А она бы прильнула в ответ и рассказала бы...что все это время без него варилась в котле мучительной смеси из сожаления, пустоты, смятения и такой тоски...такой смертельной тоски по своему чертенку... По тому, как он умеет любить. Зажигать. Развеивать мрак в душе, освещать ее, заряжать жизнью... И что жила только в те мгновения, когда смотрела в глаза дочери, точь-в-точь повторяющие его собственные. Лишь эта кроха помогала перебороть душившую вину, ловить вспыхивающую надежду, что ее появление на свет перекрывает всю предшествующую тьму. Озаряет. Рассеивает. Поведала бы, что день ее начинался и заканчивался им. Но заканчивался ли? Несколько часов, что удавалось поспать урывками между кормлением, тоже зачастую были наполнены сновидениями о нем. А потом снова — воспоминаниями... * * * Ночь была короткой, не уместила всех слез, что просились наружу. Ева встала и бесшумно отправилась в кухню, мучимая жаждой в пересохшем от беззвучных рыданий горле. Приходилось зажимать рот или утыкаться в подушку, чтобы из терзаемого судорогами тела не вырвалось ни звука. Чтобы ОН не слышал. Как задета и уязвлена девушка его поведением... Сзади послышался шорох, и она замерла, так и не донеся стакан до губ. А внутри активировалась паническая воронка... Руслан стоял в паре сантиметров от нее, и его дыхание отчетливо ощущалось на оголенной шее, кожа которой мгновенно покрылась предательскими мурашками. Ева прикрыла веки, словно в замедленной съемке. Обними меня, умоляю. Скажи, что ты все еще мой. Прикоснись и развей сомнения, назови их необоснованными и дурацкими... Скажи, что я всё придумала! Скажи. Скажи, что мне приснилась стена между нами. Что ты не ночевал на диване в гостиной...не отстранялся, не закрывался, не выставлял барьеров. Скажи хоть что-нибудь... Но он просто стоял, опаляя ее своими тяжелыми выдохами, и молчал. А ей вдруг стало неуютно. Жутко некомфортно оттого, что сейчас будто находится в плену между столешницей и им, выжидая чего-то, что не произойдет. И когда до девушки дошло, что Руслан не хочет притрагиваться к ней, рука сама собой дернулась, и от этого движения часть нетронутой воды пролилась. Затем пальцы дрогнули, вынуждая опустить хрупкое стекло на гранитную поверхность с характерным хлестким стуком. Сердце внутри заметалось раненым зверем, ищущим спасения подальше от своего мучителя. И Ева резко подалась в сторону, огибая застывшую мужскую фигуру. Сбежала в спальню, тихонько притворив дверь. Тревога драла горло, воспаленные от многочасовых стенаний глаза жгло сухостью, а дрожь в конечностях не проходила. За окном светало, новый летний день вступал в силу, обещая быть солнечным и ярким. А она мерила беспокойными шагами комнату и истязала сознание вопросом, что же делать… Ах, если бы не сомнение в том, что противна ему, кинулась бы обратно, зажала бы это возмужавшее лицо в ладонях и целовала бы…целовала бы, нагоняя упущенные месяцы… Если бы не чувствовала пульсирующей апатии, исходящей от него… Если бы знала, что не оттолкнет. Ведь именно этого больше всего и боялась — что не нужна больше и сама навяжется. До пробуждения дочки Ева продолжала мельтешить, покусывая губы, потирая в раздумьях лоб и время от времени останавливаясь посреди спальни на той или иной захватывающей мысли. Склоняла голову набок, потряхивала ею, отрицательно качала. Прикладывала пальцы к пылающим от нервного перевозбуждения щекам. Вдыхала порывисто. Выдыхала с шумом. Анализировала, выискивала верный путь. Рома прав. И любой адекватный человек принял бы, что после некоторого периода в клетке, выпущенного «зверя» стоит оставить в покое, чтобы вернулись прежние инстинкты и повадки. Она обязана понимать и проявлять терпимость к переменам в нем. Включаться в эмпатию. Руслан отсидел из-за нее срок. Не забывать об этом. Её свобода обернулась его заключением. Быть благодарной за данное благородство. И Ева пыталась. Честно пыталась. Глотала слезы оттого, что их общение ограничивается дежурными бытовыми фразами. Стискивала зубы из-за его ночных променадов и возвращений ближе к утру. Поджимала губы, ощущая, насколько велико теперь расстояние между ними. Кого следует обвинять в сложившейся ситуации? Какой в этом смысл, если больше всего на свете хочется прижаться к мужской груди и вслушиваться в размеренный стук сердца. Которое билось о ней. Раньше. Друзья и родные разводили руками, видя, что между ними есть некое напряжение. И все списывали это на состояние Руслана, который еще не адаптировался. Еве желали терпения и сил. Все так же