— Зимин, уже не спишь? Видишь, какой у тебя начальник проницательный. У нас убой! Штаны на задницу, задницу в машину — и по адресу… Дежурная опергруппа, действительно, уже была на месте. Пока, морщась от попавшей с последним глотком кофе кофейной гущи, думал, выплюнуть эту гадость или прожевать, подъехал чёрный микроавтобус с надписью «Следственный комитет РФ». Теперь понятно, почему Воронин орал в трубку: «Резонанс!» — Офицер! Помогите даме выйти из экипажу! — услышал я знакомый голос следователя по особо важным делам Следственного комитета по Москве и области подполковника юстиции Корниенко Виолетты Юрьевны. Ну, а так как, кроме меня, у подъезда дома номер шестнадцать стоял только сержант из экипажа ППС, я понял, что обращаются именно ко мне. — Привет! А вот и лягушонка в коробчонке! — доброжелательно встретил я свою старую знакомую, галантно протягивая руку. — Тебя тоже выдернули? Не в курсе, что здесь? — А меня никто не выдёргивал. Я сама… Дежурю я сегодня, Андрюша. Слушай, скажи, чтобы ребята моей Наташке чемоданчик до квартиры помогли поднести. Трупа два, так она понабрала с собой чёрт-те чего… — насмешливо глядя, как миниатюрная судмедэксперт вытаскивает из машины свой неподъёмный чемодан, попросила Корниенко. — Пенсионеров правоохранительных органов порешили в своей же квартире, Чапаев. Бывшая судья Саблина Марина Ивановна и бывший старший следователь прокуратуры Саблин Сергей Митрофанович. Не слышал? Я тоже… Пошли, что ли… Я хотел было уже сопроводить следачку до квартиры номер шесть, но тут практически одновременно подъехали мои опера и чёрная «камри» с синим проблесковым маячком на крыше. За окном пассажирского сидения маячила ковбойская шляпа Николая Петровича. Шефа принесло… — Я смотрю, все на месте, — бодрым голосом поприветствовал нас полковник Воронин. — Шароев, ты бери участкового — и с верхнего этажа… — Товарищ полковник, разрешите… — ревниво наблюдая за происходящим, попросил я. — А? Ну да… Пойду посмотрю… говорят, жуть, — натянув шляпу поглубже, сказал начальник и побежал вслед за Корниенко и судмедэкспертом. Подошёл заспанный, но уже уставший и задёрганный участковый инспектор. Представился и вкратце изложил суть: — Старший лейтенант Шведчиков. Сигнал поступил в три ноль пять. От соседей поступило два сигнала. Один от соседа по лестничной клетке, второй от соседа снизу. Будто сначала очень громко кричал один мужчина и был слышан шум и грохот разбиваемого стекла и падающей мебели. А потом начала истерично кричать хозяйка квартиры, но недолго. Затем всё внезапно стихло. Минут через двадцать гражданин Минкин из соседней квартиры вышел на площадку и позвонил в шестую. Ему никто не открыл. Пятнадцать минут назад квартиру вскрыла опергруппа с понятыми. Саблиных нашли в гостиной. Оба тела изрублены предположительно топором, — закончил свой доклад «свисток», продолжительно и как-то нервно зевнув. — А кто сделал такое предположение? — решил поумничать Дроздов. — А ты, когда сам увидишь, врубишься… — тяжело вздохнув, ответил участковый. — Я когда на всё это посмотрел… Перочинным ножичком голову, руки, ноги не отпилишь… А Марину Ивановну так вообще… пополам, — громко икнув и схватившись за живот, пояснил старший лейтенант. — Разберёмся. Так, Шведчиков, этого Минкина, соседа, и тех, кто снизу живёт, ко мне. Шароев и Дроздов — на поквартирный… Опросить всех. Дом «сталинский», в подъезде всего восемь квартир. Я смотрю, никто уже не спит, окна светятся. Минус одна с убиенными, минус две — свидетели, звонившие в отделение. Остаётся сколько, Дроздов? — ехидно