Через пару секунд воспитательница поднесла микрофон мобильного ближе к объекту, издающему душераздирающий звук. Прижав ухо к трубке, я услышал такой тоненький-тоненький, временами переходящий в ультразвук, вой ребёнка дошкольного возраста. Предположительно девочки. На этой частоте общаться было бесполезно, поэтому я тоже отключился. Естественно, ужинал я один. Даже кот с собакой, вечно накручивающие восьмёрки вокруг моих ног, сидели на пороге кухни и демонстративно вылизывали свои яй… Я тоже, знаете ли, человек с принципами… Подавая давно остывший чай, Ксюша, как бы что-то вспомнив, спросила: — Андрей, а ты подмениться не можешь? Ты подполковник или… — и как-то обидно посмотрела на шлёпающего языком пёсика. — Не могу. При чём здесь… — Слушай, а твой Дроздов на дежурство не заступает? — Нет, у него на следующей неделе. А что? — Ничего. Хочу позвонить Ванечке и попросить его завтра побыть нашим папой. А что? С Женькой у них полный контакт, и мы с ним смотреться будем гармонично. С Дроздом мы точно первое место займём. Да, Жень? — крикнула Ксюша в сторону спальни. — Да, мам! — донеслось Женькино согласие. — Дядя Ваня не откажет двум симпатичным одиноким девочкам. Да, Жень? — Да, мам! — А наш папа пусть себе… Да? — Да, мам… пусть. Пора было брать ситуацию в свои руки. Так, знаете, можно было… можно было до чёрт-те чего дойти. Я взял телефон и набрал старшего лейтенанта Дроздова. — Дрозд, привет. Подмени меня на завтра… — Васильич, так мы ж завтра со Светкой… — опешил от новости Дроздов. — Короче, Ваня, у меня тут семья на ночь глядя рушится. А я твоей Светке… мороженого куплю. В субботу утром в детский сад мы собирались, как на войну. Девчонки сосредоточенно набивали каким-то барахлом свои рюкзаки и на ходу разминались. Поддавшись общему настроению, суматошно скакала, гавкала и радовалась жизни наша собака, думая, что мы едем на прогулку. И только кот орал благим матом, потому что в этой сутолоке все на него наступали. — Женька, ты резиновую шапочку для бассейна взяла? — А ты? — Женька, ты белые трусики и оранжевую футболку возьми, будем в одинаковом, — задорно кричала Женькина мамаша. — А папа? — А папе всё равно! Он может и без… — Ха-ха-ха… У меня, между прочим, фирменный адидасовский спортивный костюм! — с гордостью парировал я, — и кроссовки белые… почти. — Ага! У него молния на твоём животе не сойдётся и резинка на брюках растянулась, — продолжали надо мной издеваться эти… две. Короче, в соревнованиях принимали участие восемь команд. По две от каждого детского садика нашего микрорайона. От нашего «Журавлёнка» были делегированы мы (в основном из-за мамы — фитнес-тренера) и семейство Сани Архипова (там папа был заслуженным тренером по академической гребле). Ну да! Того самого Сашки Архипова, который спас нашу Женьку от утопления в бассейне-лягушатнике и порвал ей резинку на трусах. Тот самый, за которого последние полгода наш ребёнок собирался выйти замуж раза два или три. Причём после крайней попытки уйти из дому мы с Ксюшей решили даже её чемодан не разбирать. Перед строем дошколят и их родителей выступила толстенькая тётенька из Департамента дошкольного воспитания. И было заметно, как ей, женщине далеко не спортивного вида и возраста, было неудобно выступать перед нами, поджарыми, мускулистыми и молодыми. В конце её приветственного выступления я, устав держать в напряжении свой пресс, выдохнул, и молния на спортивной куртке окончательно разъехалась. Все наши соревнования состояли из четырёх комбинированных эстафет, в которых принимали участие все члены команд. Честно говоря, обстановка была очень веселой и доброжелательной. Родители смеялись и радовались, как дети. А дети просто сходили с ума от того, что они все здесь, вместе с папами, мамами, друзьями, бабушками, дедушками и болельщиками, визжащими на трибунах. Поначалу даже казалось, что никого вообще не интересуют баллы, которые выставляет по результатам соревнований строгое жюри из Департамента народного образования. Но перед началом заключительной эстафеты все вдруг подняли головы к табло. А