут кряду. – Мы спалимся, Джейми, так нельзя, – сказала я, когда он начал набивать тонкую трубку из синего стекла, которой я раньше у него никогда не видела. – Нам нужно еще как-то пережить ужин и торжественный проход парами. – Такого ты еще не курила, – заверил меня Джейми. Он щелкнул желтой зажигалкой «Бик», раскурил трубку и сделал первую затяжку. Мне пришлось ждать, пока он договорит, потому что он постоянно останавливался, то вдыхая дым, то, задержав дыхание на какое-то время, выдыхая его. – Брат Трэвиса Беррела достал мне эту дурь. – Я ждала. – Он учится в университете штата Монтана вместе с Нейтом из видеопроката. – Я молчала. – Травка – высший сорт, ради такой в Монтану приезжают все эти гребаные лыжники с Восточного побережья. Считай, ты не учился в колледже в Монтане, если не курил ее. – Он вытянул шею, чтобы выпустить струю сладковатого дыма в открытое окно, и наконец-то передал мне трубку. – Она что, здесь лучше растет? – Нет, конечно. Здесь мы выращиваем низкопробный сорняк, детка. Эта дурь прибыла к нам прямиком из Канады. Контрабандой. Гидропоника, все дела. – Что это такое? – Я чувствовала тепло стеклянной трубки в руке. – Они выращивают ее без почвы, только минералы и навоз. Но это все детали. Тебя накроет от нее куда сильнее, больше ничего тебе знать не нужно. – Джейми улыбнулся своей белоснежной улыбкой. Его растянутая в улыбке верхняя губа была чуть припорошена пеплом, который он слизал кончиком языка. Я закатила глаза и затянулась. Как бы то ни было, глотку она действительно драла меньше. – Давай оставим половину, посмотрим, как дело пойдет. А остальное докурим перед школой, – предложила я, выдохнув дым. Я думала о Коули и том, что не хочу ее разочаровывать. Я знала, что иногда она потягивает пиво на вечеринках, которые устраивались на ранчо, но травка… Коули Тейлор такого не одобрит, в этом я не сомневалась, решит, что это глупо и позволительно только фанатам «Подземелий и драконов»[13] и студентам-выпендрежникам. – Что это с тобой, Джей-Джей-Кей? – Джейми покачал головой и скрестил руки на груди так, словно он был школьным психологом, который собрался расспросить меня о плохой успеваемости или прогулах. – Сначала ты заставляешь меня тащиться с тобой на бал, а теперь ты, блин, куришь лучшую травку в своей жизни и думаешь, как бы нас не спалили? Я боялся, что однажды это произойдет. Я заглотила наживку. – Что именно? Он затянулся и надолго задержал дыхание, заставив меня ждать ответа. А потом сказал, выпуская клубы дыма прямо мне в лицо: – Моя малышка становится женщиной. – Да пошел ты, – рявкнула я, а он довольно загоготал. Я взяла трубку и сделала затяжку, потом другую и собиралась вдохнуть еще раз, чтобы доказать ему, как он заблуждается, но тут меня накрыло. Язык вдруг стал невероятно тяжелым, я ощутила песок, рассыпанный кем-то в глазницах, и почувствовала напряжение в левом подколенном сухожилии, которое беспокоило меня весь сезон, – меня клонило в сон, и я подумала, что, возможно, этим и удовольствуюсь, не вступая в дальнейшие пререкания. А потом время шло так, как ему и положено, когда ты под кайфом. Джейми, кажется, затянулся еще разок, а может быть, и три, и мы заговорили о кукольном домике. Он предложил устроить в задней части крошечную оранжерею для выращивания травки с лампами и настоящей марихуаной, но я отвергла идею, сказав, что это обойдется мне в целую сотню, да и вообще – какой смысл приклеивать настоящие бутоны к столу. На что Джейми возразил, заявив, что все дело в подлинности, иначе не стоило и начинать, к тому же, если однажды нам отчаянно захочется кайфануть, мы можем просто поджечь эту комнату. Но я стояла на своем: это