спрашиваю Ваньку. — По два на лицо, — таким же тоном отвечает Дроздов. — С каких это? — загибая пальцы, дурачится Шароев. — На четвёртом этаже справа окна не горят. Значит, нет там никого, — отвечает «умный» Дроздов. — Я снизу, ты сверху. В старом, но очень ухоженном четырёхэтажном «сталинском» доме лифта не было. Пришлось «шаркать» по широким ступеням лестничных маршей на третий этаж. Двери квартир охотно открывались на звук шагов, и в небольшие щели можно было увидеть любопытствующие лица. В основном лица были глубоко пенсионного возраста. Но, увидев группу угрюмых невыспавшихся мужиков, жильцы захлопывали двери и закрывались на дополнительный замок. Шароев поднялся на этаж выше, а мы с Зиминым вошли в квартиру, где произошло преступление. Я так понял, что квартиры в этом доме были раньше коммунальными и многоквартирными. И жил в них лет тридцать назад обычный «московский» народ. Шумный, немного пьяный по выходным и праздникам, многодетный, но дружный народ. Но пришло время «буржуинское». Большинство комнат в коммунальных квартирах выкупили, жильцов расселили, и отремонтированная на европейский манер шикарная жилплощадь пошла с молотка. С тяжёлого такого, золотого молотка! Огромный холл-прихожая и несколько массивных дверей справа и слева. Дубовый импортный паркет, декоративные деревянные панели по периметру. Грамотно встроенная дорогая мебель… — Чапаев, ты чего как на экскурсии? — услышал я голос следователя. — Квартиры бывшего судьи не видел? Давай сюда… что-то покажу, — загадочно позвала меня следователь Корниенко, заманивая в гостиную. Они с судмедэкспертом Наташей уже переоделись в бесформенные одноразовые комбинезоны, и в открытую дверь гостиной были видны только их голубые задницы, ползающие вокруг чего-то непонятного, разбросанного по полу. — А где Воро… — хотел спросить я, но осёкся, увидев страшное месиво на полу гостиной. — На звук идите… он в санузле, — спокойно ответила судмедэксперт Наташа, через увеличительное стекло рассматривая фрагмент человеческого тела в луже крови, — блюёт ваш полковник. Ихтиандра в унитаз вызывает, как мой племянник говорит. — Гагуа, ты где, сачок такой? — сердито крикнула «важнячка». — Сфотографируй ещё для полной картинки вот с этого ракурса. — Виолетта Юрьевна, а давайте я вам покажу, на какую кнопочку нажимать, а вы сами… — каким-то придушенным голосом ответил из прихожей эксперт-криминалист Жорик Гагуа. — Георгий… идите в жопу, а по пути в адрес выполняйте свою работу… Вашу мать! — Фрагменты туловища хозяйки, Саблиной Марины Ивановны, преимущественно находятся в районе пианино. Самая крупная часть, тазобедренная, отделена от туловища в районе таза. Ноги также отделены и порублены, предположительно топором. Левая нога разрублена на две части, правая на три. Правая конечность разрублена в районе таза, коленного сустава и голеностопного сустава… — раскачиваясь на крутящемся стуле возле пианино и глядя в потолок, монотонно наговаривала текст на диктофон судмедэксперт Наташа. — Андрей Васильевич, у тебя всё нормально? — услышал я, как в тумане, далёкий голос Виолетты Юрьевны. — Наташа, дай ему нашатыря нюхнуть. Смотри, глазки закатил наш Джеймс Бонд. Не дай бог ещё сейчас ёб… грохнется прямо здесь, вся ж работа насмарку. — Я не могу, Виолетта Юрьевна… Во-первых, я занимаюсь описью, а во-вторых, у меня руки не стерильные… — таким же монотонным голосом ответила ей Наташа. Я поднял голову вверх, широко открыл рот, пытаясь вздохнуть поглубже, и уже готов был «грохнуться прямо здесь»… в огромную лужу