Не он ли это сказал? Или это выкрикнул кто-то другой? Птица жестока. Тяжело дыша, он подошел к открытому окну спальни и выглянул. Было темно, улицы совершенно безлюдны. Над озером висело облако тумана. Сколько же сейчас времени? Судя по часам на тумбочке, было около шести утра. Да рассветет в этом богом забытом городишке хоть когда-нибудь или нет? Сыновья Птицы. Он вдруг почувствовал себя очень хитрым и умным – они решили, что он у них в руках, но он обведет их вокруг пальца: они не имеют никакого права так поступать с Синтией и с ним. Он разобьет все зеркала в доме. Рэндалл тут же бросился на кухню, где у него в ящике для инструментов хранился молоток. Он достал его и тут же вернулся в спальню. Сначала – большое зеркало… Перед тем как разбить его вдребезги, он вдруг заколебался. Ведь Синтии это не понравилось бы: дурная примета, семь лет счастья не видать! Сам он не был суеверным человеком, но Синтия такого явно бы не одобрила. Он обернулся к кровати, намереваясь объяснить ей то, почему собирается это сделать; ему казалось столь очевидным, что все зеркала в доме нужно уничтожить в этом случае: Сыновьям Птицы их не достать. Но тут он вновь увидел ее безжизненное лицо. А может, подумал он, есть путь обойти все это. Ведь они вынуждены были пользоваться зеркалами. А что такое зеркало? Кусок стекла, отражающий свет. Отлично, а если сделать так, что они перестанут отражать? Причем он уже отлично знал, как добиться этого: в том же ящике, что и молоток, хранилось три или четыре баночки краски и кисть – остатки последнего приступа хозяйственности Синтии. Он слил баночки в небольшую миску – всего оказалось около полулитра краски. Ничего, для него это вполне достаточно. Первой его жертвой пало большое зеркало в спальне, которое он принялся закрашивать крупными беспорядочными мазками. Краска текла по его рукам и капала на тумбочку, но ему было наплевать. Теперь другие… Краски хватило едва-едва на закрашивание зеркала в гостиной. Не важно, это было последнее в доме зеркало… кроме, разумеется, маленьких косметических зеркалец в сумках Синтии, но он уже решил, что они в расчет не идут. Слишком уж маленькие, чтобы сквозь них мог пролезть человек, да и к тому же через них ничего не видно. Краска состояла из небольшого количества черной и красной красок. Теперь он по локоть был перепачкан этой смесью и выглядел как кровавый убийца, только что расправившийся со своей жертвой топором. Не важно – он стер краску, или, во всяком случае, большую ее часть, полотенцем и вновь вернулся к своему креслу и своей бутылке. Пускай они теперь попробуют! Пускай попробуют применить свою грязную поганую магию! Шиш вам! Рэндалл приготовился ждать рассвета. * * * Он вздрогнул от звонка домофона, вскочил, совершенно убежденный, что так и не сомкнул глаз. С Синтией все было в порядке – если, конечно, можно так выразиться, – то есть она по-прежнему спала, а большего он и ожидать не мог. Он снова поднес к ее груди импровизированный стетоскоп и убедился, что ее сердце по-прежнему бьется ровно. Звонок повторился, а может, позвонили снова – он сразу не сообразил. Машинально взяв трубку, он ответил. – Это Потбери, – послышалось из трубки. – В чем дело? Спите, что ли? Как пациентка? – Пока без изменений, доктор, – ответил он, с трудом контролируя голос. – Ну, тогда впустите меня. Не успел он открыть дверь, как Потбери протиснулся мимо него и направился прямиком к Синтии. Он склонился над ней на несколько мгновений, затем выпрямился. – Похоже, все по-прежнему, – сказал он. – Впрочем, за день или два ничего иного ожидать и не приходится. Думаю, что кризис наступит где-то в среду. – Он с любопытством взглянул на Рэндалла. – А с вами-то что? Выглядите как после четырехдневного запоя. – Да нет, ничего такого, – ответил Рэндалл. – Скажите, доктор, а почему