Кирюха и Пушкин кивнули, Артур промолчал. Я и без таланта понял, что он сейчас больше всего на свете хотел бы провалиться под землю. Мищенко это не устроило. Он повернулся к Пушкину и шкету, посмотрел на них матом. — Недоразумение вышло, — косясь на меня, проговорил Пушкин без особой интонации. — Да, — кивнул шкет, — ты, это, Саня, уж извини. На самом деле ни один, ни другой не чувствовали угрызений совести. Они хотели набить морду Артуру за то, что он их подставил. А вот Шрек искренне сожалел, правда, не извинялся — стыдно было. — Так, — молвил Мищенко, глядя на меня. — А ты, Саня, бери свои вещи, переезжать будешь. Шо глазами блымаешь? Я сгреб вещи в пакет и направился за комендантом, ощущая, как Артур не хочет, чтобы мы оставляли его с друзьями. Надеюсь — бывшими. — От же яка падлюка цей Артур, а? — говорил комендант, спускаясь по лестнице. — Такий ве-е-ежливый, приятный парень. От же гнида. Не место таким в рядах советской милиции. Ты извини, шо поселив тебя до него. На второму этаже комната освободилась, семья с ребенком квартиру получила. Пока там поживешь, но шобы девчат, — он погрозил пальцем, — не трогал! — Товарищ Мищенко, честное слово, инициативу проявлять не буду! Но если сами меня тронут, я не виноват! — Горазд ты языком болтать, Саня, — покачал головой комендант. Когда он отворил дверь, я улыбнулся. Сегодняшний день точно решил меня вознаградить! Эта комната была больше моей предыдущей в два, а то и в три раза! Тут была огромная двуспальная кровать, отделенная от входа пластиковой перегородкой, письменный стол с электрочайником, белый изящный шкаф. — Спасибо, товарищ Мищенко! Вот теперь заживу! — Посуду и белье возьмешь внизу. Перекись и вату також дам. Сильно тебе помяли? — Да так, пустяки. — Располагайся. Но не забудь спуститься. Едва он закрыл дверь, я проверил полочки, что над столом, нашел там заварной чай, несколько кусочков сахара и пару галетных печений. Печенье есть нельзя, по нему, наверное, тараканы бегали, а вот от горячего чаю я не откажусь. Но позже. Заберу вещи, помоюсь, лягу спать… Я непроизвольно зевнул, но заставил себя спуститься и забрать у Мищенко белье, чашку, ложку, вилку, нож и тарелку. Еще полотенце, салфетки, аптечку… Черт, только сейчас заметил, что костяшки рассадил. Когда начал подниматься, уронил пакет с кроссовками, и тут дверь первого этажа распахнулась, и навстречу вышли Настя, блондинистая Наташа и ее ухажер, все были изрядно навеселе. Настя бросилась поднимать пакет. Запрокинула голову, чтобы заглянуть в глаза. — Ты как, Саша? — Слегка помят, но не сломлен. — Не рушим, — хихикнула она и забрала еще один пакет. — Давай тебе помогу. — Получается, что этот Артур тебя оговорил? — поинтересовалась Наташа и обратилась к кавалеру: — Ну ты представляешь? Уже вся общага знает, как он на ставках в долги влез! Парень кивнул, обнял ее за талию. Мы всей процессией двинулись помогать мне донести вещи. В тряпичной клетчатой сумке, которую нес кавалер Наташи, что-то позвякивало, намекая на то, что эта компания планирует продолжение банкета. Очень не хотелось бы, чтобы они завалились ко мне, но нет, Наташа с кавалером, точнее с мужем, у них у обоих обручальные кольца, пошли дальше по коридору, а Настя впорхнула в мою комнату с номером 227, сгрузила пакеты, подбежала ко мне и встала на цыпочки, касаясь ссадины на лбу кончиками пальцев. — Больно? — Пустяки, — отмахнулся я. — У тебя все лицо в крови, нужно оттереть. Я сейчас! Девушка выскочила из комнаты, а вернулась с миской и тряпочкой, кивнула на стул. — Садись, а то я не достану. Я сел и позволил за собой поухаживать. Рука у Насти была легкая, я поплыл и едва не замурлыкал. А когда открыл глаза, девушка протягивала мне наполненную рюмку: — Вот, дедов самогон. На можжевеловых ягодах. Тебе надо расслабиться. «Почти джин», — подумал я, взял рюмку и спросил: — А ты составишь мне компанию? Девушка замотала головой, рассыпая по плечам темно-рыжие локоны, ее грудь заволновалась. — Я много не могу пить, потом совестно… Разве что