Носов скептически усмехнулся: — Ну-ну, и полгода не прошло. — Обернулся к Кошелю. — Сейчас тебе старший товарищ объяснит. Скажи ему, Вова! Кошель старался не подавать виду, что смущен напором Носова. Наконец Воха внимательнее посмотрел на парня. Его сердце вдруг предательски сжалось, он вспомнил себя таким. В первый день службы Петрович его встретил сухо и долго не пускал в дело, теперь Воха понимал почему. Сейчас он чувствовал такое же напряжение. Еще один его напарник вместо погибшего Ермака. А когда-то Ермак был назначен на место погибшего Макса. Если и с этим пареньком случится то же самое, Воха просто не переживет. — Нашего полку прибыло, я так понимаю? — Калганов протянул старлею руку. Тот встал со стула и задел папки. Бумаги разлетелись по полу. Парень покраснел и бросился их собирать. Воха присел рядом, все так же держа перед собой вытянутую руку: — Лейтенант… эээ? — Кошель. — Парень, наконец-то, пожал руку капитану. — Владимир. Можно Володя или Вова. — Воха улыбнулся и начал помогать Кошелю складывать протоколы в папки. — Александр. Можно Саня. Или Шурик. — Кошель произнес свое домашнее имя и засмущался. Носов присел на край стола, отодвинув ногу от последнего листка на полу. Кошель подобрал листок и поднялся. — Ты что, Саня-Шурик, службы не знаешь? Тебя старшие товарищи не просветили, как вливаются в новый коллектив? Шурик растерянно оглянулся на Воху. — Но, не с утра же, мужики? — Ясен пень — не с утра! — подтвердил Носов. — Но ты, Саня, даже не намекаешь на вечернюю проставуху! Вова, скажи ему, что без «поляны» службы не будет. Примета такая. Воха похлопал растерянного Кошеля по плечу и громко бросил пирамиду из папок перед Носовым. — Пива попьем! В выходной день. — Э, какое пиво? Какой выходной? — Носов переместился за свой стол. Воха махнул на него рукой. — Носыч! Я тут пока пулю выковыривал, узнал, что врачи очень не советуют водку пить. И коньяк, кстати, тоже! А если, к примеру, кое-кого сильно тянет, то не на работе. И исключительно за свои. Носов постучал пальцем по виску. — Тебя, кажется, Калганов, в плечо ранили? А задело башку. Рикошетом. — За чужой счет пить вредно. Карма портится. — Воха поднял вверх указательный палец. — Карма? — Носов громко расхохотался. И пока сквозь смех он пытался сказать еще какую-то колкость в адрес Калганова, в кабинет вошел Хорунжий. Опера поспешно встали. Хорунжий окинул взглядом свою «могучую кучку», как называл про себя оперативный отдел, и усмехнулся. «Хорошие хлопцы. Разные, конечно, но так для дела даже лучше». Затем, не меняя выражение лица, Петрович подошел к своему любимцу Вохе и дружески похлопал его по плечу. — Ага, Калганов в строю. Поздравляю! И уже анекдоты травит. Орел! Воха смутился. — Да я только что вошел, Петрович! Не успел еще. Анекдоты. — Значит, в машине наверстаешь! По коням, ребятки, труп нарисовался. Воха глянул мельком на Кошеля, парень продолжал стоять по стойке смирно. Только дернувшийся кадык на тоненькой шее выдал его волнение. «Первый труп, должно быть», — подумал Воха и поклялся себе, что будет беречь парня от любой неприятности, будь то Носов, бумажная волокита или серьезная перестрелка. Как в свое время погибшие напарники берегли его. Впервые за эти годы Воха вдруг почувствовал, что черная хандра, душившая его изнутри, отступила. Он даже потряс головой от неожиданно ярких красок и звуков, нахлынувших на него безостановочным потоком. Рыжий чуб привычно упал на глаза, и старлей заметил, что капитан Калганов счастливо жмурится, как будто от солнца. «Вот ведь, — решил старлей, — повезло человеку, любит свою работу». И был прав, даже не подозревая, что теперь он сам стал этой самой любимой работой для капитана Калганова! 17 Воха с Кошелем поднимались по темной лестнице. После третьего пролета Воха заметил, что начал дышать тяжелее, но темпа не сбавил, чтобы идущий за ним старлей ничего не заподозрил. Ранение давало о себе знать. Раньше он восстанавливался быстрее. «Что ж, время идет, мы не молодеем, — Воха оглянулся на Шурика, — особенно на фоне таких вот, неоперившихся птенцов». Одно радовало, что следом, шумно отдуваясь, едва тащился Носов. Воха поднял голову — на тесной площадке перед дверью квартиры уже стоял участковый с понятыми: местной дворничихой — женщиной средних лет, со следами известных злоупотреблений на лице, и неопрятным мужчиной, как прикинул навскидку Воха, — ЖЭКовским водопроводчиком. Понятые восторженным шепотом обсуждали произошедшее. «Будет что обсудить в кругу приятелей сегодня вечером. А может, и раньше». Водопроводчик наклонился к дворничихе, но говорил нарочно громко: «Отпустили бы скорей, а то как начнут мурыжить, знаем, плавали». Участковый шикнул на него и оправил серую форменную куртку. Он был таким же молодым парнишкой, как и Кошель. Протирая повлажневший от пота