поджог, сказала я, а значит, кукольная полиция такого не потерпит, что-то в этом роде, но, возможно, все это мне пригрезилось, и наконец на пороге появились Коули с Бретт, а Рут снизу возгласила их прибытие. Таким образом, выпускной вечер официально можно было считать открытым, а я все еще сидела в своей спальне в спортивных штанах, футболке и под кайфом. – Минуточку, – крикнула я через дверь, пока Джейми заметал следы с помощью спрея «Коричная свежесть». Комнату заволокло липким и сладким аэрозольным туманом, который клубился, не рассеиваясь, отчего воздух наполнился запахом марихуаны с корицей. Но Коули была нетерпелива. Она поднялась по лестнице и постучала, в то время как Джейми хихикал в углу, держа перед собой спрей обеими руками, словно это была пушка. – Впусти ее, – повторял он, давясь от смеха. – Ну что же ты. Мне не пришлось, потому что Коули, постучав еще разок, распахнула дверь и промурлыкала: – Надеюсь, вы не шалили? И вот она передо мной, такая же безупречная, как и всегда, только еще лучше: в бледно-желтом платье с тонюсенькими бретельками и крошечными маргаритками, вплетенными в волосы, с аккуратным вечерним макияжем, свежим, сияющим, образцовым макияжем из статей «Как выглядеть на миллион долларов на выпускном вечере», которые, как было мне известно, Коули вырезала из журналов, чтобы потом изучить и воплотить в жизнь советы визажистов, ненужные ей вовсе, потому что она и без них была прекрасна. Мы стояли очень близко друг от друга, она все еще на лестнице, а я в дверях. По-моему, я молча пялилась на нее целую вечность, она тоже ничего не говорила, и мне совсем не хотелось оборачиваться, чтобы узнать, продолжает ли Джейми наводить на нас свой импровизированный пистолет. – Вы оба под кайфом? – спросила меня Коули и захлопнула дверь, оставив Бретта внизу один на один с Рут и бабулей, что было чертовски несправедливо. – Что-то мы в толк не возьмем, о чем это вы, мадам, – ответил Джейми, что-то делая со спреем. (На следующее утро, когда я наконец-то добралась до постели, выяснилось, что он запихал его под подушку в качестве подарка от марихуановой феи.) Он подошел к Коули с такой прямой спиной, точь-в-точь Рекс Харрисон из «Моей прекрасной леди», взял ее за руку, отвесил глубокий поклон и поцеловал костяшки пальцев. – С вашего позволения, леди, мне необходимо освежиться перед ужином и перекинуться словцом-другим с этим старым негодяем Бреттом. Он достал из шкафа свой пиджак и спустился вниз. Я застыла на месте. – Хорошо, что ты еще не одета, так тебе будет легче сделать прическу, – сказала Коули. Она открыла сумку, которую я только что заметила, достала плойку, фен, всякие баночки и тюбики с косметикой и положила все это на мою кровать. – С чего начнем? – обреченно спросила я, надеясь, что она примется за дело и нам не придется больше обсуждать, сколько мы с Джейми выкурили. – Волосы, детка, всегда начинай с волос, – сказала она и слегка надавила на мои плечи, заставляя усесться на край кровати. – Как скажете, мэм. – Я помотала головой, потому что это было очень приятно, к тому же я пыталась вести себя как паинька. С тех пор как я согласилась пойти, мы с Коули довольно вяло спорили, нужна ли мне настоящая вечерняя прическа. – Бретт не переживет, если вы двое не поможете ему приговорить бутылку «Джим Бим». Он берег его для особого случая несколько месяцев. Я не шучу! Месяцев, только представь! – Она проворно распускала мой хвостик, с которым я постоянно ходила. – Мы не так уж много выкурили. – Я наслаждалась прикосновениями ее пальцев к моим волосам. От того, что она стояла так близко, чуть ли не нависала надо мной, мне было немного не по себе, а по коже бегали