там… Первую строчку таблицы занимала семья Чапаевых, капитан команды Чапаева Евгения Андреевна. А на втором месте с минимальным отрывом в два очка — команда Саньки Архипова. Невольно привлекала внимание женщина на трибунах, размахивающая трёхцветным флагом над головами болельщиков. Это была, Виктория Петровна, бессменный директор детского садика «Журавлёнок». Её фиолетовые волосы были растрёпаны, ярко-алая губная помада наполовину съедена, поэтому и узнали мы её не сразу. «Чапаевцы», а именно так называлась наша команда, слушали условия последней заключительной эстафеты. И они показались нам очень сложными и ответственными. На первом этапе мы все должны были пропрыгать всю дистанцию в мешках. На втором эту же дистанцию нужно было проехать на трёхколёсном велосипеде, на скейте и на самокате. Причём результат засчитывался по члену команды, пересёкшему финишную ленту последним. И, наконец, третий этап. «Мама» и «я» должны были повиснуть на «папе», и тот, не уронив свой бесценный груз, обязан был пересечь финишную ленту первым, доказав, что именно их семья самая спортивная. Я, изобразив на лице свирепую маску непобедимого Роки Бильбао, спросил у своих девчонок: — Ну, что? Порвём Архиповых? — Давай! — яростно скрипнув молочными зубами, согласилась Женька, — только чтобы им не больно было. И надо же было такому случиться, что первый этап финальной эстафеты мы проиграли. Причём с треском. В буквальном смысле. Из-за меня. Стартовали все вместе. Чтобы показать пример своей команде, я вырвался вперёд. Крепко держась за края своего мешка, я стремительно прыгал своими сильными, стройными, мускулистыми ногами… И со стороны был похож на вожака стаи австралийских кенгуру, уводящего своих сородичей от погони голодных собак Динго. Так я лидировал, пока не услышал громкий треск. Оказывается, в азарте гонки, я наступил на шов мешка, и тот лопнул. Моя нога вылетела наружу, запуталась в мешке, и я рухнул, как былинный богатырь, под восторженные крики болельщиков семьи Архиповых и свист и улюлюканье наших. Нужно говорить, что на втором этапе эстафеты мы раскатали наших соперников, как… как? Настрой был бешеный. В основном успокаивали меня. Женька выбрала себе самокат, Ксения каким-то образом втиснулась на трёхколёсный детский велосипедик, а мне достался скейт. А здесь нужно говорить, что я на эту штуку встал впервые в жизни? Поехали! Это не важно, как ехали мы. Гораздо смешнее было наблюдать за соперниками, где толстенькой Сашкиной маме дали скейт, а папе — самокат. И, если папа, согнувшись в три погибели, ещё как-то мог двигаться вперёд, то мама просто ехала ни туда, ни сюда… крутилась на месте и постоянно падала. Сашка с папой уже давно пересекли финишную ленту и махали руками, а мама всё отталкивалась своими толстенькими ножками, теряла равновесие и падала на свою пухленькую попу, громко и жалобно вскрикивая: — Ой! Ой! Ну и, наконец, третий, заключительный этап. Можно было бы, конечно, придумать кучу причин в своё оправдание, но достаточно было бы просто посмотреть на этого монстра. Я Сашкиного папашу имею в виду. Академических гребцов когда-нибудь видели? А заслуженных тренеров академических гребцов? Размах рук — два метра! Квадратные плечи! А ручищи? Такое впечатление, будто в руках он всю жизнь держал не лёгкое байдарочное весло, а кузнечный молот вместе с кузнецом. А спина? Да на этой спине можно было Бородинскую битву нарисовать без сокращений, а заодно и отступление французов по зимнему тракту. Ну и над техникой нужно было бы мне подумать заранее. Я, как истинный джентльмен, подхватил на руки свою старшую любовь, а младшая запрыгнула мне на спину, обхватив ногами туловище, а ручками больно сдавив кадык. А наши соперники всё сделали по-другому. Продуманней. У них мама привычно взгромоздилась папе на спину, а худенького Сашку папаша просто сунул себе под мышку. Побежали. Что получилось. Я хоть и джентельмен, и Ксюша моя весит всего пятьдесят кило, но эти пятьдесят кило были у меня впереди и туда же и тянули. А джентльмену нужно было не идти со своим бесценным кладом в