околышек фуражки, он заметно нервничал: как бы вину за случившееся не повесили на него, мол, недоглядел, развел на участке бардак. А еще, он то и дело заглядывал через распахнутую дверь в крохотную прихожую, которую заполнили собой два дюжих санитара, и пытался понять, как себя вести: то ли сейчас подвинуть санитаров, то ли дождаться прибытия оперативников. Завидев на лестнице рыжий чуб Вохи, участковый все-таки решил заявить о себе как о местном начальстве и протиснулся в узкую прихожку. В комнате мелькали белые халаты. А на кровати лежало тело мужчины. Верхнюю часть туловища загораживала спина докторши, поэтому участковый смог разглядеть только ноги в дорогих кроссовках «Найк» на широкой подошве под укороченными спортивными брюками с фирменными белыми лампасами по бокам. Уж точно не бомж. На такие кроссовки сам участковый копил почти полгода. На кухоньке сокрушенно вздыхал хозяин квартиры — старик Ильич. Он с облегчением встал, заметив полицейских, выросших в дверном проеме за спиной участкового. Одновременно с ними из комнаты вышла докторша. Она протиснулась между мужчинами и едва не задела Кошеля выступающей вперед массивной грудью. Пока Кошель втискивался в угол, освобождая проход на лестничную площадку, докторша смерила его взглядом и пробормотала что-то невнятное насчет молока на губах. Затем, глядя перед собой уставшим взглядом, она стянула с рук резиновые перчатки и достала сигарету. Носов сориентировался первым. — Что тут у нас? Он галантно щелкнул зажигалкой. Докторша прикурила и выпустила кольцо дыма. — Мужчина, молодой. Без документов. По всем признакам — сердечный приступ. Тут вообще одни сердечники. — То есть? — не понял Носов. — Бабушке-соседке, которая тело нашла, тоже поплохело. Ильич выступил вперед. — Вера Власовна только от инфаркта отошла, а тут такое… — Старик разогнал рукой дым и выразительно кашлянул. — А как она сейчас? — поинтересовался Кошель. — У себя лежит. За стенкой. — Докторша затушила сигарету и метко швырнула окурок в жестяную банку внизу пролета. Носов вздохнул: — Ладно. Люди в белом, вы закончили? Докторша кивнула санитарам, обступившим Ильича. Один из них пробасил: — Здесь мы закончили. К старушке заглянем — нас вообще-то к ней вызвали. Ильич закивал и указал морщинистой рукой на соседнюю дверь, обитую кое-где потрескавшимся коричневым дерматином. Не дослушав санитара, Носов хлопнул по плечу Кошеля и протиснулся в квартиру старика. Старлей принял этот жест за команду начать осмотр и двинулся следом. Воха решил остаться на площадке и поговорить со стариком. Ведь здесь можно было курить. — Как я понимаю, вы хозяин квартиры? — Руденко Валерий Ильич. Доктор наук. Ныне пенсионер. Квартира моя, но я здесь не живу. Дети к себе забрали. А эту квартиру сдаем. Видите ли, пенсия у меня небольшая, да и детям подспорье. — Ну, это ваше право, — мягко перебил его Воха. — Это ваш жилец? — кивнул в сторону комнаты. — Я вообще не знаю, кто он такой. Во время возникшей паузы стали слышны голоса в соседней квартире: Власовна тихо причитала, а докторша диктовала данные; судя по тому, что мужской голос монотонно переспрашивал, диктовала она их одному из санитаров. Воха вздохнул. Теперь все усложнялось, поди найди, кто таков этот мистер Икс. Очередной висяк. Жалко Кошеля, первый выезд и такой облом. — Жила здесь девушка, — старик продолжал. — Молодая совсем. Светой зовут. Сказала — заочница, на сессию приехала. С ней парень был, чуть старше. Но не этот. — Ильич кивнул в сторону комнаты и только сейчас заметил, что на нем по-прежнему были надеты очки Власовны. Он обеспокоенно повернулся в сторону соседской двери, прислушиваясь к голосам. Воха понял, что сейчас старик вряд ли скажет больше. Да и пора было взглянуть на тело. Интересно, как будет держаться Кошель? На своем первом трупе он, Воха, блевал прямо в шапку, опасаясь испачкать место преступления. — Ладно, гражданин Руденко, разберемся. Воха отодвинул старика и вошел в комнату. В нос ударил резкий запах затхлости и недавних испражнений. «Умирая, человек испускает не только дух, — подумал Воха. — Грязная штука смерть, что бы там ни говорили самураи». Подойдя к кровати, он первым делом взглянул на старлея. Кошель немного побледнел, но в целом держался неплохо. Присев на корточки, он заглянул под кровать, подсвечивая себе фонариком от мобильного телефона. Свет от окна перекрывал Носов, исследовавший подоконник за шторой. — Ну, ни хрена себе! — едва прошептал, как ему самому казалось, Воха, на что Кошель и Носов разом вздрогнули. — Чего орешь? — Носов стал рядом и уставился на тело. — Нашелся! — Воха схватился за мобильный. На кровати лежал мертвый Тимур Балабан, пропавший брат Тамары. Его посиневшие руки были привязаны веревками к спинке кровати, а ноги в белых кроссовках «Nike» стянуты строительным скотчем.