мурашки. – Надеюсь. – Она брызгала лаком, расчесывала, орудовала плойкой – делала все то, на что у меня никогда не находилось времени. – Потому что у нас еще вся ночь впереди, моя дорогая. – Я думала, что ты разозлишься, узнав про травку. – Я бы в жизни не призналась в этом Коули, если бы не была под кайфом. – Я догадывалась. Это ведь всё затеи Джейми, да? – Но я не Джейми, – возразила я. – Иногда сходство просто поразительное. – Она дернула прядь моих волос. – Нет, не поразительное. – Ладно, неважно, – ответила она. – Только почему вы нас не подождали? – И давно ты… – Меня почему-то покоробило при мысли о том, что Коули время от времени забивает косячок-другой, чтобы расслабиться, а я об этом даже не подозревала. – Нет, я еще не пробовала. – Она улыбнулась мне, приблизив свое огромное светлое лицо очень близко к моему. – Все еще впереди. И вот что случилось той ночью. После ужина, во время которого Бретт и Коули поддерживали беседу с тетей Рут, избавив нас с Джейми от этой необходимости, после назойливого щелканья фотоаппаратом – все замерли, снимаю, а теперь еще разочек, мои дорогие, – мы вчетвером наконец-то погрузились в «Шевроле-Бель-Эйр» бабули Пост, машину, которая теперь в моих глазах выглядела куда круче, чем несколько лет назад. Бретт разыгрывал из себя шофера, Рут сделала еще несколько кадров: как мы садимся в машину, катим по подъездной дорожке, выезжаем на улицу, пока наконец мы не завернули за угол, где можно было укрыться от вспышек новехонького розового фотоаппарата «Салли-Кью». Хотя бы на время, до торжественного прохода. Мы сказали Рут, что выезжаем загодя, потому что обещали подвезти ребят с Мэйн-стрит, для чего нужно будет сделать крюк и заодно сфотографироваться перед домом тети Бретта. Вместо этого Бретт свернул к колледжу. Стоянка была пуста, только одинокий бегун в спортивном костюме цвета морской волны маячил где-то вдалеке, пыхтя и отфыркиваясь, в остальном горизонт был чист. Мы по очереди прикладывались к горлышку «Джим Бим», пока Джейми не сказал, что не хочет пить больше, чем нужно, чтобы продержаться на выпускном. А потом он вытащил трубку и начал набивать ее травкой. Посмотрев, как он ее утрамбовывает, Коули сказала за всех, что, пожалуй, попробует, но только «снаружи», потому что не собирается появиться на балу, благоухая марихуаной. Мы взяли из багажника колючие одеяла, Джейми и Бретт сняли смокинги. Глазам пыхтящего бегуна предстала сцена, достойная комедийного фильма: мы вчетвером, Коули и я, закутанные в шерстяные коконы, из которых торчат голые ноги в открытых туфлях, и Джейми с Бреттом в брюках с атласными лампасами пересекаем стоянку в направлении тополей и кустов можжевельника. Укрывшись под ними, мы наконец-то закурили. Коули и Бретт закашлялись и никак не могли остановиться. Джейми рванул к автомату с газировкой, который стоял у входа в зону отдыха, добыл им «Спрайт», вернулся к нам и принялся тянуть за ключ, орошая себя липкой цитрусовой жидкостью. – Блин горелый! – выругался он, стряхнул с пальцев капли шипучки и протянул Коули то, что оставалось в банке. – Вы хотя бы что-нибудь чувствуете? – Не могу сказать, – ответил Бретт. – Такое ощущение, что у меня рой пчел поселился во рту. Я под кайфом? – Как Снуп Дог, – ухмыльнулся Джейми, тянясь за трубкой. – Может, еще одну на дорожку? – Нам хватит. – Коули схватила меня за руки и попыталась закружить меня в танце, но я не далась. – Какое умиротворение, мы словно внутри сладкого пудинга. Какая прелесть! Но хорошенького понемножку. Нам пора. После того как мы вылили на себя почти все содержимое крошечного флакончика духов «Ред Дор», который был у Коули в сумочке, и изрядно закинулись