крови, среди этих кусков и кусочков человеческих тел, обрызгав пока ещё чистые голубые комбинезоны эксперта и следачки… Но… чьи-то сильные руки схватили меня за поясной ремень и настойчиво потянули назад. Почему-то казалось, что меня выносят из ада на руках невидимые ангелы. Ноги и руки отказывались подчиняться слабым импульсам мозга. Я совершенно неспособен был двигаться самостоятельно. Такого ступора своего «мущинского» организма я не мог припомнить за всю свою ментовскую, далеко не радужную, бытность. Ну, всякое же было! И ранения, и кишки наружу, и обезображенные тела погибших от чудовищных артиллерийских осколков. В меня стреляли, меня резали и душили… Правда, я тоже не был паинькой… Но чтобы ноги не шли, руки не шевелились и мозги не соображали… Конечно, чуть позже я нашёл, как мне казалось, этому объяснение. Там война, враги, и ты тоже для кого-то враг. А здесь два беззащитных старика… Это каким должен быть мотив, чтобы вот так? Это как нужно было их ненавидеть… Это что должно быть в голове у этого монстра… с топором? * * * Я сидел на стуле в кухне-столовой, а вокруг меня «кудахтали» три мужика. — Нюхай, Андрей! — подсовывая мне под нос ватку с нашатырём, строго сказал Жорик. — Жора, иди в жопу. Зима, посмотри вокруг, может, у них есть что… — страдальческим голосом попросил я. — Опять в жопу… — тихо обиделся Гагуа и, морщась, сам понюхал ватку. — Ну, ты нежный, Чапаев, — обмахиваясь своей шляпой, заметил Воронин, — еле успел тебя за штаны поймать. Так бы и грохнулся в этот фарш. Как там бабы наши работают… Зимин, а ты как? — спросил полковник, украдкой рассматривая в зеркале свою рубашку, застиранную после «вызова Ихтиандра». — Ну, мне же там быть необязательно? Я потом… фотки посмотрю. Да, Георгий? — спросил Зимин, хлопая дверками шкафчиков кухни в поисках «лекарства». — Чувствую, намучаемся мы с этим делом. Из главка нашему генералу звонили. На особый контроль берут. Ладно, поехал я. Душ приму, позавтракаю — и на службу. Чапаев, доложишь, что тут, — сказал Воронин и, прикрыв правую часть лица шляпой, чтобы лишний раз не видеть ужас на полу в гостиной, вышел из квартиры. — Андрюша! Андрюшечка, как ты там? — ехидным голосом поинтересовалась Виолетта Юрьевна. — Мы скоро заканчиваем, толкни в нашу сторону Гагуа, пусть к нам катится. Для него работёнка есть. Отвечать ей абсолютно не хотелось. Мы с Зиминым молча и с сочувствием посмотрели на эксперта-криминалиста, не желая ему ничего плохого. Жора поднял руки вверх и с минуту что-то шептал, невнятно шевеля губами. И было непонятно, то ли он молится на грузинском языке своим мингрельским богам, то ли матерится русским трёхэтажным. * * * Негромко стукнула входная дверь. Послышались осторожные шаги где-то в районе прихожей. — Кто? — крикнула из гостиной следачка. Очень хотелось ответить этой «железной леди» в заляпанном чужой кровью и мозгами несуразном голубеньком комбинезоне что-нибудь про коня «в верхней одежде» или вообще что-нибудь за рамки выходящее… Сидят, понимаешь, копошатся в разорванных человеческих кишочках, ручки-ножки пенсионеров складывают… Вот где бабы… на своём месте! — Это я, участковый Шведчиков. Свидетеля привёл, — прикрыв рот и нос платком, доложил старший лейтенант. — А, «свисток»… на кухне твои, туда идите, — крикнула Виолетта Юрьевна. Шведчиков и свидетель быстрым шагом прошли к нам. Участковый представил соседа по лестничной площадке: — Минкин Роман Сергеевич, проживает с женой в квартире номер семь, пенсионер. Это он первым отреагировал, так сказать. Товарищ подполковник, а вот из