– Думаю, на сем мы пока и расстанемся… и, поверьте, она не умрет. Но, позвольте вам заметить, молодой человек, вы – просто дурак! – С этими словами доктор покинул квартиру. Душевный подъем, который он испытал, пикируясь с Потбери, вскоре после ухода доктора сошел на нет, и Рэндалла снова охватила глубокая депрессия. Делать ему было нечего – нечем было отвлечь свои мысли от глубокой тревоги, которую он испытывал за здоровье Синтии. Правда, он приспособил изножье постели так, как рекомендовал Потбери, но это заняло всего несколько минут, и после этого он снова не знал, куда себя деть. Поднимая изножье, он старался делать это как можно осторожнее, чтобы не разбудить Синтию, потом осознал, что именно этого ему больше всего и хочется – пробудить ее. Тем не менее он не мог позволить себе обращаться с ней грубо и шуметь – уж больно беспомощной она выглядела. Он пододвинул к постели стул так, чтобы можно было держать ее за руку и наблюдать, не произойдет ли каких-нибудь изменений в ее состоянии. Внимательно наблюдая за ней, он обнаружил, что замечает, как вздымается и опадает ее грудь. Это немного успокоило его, хотя ему пришлось довольно долго ждать, пока она не сделала медленный, глубокий, едва заметный вдох и куда более быстрый выдох. Лицо ее было ужасно бледным, как будто на нем лежал отпечаток смерти, но в то же время удивительно красивым. При виде ее сердце его буквально разрывалось от жалости. Она казалась такой хрупкой – и безгранично доверяла ему, – а вот теперь он ничем не мог ей помочь. Если бы он послушался ее – если бы он выслушал то, что она ему говорила, с ней бы ничего подобного не случилось. Она страшно боялась и тем не менее сделала все так, как он ее просил. Даже Сыновья Птицы не смогли напугать ее. Что он пытался сохранить? Возьми себя в руки, Эд… ничего этого не было, все это – лишь часть твоего кошмара. И все же, если нечто подобное произошло на самом деле, она бы именно так и поступила – торчала бы здесь и поддерживала его игру, независимо от того, насколько плохо обстояли дела. Сама мысль о том, что даже во сне он был абсолютно уверен в ней, в ее отваге и преданности, наполнила его каким-то меланхолическим удовлетворением. Да, она была отважной – причем отважнее многих мужчин. Был случай, когда она выбила пузырек с кислотой из руки сумасшедшей старой прислуги, которую он поймал в деле Мидуэлла. Если бы не ее отважность и быстрота реакции, он бы сейчас, скорее всего, ходил бы в темных очках и с собакой-поводырем. Он слегка приоткрыл одеяло и взглянул на шрам на ее руке, который она заработала в тот самый день. Тогда на него не попало ни капельки кислоты, зато она попала на нее – шрам от ожога до сих пор был виден и будет виден всегда. Но она никогда не упоминала об этом. – Синтия! О Син, дорогая моя! * * * Время шло, и он уже больше не мог оставаться в одном положении. Мучительно – похоже, во время вчерашнего происшествия он застудил мышцы, и теперь они страшно болели – он поднялся и решил, что пора заняться хозяйством. Сама мысль о еде была ему отвратительна, но он сознавал, что уход за Синтией потребует от него сил. Он покопался в шкафчиках на кухне и в холодильнике и обнаружил немного колбасы, банку консервированного супа и немного достаточно подвядшего салата. Желания готовить у него не было, поэтому он решил ограничиться консервированным супом. Он открыл банку, вылил ее в кастрюльку и добавил немного воды. Покипятив суп несколько минут, он снял его с огня, взял ложку и принялся есть прямо из кастрюльки, стоя. Суп показался ему похожим на вареную бумагу. Он вернулся в спальню и уселся, приготовившись к бессрочному ожиданию. Но вскоре выяснилось, что его чувства по отношению к пище оказались гораздо серьезнее, чем намерения: через несколько минут подступила дурнота, он пулей метнулся в ванную, и его стошнило. Прополоскав рот, он вернулся в спальню бледный и ослабевший, но физически почувствовавший себя гораздо лучше. За окном наступили сумерки. Он включил настольную лампу, заслонив ее так, чтобы яркий свет не мешал Синтии, и снова уселся на стул. Она по-прежнему была неподвижна. Зазвонил телефон. Звонок буквально вырвал его из объятий задумчивости. Он был настолько глубоко погружен в свои печальные мысли, что совсем забыл о существовании чего-либо еще. Он взял себя в руки и поднял трубку. – Алло? Да, это Рэндалл. – Мистер Рэндалл, у меня было время подумать, и