мятными конфетками, которые бабушка держала в бардачке, мы отправились на бал. * * * Всем участникам торжественного прохода пришлось выстроиться перед заграждением, специально устроенным в дальнем конце спортзала. Заместитель директора Хеннитц проверял билеты и, по идее, обязан был следить, не пришел ли кто в подпитии, но обезоруживающая улыбка Бретта и его успехи на футбольном поле в этом сезоне обеспечили ему теплый прием – энергичный кивок и понимающую ухмылку. Мы вошли в дверь и оказались на балу. Там было слишком много лака для волос и подводки для глаз, все уже немного вспотели и слегка приуныли. Когда объявили наши имена, нам пришлось вскарабкаться по двум лестницам (одна для мальчиков, другая для девочек) на платформу, выкрашенную блестящей краской. По задумке оргкомитета, она, видимо, должна была изображать поверхность Луны. Поднявшись, нам следовало пройти в центр площадки, взять за руку своего спутника, улыбнуться в объектив и сойти вниз вместе; видеокамеры транслировали все это на большой экран, который повесили вместо баскетбольного кольца. Трибуны в противоположном конце зала заполняли любящие родственники и старшеклассники, которые развлекались как умели: кое-кто подбадривал свои любимые парочки, но прочие открыто потешались над происходящим, как и те, кто стоял в очереди. Мне пришлось напрячь все силы, чтобы не упасть, вышагивая в туфлях, которые выбрала для меня Коули. Каблуки были не очень высокие, но я-то привыкла к кроссовкам! Из-за травки и каблуков я почти не слышала трибун, пока не оказалась в центре подиума рядом с Джейми: его ладонь сжимает мою, свет прожекторов направлен на нас, а где-то вдалеке то и дело загораются вспышки камер (тети Рут и, вероятно, мамы Джейми). Джейми, не в силах противиться искушению увидеть себя на большом экране, обхватил меня одной рукой за талию и резко повел вниз, так что мои волосы почти коснулись пола. Снова защелкали камеры. Вокруг захлопали и засвистели. Кто-то заулюлюкал. В течение тех пяти секунд, что Коули и Бретт находились в центре общего внимания, Бретт чмокнул Коули в щечку, вызвав восторг у двух одетых в похожие лиловые платья одиннадцатиклассниц. Когда улыбка Коули заполнила собой экран, все, даже самые злонравные девчонки на последнем ряду, замерли в восхищении, издавая те же звуки, которыми сопровождается купание не по годам смышленого щенка в диснеевском фильме. Однако меня она оставила равнодушной. Меня не взволновал даже первый танец под песню Мистера Бига «Быть рядом с тобой», во время которого еще присутствовали родители и прочие зрители. Мама Коули не оставила паре возможности потанцевать, потому что останавливала их каждые две секунды, заставляя улыбаться и позировать на камеру, но сколько я ни смотрела на них, выглядели они совершенно счастливыми, хоть и совершенно обдолбанными. Мама Джейми и Рут не отставали, но Джейми уворачивался от их объективов, прячась за других, так что его мать в конце концов не выдержала, прошла прямо через пары на середину зала, схватила Джейми за смокинг и рявкнула: «Почему вы двое не можете танцевать как нормальные люди, чтобы мы могли вас сфотографировать, черт бы вас подрал!» Родители ушли, и музыка стала значительно быстрее. Джейми выделывал лихие па, в основном комические, но невероятно ритмичные. А потом мы несколько раз пропустили по косячку в третьей кабинке женского туалета, куда мы вчетвером довольно ловко улизнули, хотя обратная дорога заняла намного больше времени. Классные комнаты и коридоры были «официально закрыты», по всей видимости, именно для того, чтобы не поощрять те развлечения, которым мы и предавались. Но глаз на всё не хватало, к тому же фонтан