— Сел и успокоился! — наконец поймав водилу за рукав, гаркнул Дрозд. — Отвечаешь на наши вопросы. Увижу, что врёшь, прикую за обе руки. Ты понял меня? Брат, б…, нашёлся! — Понял. Что-то с Ануш случилось? — бледнея, начал опускаться на корточки Арам, теряя равновесие. — Нет! Какая Ануш? Это кто? — успев подхватить Богдасарова под руки, Иван усадил его на сидение. — Дочка! Дочка моя, Ануш. Анечка. Ей двенадцать лет, — еле шевеля губами, произнёс Арам. — Вот дурак! Да всё в порядке с твоей дочкой. Мы по другому поводу. Васильич, этот не мог. Ну, куда? Ну, видно же! Ты посмотри на него! — расстегивая на Багдасарове куртку, разочарованно констатировал Дрозд. — Багдасаров, где ты был вчера с часу ночи до четырёх часов утра? — увидев, что глаза у водителя опять заблестели, спросил я. — Ночью? Спал… рядом жена лежал. А что нужно было делать… ночью? — как-то растерянно спросил Арам. — Всё правильно, спать нужно ночью. А кто может подтвердить, что ты прошлой ночью спал дома? — спросил Иван. — Я же говорю, жена лежал рядом. Я с ней спал. Её мама, она с Ануш в другой комнате спал, и Ануш, — хлопая глазами, полными слёз, ответил Багдасаров. — Интересно. Ты дома спишь, а твой автобус без тебя по Москве катается, пассажиров возит не по своему маршруту. Это как объяснишь? — посмотрев в перепуганные глаза водителя, спросил я. Неожиданно Арам встал и пошёл в сторону своей кабины. Там он открыл «бардачок», вытащил какой-то листок бумаги и принёс его мне. На листке был нечётко отпечатан анфас человека, похожего на всех кавказцев, вместе взятых. И дальше по тексту: «Вас обслуживает водитель Сулейманов Мухтар Казимович». — Вот напарник мой, Мухтар. Земляк мой из Нагорного Карабаха. Взял его на работу, хотел помочь… Он эту неделю во вторую смену работает. Я ему сто раз говорил, а он… Я знал, извини, начальник… Он до ноля работать на маршруте, а потом уезжал калым делать… Я его спрашивал: откуда столько километров за смена? Он смеялся… Тебе, говорил, что? План выполняю, бак бензин заправляю, остальное моё, — виноватым голосом объяснил Арам. — А про разбитое стекло что говорил? — кивнув на паутину по всему среднему боковому стеклу и две дырки в центре, спросил я. — Ничего не говорил. Но скажет. Стекло дорогой. Пакет называется. Я Мухтара сегодня ещё не видел. Через сорок минут придёт, его смена начинается. И ещё вон… — И водитель достал из чёрного мусорного пакета голубой бархатный шарфик в каких-то пятнах кровянистого цвета. — Ещё что-то странное или непонятное находил в салоне? Может быть, женское бельё? — нетерпеливо спросил я, завязывая мусорный пакет. — Бельё? Нет… вот этот синий тряпочка, шкурки мандариновые, бумажка разные… Я салон в автобус убирал, всё в этот пакет положил. А что случилось, брат? — Твой напарник — преступник. Вчера ночью он в твоём автобусе женщину изнасиловал. Твой автобус мы изымаем для проведения следственных действий. Протокол тебе чуть позже привезут, распишешься. На допрос вызовем, не вздумай уклоняться. Сейчас сидим и ждём твоего Мухтара, — мрачным голосом поставил я точку в разговоре. Пока не появился Мухтар, у Арама не закрывался рот. Тихо, почти шёпотом он всё говорил и говорил о чём-то своём какому-то невидимому собеседнику… на армянском языке. * * * Первым Сулейманова увидел Дроздов. Повернувшись ко мне, он как-то хищно улыбнулся и тихо сказал: — А вот этот экземпляр точно под описание потерпевшей подходит. Чёрный весь. Васильич, я сам, разреши? — Давай, только аккуратно, Ваня, — ответил я и, толкнув Багдасарова в сторону задних сидений, занял первое пассажирское кресло. По расчищенной от снега дорожке в сторону стоящего в отстойнике автобуса неторопливо шёл мужчина. Чуть выше среднего роста, крупного телосложения, заметно сутулился. Руки держал в карманах длинной чёрной кожаной куртки с меховым воротником. На голове, похожая на чёрную таблетку, была надета вязаная шапочка. Мужчина курил на ходу, и за ним тянулся полупрозрачный шлейф табачного дыма. Подошёл к автобусу, не спеша обошёл его, пнул пару раз левое переднее