я чувствую, что должен извиниться перед вами… и кое-что объяснить. – Должны?.. А кто это? – Это Джонатан Хог. Скажите, мистер Рэндалл, когда вы… – Хог? Вы сказали – Хог? – Да, мистер Рэндалл. Я хотел бы извиниться перед вами за свое вчерашнее поведение. Надеюсь, что миссис Рэндалл не обиделась… К этому времени Рэндалл уже достаточно пришел в себя, чтобы ответить на вопрос. Он отпустил смачную тираду, изобилующую выражениями, которых любой частный детектив успевает нахвататься за годы общения с разного рода сомнительными личностями. Когда он закончил, на другом конце линии ахнули, а потом наступила мертвая тишина. Но это никак не могло удовлетворить Рэндалла. Ему хотелось, чтобы Хог заговорил, чтобы он смог перебить его и продолжить тираду. – Вы меня слушаете, Хог? – Э-э-э-э… да. – Тогда хотелось бы добавить вот что: может, вам и кажется, что подловить девушку в темном холле и напугать ее до смерти – отличная шутка, но лично я так не считаю. Я вовсе не собираюсь передавать вас в руки полиции… Боже упаси! Как только миссис Рэндалл станет лучше, я лично встречусь с вами, мистер Хог, – и да поможет вам Бог! Поверьте, его помощь вам не помешает. После этого наступило длительное молчание, и Рэндаллу показалось, что его собеседник повесил трубку. Но, похоже, Хог просто собирался с мыслями. – Мистер Рэндалл, все это, конечно, ужасно… – Еще бы! – У меня складывается впечатление, что, по вашему мнению, я напал на миссис Рэндалл и до смерти ее напугал. – Вам лучше знать! – Но я ничего не знаю. Честное слово! – Последовала пауза, а затем он неуверенно продолжал: – Это именно то, чего я боялся, мистер Рэндалл, боялся того, что именно это я могу обнаружить во время своих провалов в памяти, – боялся, что я могу совершать в эти периоды самые ужасные вещи. Но причинить вред миссис Рэндалл, которая была так добра ко мне… Это просто ужасно! – И вы еще будете мне рассказывать! Хог вздохнул, будто устал до изнеможения. – Мистер Рэндалл! Рэндалл не отвечал. – Мистер Рэндалл… наверное, мне нет смысла дальше оправдываться. Имеет смысл сделать лишь одно: передать меня полиции. – Что? – Я знал это еще со времени нашего последнего разговора. Вчера я целый день раздумывал над этим, но просто у меня не хватает смелости. Мне казалось, что я больше не буду… превращаться в свою другую личность, но сегодня это случилось снова. Я снова не помню ничего из того, что происходило за день, и я пришел в себя только вечером, когда вернулся домой. И я понял, что должен что-то предпринять. Вот я и позвонил, решил попросить вас возобновить расследование. Но я никогда даже не подозревал, что могу причинить хоть какой-то вред миссис Рэндалл. Даже по его голосу было очевидно, что даже само подобное предположение глубоко шокирует его. – А когда… когда это случилось, мистер Рэндалл? Рэндалл почувствовал, что его раздирают два совершенно противоречивых желания. С одной стороны, ему хотелось пробраться по проводу и свернуть шею человеку, которого он считал виновным в плачевном состоянии своей жены и в необходимости неотрывно находиться при ней. Кроме того, ему было не совсем по себе оттого, что голос Хога никак не был похож на голос злодея. Разговаривая с ним, слушая его вежливые ответы и беспокойство в голосе, было крайне трудно представлять его себе каким-то ужасным монстром вроде Джека-потрошителя… хотя умом он понимал, что злодеи очень часто бывают мягки в обращении. Поэтому его ответ был конкретным: – Примерно в девять тридцать утра. – А где я был сегодня утром в девять тридцать? – Не сегодня, так тебя перетак! Вчера утром. – Вчера утром? Но это попросту невозможно! Разве вы не помните? Вчера утром я находился дома. – Разумеется, помню и видел, как вы уходили. Может, вы и этого не знаете? – Он был не в состоянии рассуждать логически – прочие события предыдущего утра убедили его в том, что Хог знал о слежке за собой, – но сейчас он был просто не в состоянии следовать обычной логике. – Но вы просто не могли меня видеть. Вчерашнее утро было единственным – разумеется, кроме моих обычных сред, когда я точно знаю, где я был. Я был у себя дома, в своей квартире. И никуда не выходил примерно до часа дня, а потом отправился в клуб. – Послушайте, но это… – Минуточку, мистер Рэндалл, прошу вас! Я так же растерян и озадачен, как и вы, но вы должны меня выслушать. Помните, вы сбили мой обычный распорядок дня, помните? И моя