четвёртой квартиры застать уже никого не удалось. Там чиновник из мэрии живёт. За ним машина служебная пришла, он «пепсу» ксиву показал, сел в машину и уехал. Но данные у меня все есть, — разговорился, нервничая, инспектор, — я нужен вам ещё? — Нет, занимайтесь своими делами. Людей тут достаточно, — отпустил я участкового. — Роман Сергеевич, присаживайтесь и рассказывайте. Роман Сергеевич был чуть выше среднего роста, худощав, подтянут. На первый взгляд ему можно было дать лет шестьдесят пять, но, судя по многочисленным мелким глубоким морщинам на скуластом обветренном лице мужчины и скрюченным от полиартрита пальцам рук, годков ему было намного больше. Мужчина откинулся на спинку кресла, с удовольствием погладил отполированную дубовую столешницу обеденного стола и уже было приготовился рассказывать, как на пороге кухни-столовой опять появился Шведчиков. В руках он держал туалетный ёршик, на котором были намотаны бесцветные пакеты из плотного целлофана. — Вот, в туалете… в унитазе нашёл, — протягивая в нашу сторону капающую на паркет находку, сказал участковый инспектор. — Виолет, выйди, посмотри, — крикнул я. Через минуту из дверей гостиной выглянула Корниенко. Увидев у Шведчикова в руках ёршик с накрученными на него пакетами, опустила с лица маску и заулыбалась: — Молодец, «свисток»! А я вот прямо сейчас, представляешь, стою в позе «собачки мордой вниз» и думаю: «А как же этот “дровосек” из этой лужи сухим выбрался? Он же по колени должен был быть в кровушке убиенных им пенсионеров. А следов-то и нет! Ни в прихожей, ни в подъезде…» Кстати, Чапаев, а почему ты Степана с собой не взял? — поинтересовалась следачка. — Очень бы пёсик пригодился. — На больничном Стёпа. Получил боевое ранение при выполнении особо важного… — ответил я, мысленно соглашаясь с тем, что пёс здесь был бы полезен. — Жаль. Ты смотри, а у него на ногах простые пакеты были, — рассматривая находку Шведчикова, удивилась следачка. — А я думала — псих! Хрен там! Психи о последствиях не думают. А этот всё обдуманно делал. Сволочь… Жорик, пакуй вещественные доказательства. В лаборатории у себя посмотришь, может, что и осталось. Шведчиков, я тобой горжусь! — исчезая в гостиной, на прощанье махнула рукой Корниенко. — Да что там, просто в туалет захотелось… — смущённо ответил участковый и на этот раз точно пошёл на выход. Я обратил внимание, с каким интересом свидетель Минкин наблюдает за нами, слушает. Но время шло, я включил диктофон и кивнул старику. — Мне, я так понял, о Саблиных рассказывать? — наклонив голову к диктофону, без особого желания спросил свидетель. — А что я… Так… здоровались. Они купили здесь квартиру лет пять-шесть назад. Говорят, раньше в Подмосковье где-то жили. Ремонт тут у них почти год шёл. Шифрованные они какие-то были. Увидят кого-то из соседей — и шасть к себе в норку… Этой зимой в феврале, в аккурат на праздник, встречаю Саблина на площадке и говорю: «Здорово, сосед. С праздником! Заходи вечерком с супругой к нам, по рюмашке за Армию выпьем». А он мне ни с того ни с сего: «Вы что, алкоголик?» Ну, я ему и отвечаю: «Я — полковник в отставке, а вот ты — мудак и шкура!» В общем, говно-человек был ваш Саблин, — поставил точку в монологе Минкин Роман Сергеевич. — Я понял вас, Роман Сергеевич. Так вы военный бывший? — решил уточнить я. — Так точно, уволен в запас пятнадцать лет назад. Железнодорожные войска, — с гордостью ответил дед. — За строительство БАМа правительственную награду имею. — А что в эту ночь слышали? Что могло происходить в этой квартире, по вашему мнению?