колесо, потом открыл водительскую дверь и что-то громко крикнул на армянском языке. Сидящий на заднем сидении Арам ответил ему на русском: — Ара! Мухтар, я здесь. В салоне убираю. Зайди, поговорим. Через секунд десять в проёме двери появилось улыбающееся, давно не бритое лицо Мухтара. Я сидел на переднем кресле, скрестив руки на груди, и, надвинув козырёк кепки на нос, якобы дремал. На проходе стоял Дроздов и, вывернув из карманов всю мелочь, сосредоточенно её считал, беззвучно шевеля губами. Громко топая, обивая о ступени сапоги от прилипшего снега, в салон поднялся Сулейманов. — Барев, Арам! Ты мне смену с пассажирами сдаёшь? — обходя Дроздова, весело спросил Мухтар. — Не совсем. Пассажиром ты поедешь, — негромко, но зло сказал ему в спину Дрозд, звякнув наручниками. Честно говоря, мы не ожидали такой реакции насильника. Мухтар резко развернулся, поймал руку Ивана, дёрнул на себя и сильным толчком бросил его в мою сторону. Я в это время вставал со своего кресла, но девяносто килограммов чистого веса старшего лейтенанта Дроздова вывели меня из равновесия. Мы оба с грохотом рухнули в узком проходе между кресел. А в это время Сулейманов Мухтар Казимович, резво преодолевая сугробы, уходил в сторону парковой зоны. Одного только он не знал. В прошлом месяце на межведомственных соревнованиях старлей Ванька Дроздов занял почётное четвёртое место по преодолению зимней полосы препятствий (включая ледяную горку). — Мухтар, стоять! Пристрелю, как собаку! — именно с этими словами Иван выпрыгнул из автобуса и погнался за преступником. Сулейманов бежал молча, быстро, но тяжело. Сказывался лишний вес, целина глубокого снега и неудобная для бегства одежда. Иван же, сбросив свой пуховик ещё в начале дистанции, бежал шумно, но легко. Молодость! Правда, пыхтел, как товарняк на перегоне, иногда выкрикивая в спину Мухтара обидные фразы: — Уже догоняю тебя, тварь! Слышишь меня, урод? — Апорт, Мухтар! — Стоять, гад! Ну, всё… ты меня разозлил! Догнал Дрозд беглеца только метров через двести. Сначала повис на плечах, потом резко сделал подсечку, и Мухтар грузно и тяжело рухнул в сугроб. Видно, на последний рывок у него ушло много сил, и Сулейманов, закопавшись в снег, перевернулся на спину и замер, разбросав в стороны руки. Лицо его было бардово-красным и парило. Широко открытым ртом Мухтар тяжело ловил морозный воздух, и только ноги, загребая снег, ещё пытались бежать от этого настырного долговязого русского. Иван рывком перевернул тушку беглеца опять на живот и быстро защёлкнул на запястьях наручники. — А! Болна-а-а-а!!! — вдруг басом заорал Сулейманов. — Шутишь? Встал, падла! Встал, или я тебя пинками до автобуса катить буду! — зло крикнул Дрозд и для наглядности отметил свои намерения точным ударом с ноги по правой почке. Учебный процесс был воспринят правильно. Сулейманов, что-то промычав, встал на колени и с помощью второго удара поднялся на ноги. Я наблюдал всю эту классическую экзекуцию, сидя на ступеньках автобуса, понимая, что свою работу мы сделали. Где-то в глубине салона грустно что-то подвывал на своём Арам. Смеркалось. По моим подсчётам, «беглец» и «преследователь» должны были подойти минут через пять-семь. И это с учётом того, что на Ваньке был совсем не толстый свитер, а мороз к вечеру крепчал. Неожиданно «дуэт» осветил дальний свет фар приближающегося чёрного микроавтобуса с затонированными стёклами. Мне ли не знать эту «боевую единицу», входящую в состав отдельной группы «СОБРа» нашего Управления? «Транспортёр», немного поюзив по скользкой дороге, остановился возле двигающейся парочки. И уже через десять секунд я с недоумением был вынужден жать руку подполковнику Жданову Виктору Игнатьевичу. Сразу показалось странным, что в автобусе, кроме Жданова, никого не было. Из салона выпрыгнул Дроздов и, не глядя в мою сторону, ёжась от холода, побежал искать свой пуховик. — Я не понял… А как ты… Ты откуда, вообще, взялся, Жданов? — в крайнем удивлении задал я вопрос подполковнику. Наверное, Жданов был последним, кого в нынешней обстановке хотел