вы не посоветовали мне отправить ее в больницу? – Хуже для нее ничего не придумаешь. – А вам-то откуда знать? Ведь вы ее никак и не обследовали. Вы и знать не знаете, что с ней на самом деле. Ведь верно? – Вы с ума сошли! Я ведь вам вчера все сказал. Рэндалл отрицательно покачал головой. – Это все ерунда. Вы просто пытались заговорить мне зубы. И я хочу знать почему. Потбери шагнул к нему. – Да вы и в самом деле тронулись умом… да еще и пьяны к тому же. – Он с любопытством взглянул на большое зеркало. – Интересно бы знать, что у вас такое происходило. – Он дотронулся пальцем до слоя подсохшей краски. – Не трогайте! Потбери отдернул руку. – Для чего это? Рэндалл с хитрецой улыбнулся: – Я их сделал. – Кого? – Сыновей Птицы. Они проникают сквозь зеркала… но я их остановил. Потбери изумленно уставился на него. – Я их знаю, – продолжал Рэндалл. – Больше им меня не провести. Птица жестока! Потбери закрыл лицо руками. Они оба неподвижно стояли несколько секунд. Именно столько понадобилось Рэндаллу, чтобы его измученный и одурманенный мозг разродился новой идеей. Он тут же пнул Потбери в пах. Что было сразу после этого, он отчетливо не помнил. Потбери не вскрикнул, но ответил ударом на удар. Рэндалл даже не пытался драться честно, а применил все известные ему самые грязные приемы. Когда битва закончилась, Потбери оказался в ванной комнате, запертый на ключ, каковой находился в кармане у Рэндалла, по-прежнему пребывающего в спальне. Он тяжело дышал, но даже не замечал этого. Синтия по-прежнему спала. – Мистер Рэндалл! Выпустите меня отсюда! Рэндалл вернулся в свое кресло и попытался решить, как дальше выходить из этого довольно странного положения. К этому времени он совершенно протрезвел и у него больше не возникало желания посоветоваться с бутылкой. Он пытался осознать, что Сыновья Птицы действительно существуют и что один из них сейчас сидит у него в ванной под замком. В таком случае Синтия лежит без сознания потому – помоги им бог! – что Сыновья украли ее душу. Вот дьяволы! Впрочем, нет, они даже хуже дьяволов! Потбери постучал в дверь. – Что все это значит, мистер Рэндалл? Вы совсем спятили? Немедленно выпустите меня отсюда! – И что вы сделаете, если я вас выпущу? Вернете Синтию к жизни? – Я могу сделать для нее только то, что может сделать врач. Что на вас нашло? – Сами знаете что. Почему вы закрыли лицо руками? – О чем вы? Я просто собирался чихнуть, а вы в это время пнули меня. – Наверное, мне следовало сказать Gesundheit! Вы сущий дьявол, Потбери. Вы – Сын Птицы! Последовало короткое молчание. – Это еще что за чушь? Рэндалл задумался. Может, все это чепуха, может, Потбери и в самом деле собирался чихнуть? Нет! Это было единственным разумным объяснением. Дьяволы, дьяволы и черная магия. Стоулз, Фиппс, Потбери и все остальные. А Хог? Кстати, это мысль – Потбери ненавидел Хога, Стоулз ненавидел Хога. Все Сыновья Птицы ненавидели Хога. Что ж, отлично, пусть он дьявол или кто угодно, но он на моей стороне. Потбери снова принялся колотить в дверь – на сей раз уже не кулаком, а чем-то более массивным, скорее всего плечом. Дверь в ванную комнату, как и все обычные внутренние двери в квартирах, была довольно хлипкой, и было ясно, что долго она не выстоит. Рэндалл постучал в нее. – Потбери! Потбери! Вы меня слышите? – Да. – Знаете, что я собираюсь сделать? Я собираюсь вызвать сюда Хога. Слышите, Потбери? Он вас убьет, Потбери, точно убьет! Ответа не последовало, зато удары в дверь возобновились с новой силой. Рэндалл достал свой пистолет. – Потбери! Ответа не было. – Потбери. Прекратите, или я буду стрелять. Удары продолжались. Рэндалла вдруг осенило. – Потбери… во имя Птицы… отойдите от двери! Удары прекратились как по мановению ока. Рэндалл несколько секунд прислушивался, а потом продолжил свое наступление.