по чуть-чуть. Погоди только. Она метнулась к двери. Щелкнула щеколда замка. Погас свет. В полумраке комнаты, освещаемой только светом далекого фонаря, ко мне приблизилась Настя и хрипло сказала: — Теперь составлю. Глава 14 Это лучшие люди города Я сидел на твердом стуле у окна за столиком таким небольшим, что даже вдвоем за ним было бы тесно. Настя устроилась на кровати напротив меня, села, закинув ногу на ногу, руки сложила на коленях. Поза скромницы никак не скрывала два объемных полушария, обтянутых тонким свитером. Свет Настя выключила, очевидно, чтобы с улицы нас не увидели — на окнах не было ни штор, ни занавесок, ни жалюзи — ничего. Даже газет на стеклах. И в комнату бил фонарь с улицы, слепил, отпечатывал мою тень на входной двери, которую Настя заперла, чтобы не вломился кто — в общаге о личном пространстве, насколько понимаю, понятия очень размытые. Оставался вопрос — зачем? Повода я не давал, интереса не показывал… От «Эмпатии» толку было ноль целых ноль десятых! Каждую секунду желания Насти менялись на прямо противоположные. То она хочет помочь мне, то рвется к себе, то желает, чтобы я ее поцеловал в губы, нет, в щечку, нет, в ушко, а лучше — в шею, нет, вообще чтобы не касался! А в следующее мгновение ей жутко хочется снова включить свет и открыть дверь, чтобы все видели, кто по коридору мимо пройдет — она просто разговаривает с Сашей, он ранен, ему нужна была помощь. Тьфу! Впрочем, понять желания девушки было несложно. Она хочет меня, очевидно, я ей очень нравлюсь по всем параметрам, но в ней сильны моральные установки, а также… Да у нее же никогда не было мужчины! Отсюда и все эти метания! От сделанного открытия меня накрыло — ну уж нет. Такую ответственность я на себя не возьму. Сегодня не возьму — слишком длинный и тяжелый выдался день. Учитывая, что и я-Саня у меня девственен, как первоклассник… — Как твой день прошел, Настя? — спросил я, пока она сама не полезла целоваться — мелькнуло у нее такое желание. — А? Что? — Она тряхнула головой, виновато улыбнулась. — Извини, задумалась. Что ты спросил? — Как твой день прошел? — Как обычно, ничего интересного. Таскала бумажки, забивала цифры в таблицы, потом перепроверяла их три раза — у нас начальница строгая! Чуть что не так, орет и ножкой топает. А я не люблю, когда на меня орут. Бегала в булочную за пышками для нее, потом за кофе… — Настя задумалась. — Но вообще, она хорошая. Отпускает меня на обед домой… Вот, с тобой как раз познакомилась, потом вернулась на работу. Вечером приготовили с девчонками ужин, потом — дела домашние… А после — дискотека в спортзале, а там ты пришел с елкой. Вот. Юная, непосредственная, любопытная… Наверняка знает о мире больше, чем тот же дядя Николай, который из лесу носа не кажет, или его племянник Тоха. Почему бы ее не расспросить? — Настя, здорово, что ты решила составить мне компанию… — Я сделал паузу, от которой девушка чуть сознание не потеряла. — И знаешь почему? Потому что я новенький! — Что? Так я знаю! — В темноте было не разглядеть деталей, но я знал, что Настя в этот миг улыбается. — Ты не поняла. Я вообще в этих краях новенький, а сам из одной сибирской деревушки, которой сейчас уже не существует. Плюс сирота. — Бе-е-едненький! — И бедненький, да. Всех денег — сто рублев, заработал сегодня на рынке. Не знаю я, в общем, куда дальше идти, чем заняться. Думал, если ты мне расскажешь немного о вашем районе, городе, то будет понятнее. — А что рассказать-то? — пожала плечами Настя. — Город как город, ничего такого интересного в нем нет. — Расскажи, что знаешь. — Лиловск — административный центр Лиловского района Александровской области. Население — триста тыщ, — сказала она как по писаному. — Может, больше уже, не знаю, я это помню со школы. — И кто тут главный? — Шуйский, — ответила Настя. — У нас Аристарх Григорьевич, а в области — его старший брат Валентин Григорьевич. Но он вообще главный, он секретарь обкома. А по райкомам секретарями уже его родственники и близкие. Ну так везде в стране, ты знаешь.