Выйдя из магазина на улицу и отпустив немного вперёд наш объект наблюдения, я позвонил полковнику Воронину. Понимая, что наш разговор, возможно, записывается, чётко выговаривая каждое слово, доложил: — Товарищ полковник, наша версия подтвердилась. Главарь банды, напавшей на инкассаторов, Чистов, находится по адресу: улица Симоняна, дом двенадцать, квартира девяносто шесть. В квартире подозреваемый находится один. Вооружён автоматическим оружием. Прошу выслать в адрес «тяжёлых». Держим квартиру под наблюдением. — Чапаев… — сделав небольшую паузу, каким-то чужим голосом обратился ко мне полковник, — ты точно… информация подтверждённая? — Жду группу захвата. Думаю, сам не сдастся… много крови на нём. Код подъезда: один-девять-один, — гаркнул я в телефон и отключился, но телефон от уха не убрал. Странно как-то «сплющило» Воронина от моей информации. Видно, не один. Наверняка даже сидит на разборе по поводу нападения на инкассаторов в каком-то высоком кабинете. Режиссёрская установка была такая. Два приятеля набрали бухла в магазине и идут домой, болтая о чём-то своём. Для этой цели Шароев прихватил с полки магазина и уложил в пакет пачку кефира, бутылку подсолнечного масла и батон. А на мой немой вопрос ответил, немного смутившись: — Жена просила… Да заплатил я, Васильич! Мы шли с Магомедычем рядом, делая вид, что ведём оживлённую беседу. Женька иногда останавливался, открывал свой пакет с покупками и молча гипнотизировал пачку с кефиром. Со стороны этот «актёрский ход» выглядел очень забавно. Но, если честно, мне даже показалось, что я видел, как дрогнула занавеска на кухонном окне в квартире на четырнадцатом этаже. Выйдя на «финишную прямую», мы заметили, что Дроздов уже нырнул в подъезд. Недалеко стоял и «логан» «топтунов». Оба сидели на месте, и Старый «шумнул» мне радиостанцией, мол, вижу, всё по плану. Таня «вела себя хорошо», шла ровненько и за весь переход ни разу не обернулась. Перед тем как набрать код подъезда, кивнула в нашу сторону, открыла дверь и придержала её, ожидая нас. Мы с Шароевым, прячась под козырьком, забежали в подъезд и прислушались. Где-то этажами выше громко играла музыка, плакал маленький ребёнок и лаял щенок… Подъезд жил своей жизнью. — Я звоню? — нерешительно спросила Татьяна, доставая телефон из сумки. — Да… только сама понимаешь… — недвусмысленно заметил я. Через несколько секунд, дождавшись соединения, девушка сказала ровным, каким-то остекленевшим голосом, почему-то неотрывно глядя мне в глаза: — Алик, я в подъезде… пельмешки тебе купила. Видно, на другом конце отключились, потому что Татьяна как-то облегчённо вздохнула и сказала: — Ну всё… А можно я здесь останусь? — Нет, дорогая, а вдруг твой Алик захочет с тобой поговорить? Так мы ему такую возможность предоставим, — ответил я и, жёстко взяв барышню под руку, зашёл вместе с ней в лифт. Лифт поднимался медленно, и мне казалось, что каждый трос, каждый ролик этого старинного советского механизма сопротивлялся движению вверх. Молчали, но на душе было как-то муторно и тревожно. Не покидало ощущение, что я что-то пропустил, что-то не учёл… Вдруг из рук Шароева на пол с грохотом упал его пакет с продуктами, и лифт моментально наполнился запахом жареных семечек… Бутылка подсолнечного масла раскололась! — Андрюха, она ему условный сигнал подала. Пельмени… их не было у неё в сумке. Вспомни! Это мы с тобой пельмени! — заорал не своим голосом Шароев, в сердцах отфутболив порванный пакет. — Ах, ты тварь! Ванька… — дошло до меня, и я, уже не контролируя себя, схватил эту гадину рукой за шею. Неожиданно мы отчётливо услышали удвоенный эхом шахты лифта звук выстрелов. Два одиночных… короткая автоматная очередь… ещё один одиночный… В это время наш «дохлый» лифт находился на десятом этаже. — Дрозд!!! — в отчаянии крикнул