руках, а бежать. Ну и Женьку считать противовесом глупо. А что же наши соперники? Мне показалось, что Сашкин папаша даже не почувствовал пары «мешков картошки» у себя за спиной. Он даже помахивал зрителям орущим Сашкой, когда в непринуждённой манере обгонял нас со своей ношей на повороте. Нет, ну, что вы? Женька не плакала, не рыдала и не выла. Она просто смотрела на нас с Ксюхой печальными глазами, как бы спрашивая: «Неужели эти двое — мои родители? Неужели эти… Неужели я, такая замечательная, могла вот так взять и…» — Нашу победу нужно непременно отметить, — вырвалось неожиданно у меня. — Какую ещё победу? — не глядя на меня, недоверчиво спросила Женька. — Видишь, на грамоте двойка нарисована, значит, мы вторые. — Правильно, — поняв, к чему я клоню, согласилась наша мамаша, — а в командном зачёте наш «Журавлёнок» первое место занял среди садиков. Поняла? — И, что теперь нужно делать? — растерянно захлопала глазками капитан нашей команды. — Как что? Мороженое с тортиками есть и колой запивать! — предложил я выход. Победу мы решили отметить в нашей любимой кафешке под названием «Почему нет?». В заведение мы заходили почти в ногу, как настоящая команда. Впереди всех шла Женька и несла перед собой отливающую глянцем Почётную грамоту с трёхцветным флагом. Со стороны наша процессия походила на странный Крестный ход верующих в здоровый образ жизни с малолетним служкой в начале колонны. Неожиданно у барной стойки Ксюша больно ущипнула меня и тихо, но зло прошептала: — Смотри… Прямо у окна, на нашем постоянном месте, сидела семейка Архиповых. Они ждали свой заказ и уже шумно чокались друг с другом пепси-колой. Отступать было некуда, да и поздно. Нас заметили. Навстречу нам поднялся этот… Геракл с веслом. — Ребята! Вот здорово, что мы встретились! Официант, придвинь к нашему столику ещё один. У нас тут команда собирается! — пробасил Архипов-старший. Отказываться было глупо, да и Сашка, как истинный джентльмен, уже подскочил к нашей Женьке и тащил её, схватив за капюшон куртки, за свой стол. Познакомились. — Меня Васей зовут, — протягивая руку, похожую на лопасть весла, весело сказал Сашкин папаша, — а это Оля, наша мама. — Андрей, а это Женина мама — Ксюша, — представился я. — Интересно. А я — Андреевич. Василий Андреевич, — улыбнулся заслуженный тренер. — Действительно, интересно. Я — Андрей Васильевич. Дальше с Васей мы продолжили наше знакомство уже у стойки бара. Версии мыслимые и немыслимые По адресу Товарищеский переулок, 30 я приехал уже ближе к обеду. Но мастер-педагог, у которого учился студент четвёртого курса художественного института Усманов Ибрагим Хамидович был предупреждён о моём приезде и обед свой проводил прямо в мастерской. Сомову Николаю Сергеевичу было около пятидесяти. Худощавый, одет в растянутый тёмно-зелёный свитер с разноцветными брызгами краски на локтях и ближе к запястьям. На его голове ярко-оранжевым пятном красовался умело повязанный платок, захватанный разного цвета пальцами. — Из полиции? — спросил у меня маститый художник, отхлёбывая молоко из огромной кружки. — Из неё, — кивнул я, входя в мастерскую и осматриваясь. — Сомов… Николай, — вкусно хрустя свежим батоном, представился мастер. — Чапаев… подполковник, — кивнул головой я. — Тот самый? — хитро ухмыльнулся человек с разноцветной краской под ногтями. — Похож? — ответил вопросом на вопрос я, поняв, что скучной беседа не будет. Мастерская представляла собой большое по площади помещение с высоким потолком, с какими-то причудливыми перегородками, подиумами, стеллажами, шкафами, картинами (на стенах, на полу, на станках, на табуретах и стульях) и кучей разнообразных осветительных приборов. Пахло пылью, потом из подмышек и почему-то растительным маслом. На одном из подиумов, покрытом красной материей, развалившись в кресле, полулежал, свесив дряблый живот, обнажённый до пояса пожилой мужик. Мужик, полуприкрыв глаза, курил, явно наслаждаясь жизнью в целом и перерывом в частности. — Петрович, сходи, покури на лестницу. Мне с товарищем поговорить нужно, — посоветовал мужику художник.