Тогда папа Андрюша взял дочку Женечку на ручки и потащил её в спальню. А там он положил её слева от мамы, так как ночью Женька дрыгала ногами и забрасывала их куда попало, а папе нужно было выспаться. Вот так и закончился первый рабочий день майора Чапаева на новом месте. Было нескучно, я вам доложу! * * * А ночью мне сон приснился. Цветной. Будто стою я такой, лентами пулемётными перемотанный, на капоте своего «паджеро». На голове папаха с красной полосой, а в руке маузер. А у въездных ворот в Управление МВД стоит перепуганный дежурный прапорщик. А я ему говорю со всей пролетарской ненавистью: — Прощайся с жизнью, прапор, морда твоя белогвардейская! А прапор стоит, фуражку в руках ломает и хнычет: — Да проезжай ты уже, майор. Пропуск на тебя уже выписали! Три дня — это много Как не старался, но первым в Управление приехать не удалось. Под раскидистым деревом уже стояли «мини» Лядовой и «нисан» Шароева. На этот раз ворота для моего «барсика» были широко открыты, и дежуривший на КПП младший лейтенант, взглянув на лобовое стекло, кивнул головой и отдал честь. А всё потому, что в нижней правой части стекла был приклеен магический белый квадратик с двуглавым орлом и какими-то буковками. Пропуск называется. Мой личный состав был на месте. Правда, не на своих рабочих местах, а почему-то у меня в кабинете. Они дружно приколачивали портрет комдива В. И. Чапаева, а также остальную революционную атрибутику на стену чуть выше моего сейфа. — Я не понял. А почему именно сюда? — спросил Шароев, отойдя на два шага назад. — На сейф будет удобно ритуальные подношения ставить во время праздников, — по-деловому объяснил старший лейтенант Дроздов. — Васильич Василию Ивановичу на Первое мая, Седьмое ноября и в день рождения Ильича каждый раз стопочку наливал, — с пониманием добавила Лядова, поправляя только что прибитую к стенке деревянную кобуру «маузера». — В смысле Брежнева? — серьёзно спросил Магомедович. — Ленина… в смысле, — наморщив носик и, сделав небольшую паузу, поправила собеседника Лядова. — Чему вас в школе учили, капитан? — Ах, оставьте, лейтенант… * * * И получалось, что за моей спиной, как бы оценивая результаты проделанного за время своего правления, гордился собой президент России в красивой рамочке. А передо мной, как бы заглядывая мне в глаза, а заодно и в будущее, топорщил усы герой Гражданской войны прошлого столетия под стеклом в рамочке попроще. И один как бы спрашивал у другого: — Василий Иванович, а ты за «единоросов» али за ЛДПР? А второй как бы отвечал: — Я, Володька, за то, чтобы коммуналку снизили, а пенсию повысили! * * * — А эту куда? — вытаскивая из целлофанового пакета плакат страшной краснорожей бабы с толстым пальцем у нижней губы, спросил Дроздов. — А её-то ты зачем приволок? — возмущённо спросила Лядова. — Ну, как… я к ней привык. Я, может быть, всегда её ассоциировал со своей будущей тёщей, — нахально улыбнулся Ванька, пытаясь где-нибудь пристроить «тётеньку». — Вот над своим столом и пристраивай. И вообще, шеф, я больше этому паразиту свою машину давать не буду. Прав был Чегевара. Дроздов, ты варвар. Ты что, в моём «купере» навоз целый день возил? Хожу теперь, нюхаю себя и сама себя ненавижу! — демонстративно нюхая рукав своей блузки, заявила Лядова. — И крыша… Дроздов, ты крышу видел? В говне каком-то… — Это были свидетели деревенские и участковый местный. Я виноват, что они луком закусывают? И не говно это… Ласточки, синички, мышки всякие летучие… Я ж на природе был, Свет… Подумаешь… — начал было оправдываться Дрозд. — Короче, личный состав! — прикрикнул я. — Всё, что добыли непосильным трудом, сюда. Мне через двадцать минут картуз ломать перед начальством. Первым выступаю я. Лядова, наливай! Не понял последней команды один только Шароев. Но понял и улыбнулся, когда Светлана спросила у него: — Жень, тебе сколько сахара? — Итак! Лейтенант Стариков. Бодибилдер в свободное время. Вес под центнер, рост метр восемьдесят пять. Покушение на убийство. Человека действительно пытались убить. Голыми руками. Повторяю, голыми руками. Это что должен быть за монстр, если его не смутил вид этого «геракла»? Вот, что пишет сам Стариков: «Объяснительная. Я, лейтенант Стариков Виктор Иванович, закончил тренировку и вышел из помещения фитнес-центра примерно в тринадцать часов пятнадцать минут. Домой шёл пешком, так как живу рядом. Проходя мимо ограждения стройки, я услышал женский крик. Женщина кричала: «Помогите! Полиция!» Я перелез через забор и побежал на голос. Через несколько шагов я почувствовал удар по ногам и упал. Дальше я ничего не помню, так как потерял сознание. Очнулся от боли, когда меня перекладывали на носилки «скорой помощи». Нападавших на меня не видел. Сожалею, что не смог помочь женщине. Дата. Подпись». — А? Как вам? По-моему, герой. Бросился на помощь без оружия, в свой законный выходной… Он ведь не мог знать, кто и сколько их там