я, ударив кулаком по пластиковой обшивке рядом с головой теперь уже стопроцентной сообщницы преступления. Татьяна, издавая какие-то нечленораздельные звуки, закрыв лицо руками, опустилась на пол лифта прямо в лужу нерафинированного подсолнечного масла. Лифт, дёрнувшись, остановился. Четырнадцатый. Я медленно вышел, держа табельный «макар» на уровне плеча. — Васильич, в сторону! — услышал я голос Ваньки, стоящего на ступеньках чуть выше. — Тю ты, чёрт… живой! — улыбнулся я, показывая направление движения Шароеву. Магомедыч быстро вышел из лифта, волоча за собой брыкающуюся и поскуливающую Татьяну Любич. — Условный сигнал подала этому чёрту. Представляешь? — легонько пнув сообщницу преступника, пояснил Ивану Шароев. — Понял. А я смотрю: дверь открывается, и этот… В одной руке «калаш», в другой сумка… Я ему, типа, стоять… руки в гору. И выше его головы выстрелил. Думал, что испугается… А хрен там! Из «калаша», как саданёт… сука… — Вань, у тебя кровь. Ты ранен? — спросил я, увидев, как из-под короткого рукава рубашки по левой руке Дроздова стекают несколько красных ручейков и капают с локтя прямо на новые джинсы парня. — Блин, Васильич, ты только Светке не говори… Убьёт! — улыбнулся Дрозд, заглядывая себе под рубашку. — Царапина… Мы своё дело сделали. Преступник был блокирован в квартире на четырнадцатом этаже. Мы с Дроздом держали дверь под номером девяносто шесть на мушке, а Шароев, приковав наручниками Татьяну Любич к металлическим перилам на лестничной площадке ниже, бегал по смежным этажам и вытаскивал жителей из квартир. Время было рабочее, поэтому большинство квартир, к счастью, оказались пустыми. Я приказал по рации «топтунам» перекрыть вход в подъезд и никого, кроме наших, не пускать. Бдительные жильцы тоже сложа руки не сидели. Отреагировали правильно и вызвали полицию с доставкой на дом. По их вызову подъехали два экипажа ППС. Я расставил парней по точкам, теперь огневая поддержка была надёжной. Несколько раз пытался докричаться до Чистова. Но то ли он меня не слышал, то ли откровенно посылал меня, но этого уже не слышал я. Его присутствие в квартире угадывалось только по какой-то возне и грохоту. Видно, баррикаду строил, идиот. А может быть, крушил всё от безысходности. Все ждали «тяжёлых». Как ни странно, но первыми на этаж поднялись прапорщик Сомова и Степан. — Степан Блэкович, рад, что мы снова в одной команде. Сомова, привет, — искренне обрадовался я нашей встрече с этими неразлучными напарниками и показал им их место. Стёпа, вывалив язык, похожий на совковую лопату, посмотрел на меня, скособочив свою умную красивую башку, шевельнул кончиком хвоста и пару раз сказал, подёргивая брилями: — Уафф„.Уафф! — Он узнал вас, товарищ подполковник, — перевела Сомова, улыбнувшись. Остановился грузовой лифт, и из него вывалила «толпа спецов» из четырёх человек. У двоих были бронированные щиты. Ко мне подошёл один из парней и представился: — Врио командира отряда майор Харитонов. В ваше распоряжение… — Понял. Квартира однокомнатная. Прихожая четыре метра, прямо по коридору кухня, справа комната с балконом. Слышали, как он холодильник уронил. Видно на кухне решил окопаться. Из оружия у него АКМС и «макар». Не исключаю наличие гранат. Жильцы из смежных квартир выведены на улицу. В переговоры не вступает, по готовности можно штурмовать, майор. Задача взять… по возможности, сам понимаешь. — Задача понятна, — ответил командир и, подойдя к перилам лестницы, крикнул вниз: — Приходько! Долго вас ждать? Еле ноги тянете… Посмотрев на лестничную площадку этажом ниже, я увидел два мокрых от пота лица со скатанными выше бровей «балаклавами». Шумно шаркая берцами, к нам поднимались в полной выкладке с касками в руках два «собровца». Обоих я узнал. Это были Макс Приходько и Элвис. — Здорово, лейтенант. А чего