другая личность просто не проявилась. После того как вы ушли, я продолжал оставаться… самим собой. Именно поэтому я решил, что, возможно, наконец свободен. – Черта с два! С чего это вы решили? – Я понимаю, что мои слова вряд ли вас убедят, – застенчиво сказал Хог, – но я был не один. Сразу после вашего ухода ко мне пришла уборщица и пробыла в квартире все утро. – Очень странно, что она не попалась мне навстречу, когда поднималась к вам. – Она работает в здании, – пояснил Хог. – Она жена управляющего, и зовут ее миссис Дженкинс. Может, хотите поговорить с ней самой? Если так, то я, скорее всего, смог бы найти ее и связать с вами. – Но… – Рэндалл все больше и больше запутывался и начинал чувствовать, что находится в невыгодном положении. Ему вообще не следовало ничего обсуждать с Хогом; ему нужно было просто дождаться момента и попытаться расколоть его. Потбери был прав: Хог был изворотливым и хитрым субъектом. Еще и алиби себе придумал! Кроме того, он уже начинал нервничать – ему казалось, что он слишком долго отсутствует в спальне. Их разговор с Хогом продолжался минут десять, не меньше, а из кухни спальня была не видна. – Нет, у меня нет ни малейшего желания с ней разговаривать, – грубо ответил он. – Все это вранье! – Он швырнул трубку на рычаг и бросился в спальню. Синтия пребывала в том же состоянии, в котором он ее оставил, и казалось, будто она просто спит. В этом состоянии она выглядела удивительно красивой. Она дышала – в этом он убедился почти сразу. Дыхание было слабым, но равномерным. Его самодельный стетоскоп быстро подтвердил, что сердце Синтии тоже бьется. Рэндалл уселся на стул и некоторое время наблюдал за ней. Горе пропитывало его и действовало как тепловатое и горькое вино. Он вовсе не собирался забывать о своей боли, напротив, он культивировал ее в себе, начиная понимать, какие страдания пережили бесчисленные человеческие существа до него: ведь глубокая душевная боль за любимого человека предпочтительнее утешения. Чуть позже он немного успокоился, осознав, что в таком состоянии при необходимости просто не сможет оказать ей необходимую помощь. Во-первых, в доме должна быть еда, и он должен поесть. Завтра, сказал он себе, он должен начать звонить по телефону, чтобы поддерживать их бизнес на плаву. Агентство «Ночная Стража» может продолжать вести самые неотложные дела – ребята они надежные, а он в свое время тоже оказывал им самые разные услуги. С прочим же вполне можно подождать до завтра. Теперь же… Рэндалл позвонил в ближайший продуктовый магазин и сделал довольно-таки бестолковый заказ, а потом попросил владельца добавить все, что он сочтет мало-мальски полезным и питательным и что сможет поддержать мужчину на ходу день или два. Кроме того, он попросил найти кого-нибудь, кто не прочь подзаработать и доставить заказ к нему домой. После этого он пошел в ванную, тщательно побрился, сознавая, что для поддержания присутствия духа требуется тщательно следить за собой. Дверь ванной комнаты он оставил открытой и то и дело поглядывал на кровать. Потом он взял тряпку, намочил ее и тщательно вытер пятно у батареи. Перепачканную пижамную куртку он запихал в ящик для грязного белья. Потом он сел и стал ждать, когда принесут продуктовый заказ. И все это время продолжал обдумывать разговор с Хогом. Наконец он решил: ему ясно только одно – ему практически ничего не ясно. Даже само начало всей этой истории совершенно сбивало с толку: только представьте себе, что человек приходит и просит за деньги следить за ним самим! Но последовавшие за этим события как будто доказывали, что все это вполне логично. Правда, оставалась проблема этого треклятого тринадцатого этажа. Ведь он же собственными глазами видел его… был там, видел Хога за работой со вставленной в глаз лупой! И тем не менее получалось, что всего этого быть не могло. Так какой же можно сделать вывод? Может, это и впрямь гипноз? Рэндалл вовсе не был наивен в подобных вопросах: он точно знал, что гипноз существует, но знал и то, что его возможности вовсе не столь велики, как это изображают создатели воскресных комиксов. А уж в то, что за считаные мгновения можно загипнотизировать человека на запруженной людьми улице, да еще так, чтобы он поверил в то, чего на самом деле не видел, – в это он просто не мог поверить. Если такое и было возможно, то весь мир вполне мог бы оказаться обманом и иллюзией. А может, так оно и есть?