было. Не побоялся, не стал набирать «девять один один», а сам полез… Только вот вопрос меня преследует… Это каким же нужно быть злым на этого огромного парня, чтобы за несколько секунд сделать из него котлету? Мне травматолог сказал, что если бы не его мышцы… — Лядова, завтра со мной в зал и без возражений! — попытался пошутить Дроздов. — Кстати, Лядова, ты с этим справишься лучше всех, — протягивая ей дискету, сказал я, — на ней запись всех эпизодов, где мелькал наш качок. Зал и немного улицы. Посмотри своим голубым глазом. Дальше… Дроздов, прошу… — За десять-пятнадцать минут до драки к свидетелям, двум местным пенсионерам, подъезжал мотоциклист с пассажиром. Мотоциклист крикнул: «Тищук, это ты?» — и, получив отрицательный ответ, поехал на другую сторону озера, — начал излагать Дроздов. — Ага, значит, мотоциклист не знал, к кому обращается, — подал голос Шароев. — Соображаешь, джигит. А уже скоро рыбачки услышали крики и увидели, как погас костёр. А костёр этот, между прочим, телом одного из сержантов и погасили. Это который в коме сейчас. Свидетели сознались, что не были бы они пьяными, ни за что не пошли бы смотреть, что там случилось. Но тут… выпили ещё по стаканчику, взяли в руки по рыбацкому ножу и пошли. Первое их впечатление было такое, что рыбаки подрались между собой и сами друг друга так изувечили. На том и порешила следственная бригада из района. Но коллеги не знали о мотоциклисте с напарником. А свидетель Бурков ничего о мотоцикле не сказал, потому что у него никто не спрашивал. Мне, кстати, удалось на смартфон и протектор от колёс байка сфотографировать. Дорога пыльная, след чёткий. Это в районе рыбацкой стоянки местных. — Ну, что тебе сказать, Дрозд? Растёшь! Можно даже сказать, возвышаешься! — улыбаясь, я похлопал парня по плечу. — Ну и, что ты думаешь по этому поводу? — И у меня, Васильич, вопрос возник. Оба «пепса» — парни молодые, физически подготовленные. На момент конфликта выпили полбутылки водки на двоих. Для них это так… размяться. А в воде, согласно протоколу, ещё два пузырика остывали. Должны были сопротивляться по-любому. Двое против двух — классика! Но всё как-то уж больно стремительно произошло… И ни выстрелов, ни колото-резаных… Да, перед тем как отключиться, Тищук сказал свидетелю что-то типа — «бра… забра». Надо бы подумать над этим. На месте преступления следов от колёс спортивного байка не видел. Видимо, близко не подъезжали. Будем искать. У меня всё, — довольный сам собой, закончил доклад Дрозд. — Понял тебя. Шароев, к барьеру, — кивнул я Евгению Магомедовичу. — У нас с лейтенантом Лядовой осталось три основных вопроса, на которые мы не получили ответов. Первый — чем занимался экипаж ППС № 221 в период с шести вечера до половины десятого вечера? Создалось такое впечатление, что парни тупо загорали под стадионом. Второй вопрос — действительно ли у них сломалась машина и они продували карбюратор почти два часа? И третий вопрос, пожалуй, самый основной. Зачем они подкинули пьяной семейной паре пакетик с коноплёй? Судя по протоколу изъятия, там было немного, но на административку тянет. — Ого! Ты думаешь, взяли вот так и подкинули? — засомневался я. — Именно, Андрей Васильевич! Эти Семёновы, безусловно, хамовитые молодые придурки. Но не наркоманы. Оба работают. Он на автосервисе, она продавцом в маркете. Но там не те доходы, чтобы баловать себя марихуаной, — подтвердила слова напарника Лядова. — Так, бухнуть в недорогом баре и потусоваться со сверстниками незадорого. — Значит, «пенсам» нужно было сбросить эту дурь, но так, чтобы, во-первых, «палку» заработать. Во-вторых, подозрение от чего-то, чего мы пока не знаем, отвести… — начал загибать пальцы я. — И как-то провал по времени оправдать. Искали, ловили, оказали сопротивление, задерживали, нашли наркоту, оформляли с понятыми, — продолжил загибать пальцы, но уже свои, Шароев, — но всё равно на почти пять часов не тянет. — Васильич, время! — вдруг закричала Лядова, тыкая пальцем в циферблат настенных часов. А там минутная стрелка неумолимо приближалась к цифре двенадцать, а часовая к девяти утра. * * * — Здравия желаю, товарищ полковник. Майор Чапаев. Разрешите доложить? — Если есть что, докладывай. Если просто хочешь время потянуть, то не занимай моё время, — мрачным голосом ответил полковник Воронин, тяжело дыша в трубку. — Докладываю, — ответил я, хотя, конечно, обидно было слышать в свой адрес подобное. — У нас есть дополнительные свидетельские показания и улики по данному делу, товарищ полковник. Ну, а дальше я в краткой форме довёл до его сведения всё, что нам удалось раскопать за вчерашний вечер и практически ночь. Реакция была неожиданной. — А сколько у тебя людей, Чапаев? — с сомнением в голосе спросил Воронин. — Со мной четверо, товарищ полковник, — ответил я. — И что, ты мне хочешь сказать, что за вчерашний вечер ты успел столько информации новой накопать, Чапаев?