не в лифте, как все? — задал вопрос я, собственно зная на него ответ. — Старший… — поправил меня уже старший лейтенант Приходько, — наше дело служивое, Андрей Васильич. Сказали пёхом, значит… — Кто команду «отбой» давал, разговорчивый? Каски на штатное место! — гаркнул у меня над ухом врио командира отряда СОБР Харитонов, постучав для наглядности себя по голове. Мне чуть позже парни рассказали о «временно исполняющем обязанности» майоре Харитонове, пришедшем вместо моего «заклятого» приятеля подполковника Жданова. Майор знал о крутом характере своего предшественника. О его строгости с подчинёнными и педантичном отношении к служебным обязанностям. И… решил стать ещё круче, строже и педантичней. Короче, майор Харитонов в коллектив вливался тяжело, шумно и с некоторыми сложностями. За что тут же получил от подчинённых соответствующий фамилии позывной — Харя… — Странно, что не стреляет, — удивился Харитонов. — Патроны экономит? — А может быть, закончились, — предположил Дрозд, показывая на выщерблины в стене подъезда, — по мне он короткой стрелял. — А мы сейчас проверим, — неожиданно сказал старший лейтенант Приходько и со всей дури два раза саданул ногой по металлической двери квартиры. Удары были настолько сильными, что дверь заметно деформировалась, а из-под наличников посыпалась сухая штукатурка. Реакция была мгновенной. Два выстрела из квартиры и две пули, пробив тонкий металл двери, шлёпнулись в перегородку у двери напротив. — Пистолет… Это не «макар»… по звуку — «ТТ». Почему из «калаша» не мочит? — нервничая, спросил негромко Харитонов. — «Штопор» у кого? — У меня «штопор», — крикнул Элвис, подняв повыше штурмовой таран, для выбивания дверей и других непредвиденных преград. — Так, парни! Подошли ко мне, — скомандовал Харитонов, и все «собровцы», включая Степана и Сомову, сгрудились вокруг своего командира. — По сигналу Элвис выбивает дверь. Постарайся с первого раза, дверь хлипкая, китайская. Первыми входят со щитами Макс и Зая. Лёд и Бес прикрываете. Цель прямо по ходу через четыре-пять метров на кухне. Макс, забрасываешь светошумовую… Стреляем на поражение. Желательно по конечностям. Так, товарищ подполковник? — развернувшись ко мне, спросил майор. — Всё так, — кивнул головой я, махнув рукой на Дрозда, чтобы не высовывался. — Приходько, конечности — это руки и ноги. Голова к ним не относится, — с ехидцей в голосе объявил Харя, опуская на лицо предохранительный щиток. — Товарищ майор, прошу на боевых операциях называть меня, как прописано в инструкции, согласно моему позывному, — подхватив бронированный щит, недовольно огрызнулся Макс. Но тут… Никто этого не ожидал, мы даже не могли предположить, что услышим такое… До этого мирно и как-то безразлично молчавшая Татьяна Любич, сидевшая на ступенях лестницы, прикованная за руку наручниками к перилам лестничной клетки, вдруг ожила, встрепенулась и истошно закричала: — А-а-а-лик! Миленький… Они тебя убивать буду-у-ут! Взлетевшее на самую высокую ноту эхо, двукратно повторившись, замерло на шестнадцатом этаже. Все приготовились, ожидая команды командира. Даже Степан, прижав уши к мощной шее, напрягся, нервно переступая с ноги на ногу, и до предела натянул поводок. И в сиюсекундной тишине все услышали негромкое: — Элвис! Тяжеленный штурмовой таран, названный каким-то ментовским юмористом «штопор», снёс с петель хлипкое китайское недоразумение с первого мощного удара. Два шага, и Макс с Заей, сомкнув бронированные щиты, оказались в тесной прихожей квартиры. Помещение прихожей было узким. Мешали шкаф и тумбочка, стоящие у стены. Макс уже нащупал в кармане разгрузки светошумовую гранату, похожую на ощупь на гигантский болт, как вдруг увидел впереди себя силуэт человека, а потом летящую в них боевую гранату. Сработали реакция и навыки теннисиста, как