бы видеть сейчас я. Невольно встретился взглядом с Дроздом. Тот, как задроченный воробей, вобрал голову в плечи, насупился и, ковыряя носком ботинка кусок льда, мрачно из себя выдавил: — Не мог я по-другому, Чапай. Я Игнатьичу слово дал. О, как! Слово дал. Всё правильно. Многое умел старший лейтенант И. И. Дроздов. Многому и я его, барана, научил. Вот только по предмету «Враньё для пользы дела» у опера Дроздова был твёрдый «неуд». «Ладно, это мы с тобой позже разберём…» — подумал я, мысленно отодвинув моральную экзекуцию не умеющего врать сотрудника уголовного розыска. Я заглянул в микроавтобус Жданова. Там в глубине салона «распятый» за обе руки, полусогнувшись, стоял прикованный наручниками Сулейманов. — Андрей… Чапаев… это он? Это точно он? — негромко спросил меня Жданов, глядя, как из «Транзита» Дроздов выводит Багдасарова. — Ты куда его? — спросил я Ивана. — Хочу, чтобы уже на сто процентов… Пусть подтвердит, что это его напарник. — Андрей… — встал передо мной Виктор. Я, минуя Жданова, пошёл вслед за Дроздом и Арамом. Вошли в автобус «СОБРа», Жданов включил освещение салона. Иван, тронув за плечо Арама, спросил: — Гражданин Багдасаров, вы узнаёте этого человека? — Это Мухтар-джан! Мы работаем вместе. Сулейманов его фамилия. Мы земляки. В Степанокерте на одной улице жили. Только я армянин, а он азербайджанец, — бойко ответил на вопрос Арам. — Он вчера работал в какую смену? — спросил я, скосив взгляд в сторону Жданова. — Так у нас пересменка в четыре часа. Ара! Он даже раньше вчера пришёл. Меня возле станции метро высадил и на маршрут поехал, — честно ответил Багдасаров. Я чувствовал, как за моей спиной вдруг напрягся Жданов. Почувствовал это и Иван и, выходя из автобуса, потащил за собой скрипящего зубами Игнатьича. Достав из портмоне свою визитку, я протянул её владельцу «Транзита»: — Арам Саркисович, ваш автобус мы временно забираем для проведения следственных действий. Вернём после их окончания. Так что считайте себя пока в отпуске за свой счёт. Вас я жду завтра у себя для дачи показаний в десять часов по московскому времени. Адрес и телефон указаны на визитке. Если нет вопросов, можете идти. — А Сулейманов? Мухтар, как же ты, а? (Дальше были сказаны несколько предложений на азербайджанском языке, потом на армянском.) Что мне твоя Зейнеб говорить? Как она родителям в глаза смотреть? — всё больше и больше распалялся Арам Багдасаров. Но тут его грубо и жёстко прервал Жданов, крикнув в салон: — Ты что, зверёк, не понял? Свободен, тебе сказали! Пошёл отсюда, или я и тебя сейчас закую! После этих слов Арам кубарем скатился по ступеням минивэна и, пару раз на ходу обернувшись, быстрым шагом засеменил в сторону ближайшей станции метро. Я тоже вышел на свежий воздух и подошёл к Жданову и Дроздову. — Ну что, Вить? Ты услышал ответ на свой вопрос? — пытаясь заглянуть Жданову в глаза, спросил я. — Честно говоря… не ожидал, что так… — покачал головой Жданов. — Не думали, что найдём? — опередив меня, спросил Дрозд. — Нет, то, что найдёте, даже не сомневался. Просто Чапай утром мне сказал, что вечером будет результат. А я… Засомневался я, короче, — как-то обескураженно ответил Жданов. — Впервые сталкиваюсь… — С такой самоуверенностью? — ухмыльнулся я. — Даже с наглостью, — попробовал улыбнуться Жданов. — Дедукция? — Не-а! Чуйка у него! — засмеялся вдруг Дрозд. — Все прямые и косвенные улики вот в этой колымаге, — кивнул я в сторону почти белого форда «Транзит». Жорик час назад звонил. На сапогах твоей жены отпечатки только двух человек. Одни из них принадлежат супруге, — спокойно пояснил я. — Думаю, что вторые… — Игнатьич, а у твоей жены шарфик голубой в тот день был? — ни с того ни с сего спросил Ванька. — Ну, да. У неё и шапка вязаная тоже голубая, — по-простому ответил Виктор, ничего не подозревая. — Ну, точно! Мы ж его тоже в автобусе нашли, шарфик этот. А на нём, видно, следы спермы этого урода. Да, Васильич? — задал самый идиотский за сегодняшний день вопрос старший лейтенант Дроздов. — Ну, ты, Ванька… — поперхнулся от возмущения я.