пунша нуждался в постоянном присмотре. В то время как Джейми вовсю пользовался преимуществами своего черного наряда, незаметно крадясь по коридору, чтобы удостовериться, что горизонт чист, Коули и Бретт беспрестанно целовались, чего никогда раньше себе не позволяли при мне. Виной тому была травка. Но и это не зацепило меня по-настоящему. И даже не несколько следующих медленных композиций и не то, что Коули согласилась потанцевать с худощавым парнем из БФА, который по уши был в нее влюблен и то и дело заливался краской, не в силах скрыть своих чувств. И даже не то, что Коули пригласила меня на танец. Бретт и Джейми позировали перед камерой для одного из тех черно-белых снимков, которые профессиональные фотографы в маленьких городках так любят вывешивать в витринах своих магазинчиков: ученики старшей школы, все спортсмены, пиджаки наброшены на плечи, руки скрещены, сердитые неулыбчивые лица смотрят прямо в объектив. Другие девушки танцевали парами и группками весь вечер, но «November Rain» была куда медленнее и значительно сентиментальнее, чем те песни, которые обычно выбирают две подружки. Несмотря на картонные звезды над головами и то, что обкурившаяся Коули крепко прижималась ко мне, ничего романтичного в нашем танце я не находила, наоборот, происходившее выглядело до нелепости бессмысленным. Я отдавала себе отчет, что за нами могли наблюдать, и обрадовалась, когда все закончилось. Тот самый момент наступил примерно за пять песен до того, как диджей поблагодарил всех присутствующих, после чего зажегся верхний свет и мы все, щурясь, огляделись по сторонам, замечая в резком флуоресцентном сиянии, насколько же растрепались наши волосы, какой неаппетитной выглядит еда, да и мы сами были не лучше. До этого момента мы с Джейми сидели на трибуне, а Коули с Бреттом танцевали на липком полу, окруженные только членами Кастерского клуба верных сердец, то есть настоящими влюбленными парочками, у которых все серьезно. Я смотрела на Коули и не могла отвести глаз: голова на плече у Бретта, веки прикрыты, прическа в беспорядке. Она сняла туфли, как и все, и касалась паркета самыми кончиками пальцев, ее безупречные ступни были черны от грязи, но она словно бы парила над поверхностью пола. Во мне еще было достаточно дури, чтобы в красках представить себя на месте Бретта на нашем выпускном балу, где все знают, что мы вместе, услышать, как те девушки в почти одинаковых лиловых платьях ахают от восторга, когда я целую ее. Я надеялась, что в темноте трибуны никто не потревожит мои мечты, но кто-то сверлил мне шею взглядом, и я обернулась. Это был Джейми. – Господи, Кэм, – сказал он довольно громко. – Постарайся держать своего дружка в штанах. Сердце бешено заколотилось, словно я только что проплыла двухсотметровку. – Все мое внимание должно принадлежать тебе, безраздельно? – неловко сострила я, надеясь, что он примет это за чистую монету, но вышло только хуже. – Ага, конечно, – ответил он. – Как скажешь! – В любом случае я не собираюсь обсуждать эту хрень. – Он встал. – Пойду поищу Трентона, может, удастся стрельнуть сигаретку. Он уже спустился на два ряда вниз, пиджак наброшен на плечи, а лицо злющее, причем видно, что не на камеру, а по-настоящему. Я встала и пошла за ним. Мне было нечего сказать, но и позволить ему просто уйти я не могла. Соображала я туго и совершенно не представляла, как исправить положение. Я нагнала его, наклонилась к самому уху и заговорила: – Мне не нравится Бретт, если ты из-за этого взбеленился. Сильно ревнуешь? – Я надеялась съязвить, но у меня и без того не очень это получается, а уж когда я под кайфом – тем более. Я и сама понимала, что звучу до ужаса фальшиво.