он потом рассказывал. Подняв тяжёлый бронированный щит выше головы, он отбил летящую в них РГД (ручная граната дистанционная), как теннисный мяч… Граната, изменив направление, влетела в открытую дверь комнаты. А Макс крикнул, падая: — Бойся, б… Оглушительный взрыв раздался совсем рядом. Сотня осколков разлетелась по небольшой площади панельной однушки. Один отлетевший рикошетом от кухонной кафельной панели угловатый кусочек металла даже вынесло на лестничную площадку. И мы пару секунд как завороженные смотрели, как он крутится на напольной плитке лестничной площадки. Но досталось и ребятам. Я увидел, как Макс резко поджал ноги к животу, пытаясь окровавленной рукой дотянуться до отброшенного взрывной волной щита. Как Зая, отталкиваясь от шкафа ногой, пытался наползти на Макса сверху и прикрыть его своим щитом. Ждали команды, чтобы пойти вперёд, Лёд с Бесом… А эта сволочь всё палила и палила из «ТТ», не давая ребятам поднять головы. И тут в паузе между выстрелами мы услышали истерично насмешливое и наглое: — Хрен вам, а не Чистый… ВДВ не сдаётся! Но перекрывая его хриплый голос, хлестнул по ушам резкий высокий, переходящий в ультразвук, пронзительный крик прапорщика Сомовой: — Стёпа! Па-а-ах!!! Чёрно-рыжий силуэт огромного пса мелькнул перед глазами. Степан бежал без звука… Это даже нельзя было назвать бегом. Это были три огромных прыжка! Первый, сбивающий с ног Беса… Второй — на спину стоящего на одном колене Заи… И, наконец, третий… с широко открытой пастью и полными ненависти глазами — к цели. А через пару секунд душераздирающий крик: — Су-у-у-у-у-а-а-а-а-а-а!!! — смешался с грохотом второго взрыва. На этот раз всю кухню забросало кусками какой-то спрессованной ваты, поролона, а в воздухе зависло облако из настоящих куриных перьев. Парни бросились вперёд. Картина открылась та ещё… Вход в кухню перекрывал лежащий на боку, изрешечённый осколками большой двухкамерный холодильник. За холодильником лежал выпотрошенный взрывом гранаты толстый матрас, за матрасом — превращённая в труху верхняя сидушка от дивана и перьевые подушки разных размеров. Вот такую себе баррикаду соорудил Чистый в квартире бывшей популярной певицы ресторана, пользующейся вниманием и покровительством многих достойных мужчин. Вторую гранату, после которой бандит планировал пойти на прорыв, бросить не успел. Чистый выдернул чеку, но граната вывалилась из руки от болевого шока, сковавшего его мужское достоинство и весь организм в целом. РГД упала и взорвалась, закатившись, между корпусом холодильника и толстым ватным матрасом, заваленным подушками набитых куриным пером. Идеальный ножницеобразный прикус, мощные челюсти восточно-европейской овчарки и великолепная выучка полицейской собаки по кличке Степан сделали своё дело. Мы увидели лежащего на спине, посечённого осколками, но живого Чистова. Рядом лежал АКМС с пустым рожком и ещё две неиспользованные РГД-5. Он был без сознания, но его ноги, разбросанные в стороны, подёргивались от импульсов нестерпимой боли. У бандоса между ног, зажав в своих мощных челюстях всё, что им попалось в районе паха, лежал, покрытый тонким слоем куриного пуха, Степан Блэкович. Голова, грудь и спина у него были в крови. Но пёс был в сознании. Он косил глаза, ища взглядом хозяйку, и часто моргал длинными ресницами, пытаясь избавиться от прилипшего к ним окрашенного кровью пуха. Подбежала Сомова. — Стёпик… сынок, — присев возле пса, прошептала она, зажав своей ладонью рану на его груди. Попробовала трясущимися руками оттащить Степана от его добычи. Не получилось. Степан Блэкович только недовольно сопел, пуская носом кровавые пузыри, и предупредительно порыкивал, продолжая держать Чистого за промежность. Тогда Сомова встала так, чтобы Степан мог её видеть и требовательно скомандовала: — Стёпа! Фу!