приходили, проводили вечера, смеялись, шутили. Иногда он включался, чаще — сидел в другом измерении с отрешенным видом. Время. Нужно время. Каждый твердил это. Жизнь продолжала течь своим чередом, сменяя июнь на июль, в середине которого была запланирована еще одна выставка фотографий Руслана. Над его имиджем и популярностью проводилась колоссальная работа вот уже восьмой месяц. Специалисты собранной команды продолжали трудиться, чтобы к назначенной дате — концу августа — созданный с нуля бренд начал приносить плоды. Предполагалось, что к данному рубежу герой сей истории придет в себя. Но Ева сомневалась. С таким-то настроем и темпами... Кажется, ее инициатива даже разозлила мужчину. И чем дальше — тем сильнее у девушки опускались руки. Предпринятые попытки уладить недопонимания успехом не увенчивались. Стоило ей наедине с ним сделать хотя бы мизерное движение навстречу, моментально получала в ответ холод. А еще...малышка так и не приняла отца, реагируя так же бурно. Они будто находились в общежитии, каждый в своей комнате. В своем мире. Чужие на расстоянии нескольких метров. Самое странное, что, когда Руслан был далеко, она чувствовала его близость. Может, придумала... — Ты же пойдешь на выставку вечером? — решилась задать вопрос, удерживая рвущуюся на улицу Богдану. Он, продолжая отжиматься, на секунду вскинул голову, полоснув по ней мимолетным взглядом. Безразличие в нем было настолько ледяным, что парадоксально обожгло ее. Не дождавшись ответа, Ева вывела ребенка на прогулку, находясь под впечатлением и, будто пришибленная, постоянно теряла связь с действительностью, поражаясь тому, что между ними происходит. И куда они идут. Поэтому на обратном пути, будучи в мрачной прострации, не сразу сообразила, что у подъезда ей пытаются помочь. Обогнула человека и только после очередного окрика узнала Костю. Его светло-зеленые глаза искрились весельем, на этот раз Богдана с большим удовольствием разделила настроение парня и даже напросилась ему на руки. Так что, они поменялись ролями, и коляску на этот раз поднимала девушка. Сцена полуторамесячной давности повторилась. После неохотного приветствия Руслан одарил гостя таким красноречивым раздраженно-предостерегающим взором, что Еве стало не по себе. А потом весьма неожиданно вырвал малышку из рук соседа, дав начало необратимому процессу. Богдана тут же разрыдалась, впав в истерику. Шокированная Ева подхватила дочь, извинилась перед Костей и двинулась в спальню, пылая от гнева... — Могла бы сказать, я бы сам помог... — выдал Руслан, войдя следом. — Правда? Сказать? Теперь...так? Чтобы ты что-то сделал, мне нужно на это указать? Утешая испугавшуюся кроху, продолжающую плакать, Ева пружинила на месте, моля себя не терять самообладания в эту секунду. — Ева... — Руслан? — девушка повернулась к нему, приподняв бровь, и успела заметить, как он дернулся от обращения. — Спасибо, мне не нужна такая помощь, переходящая в обязательство. Наверняка там, где ты проводишь свои ночи, по достоинству оценят твой потенциал. — А ты оцениваешь потенциал соседей в это время? Оскорбившись до глубины души намеком в его голосе, сощурившись, Ева внезапно выплюнула то, чего при иных обстоятельствах никогда бы не позволила: — Представь себе. Когда рядом нет мужчины, приходится довольствоваться теми же соседями. Миссия провалена. О какой выдержке может идти речь, если ее выворачивает наизнанку от мысли, что он с другими... Ревность, обида, непонимание — тупик, в котором она оказалась, бездарно колотя по нерушимой стене. Почему нельзя поговорить? Зачем закрываться и избегать друг друга? После всего, что пережили! Руслан замер в ярости. Ева...тоже. Цепной реакцией. Богдана продолжала рыдать. И всего на короткий ничтожный миг девушка забылась, позволив себе насладиться любимыми глазами, взирающими на нее с угрозой. И отвернулась. Резко. — Хочешь помочь? — подавленно, обреченно, блекло. — Не подведи всех, кто старался ради тебя. Сходи на эту выставку. Взгляни на арендованное помещение. Прекрати игнорировать свершившееся. Выказывать мальчишескую гордость. Сзади вполне однозначно хмыкнули: — Мальчишескую гордость? Ты хотя бы осознаешь, что привязала меня к людям, с которыми я не хотел иметь ничего общего? А теперь стал их должником с твоей легкой подачи! Вся эйфория, радость предвкушения, энтузиазм и вера...испарились. Она-то, дура, действительно полагала, что совершает благое дело в стремлении развить его талант. Кто ж знал, что вернется Руслан настолько иным человеком?.. — С чего, вообще, ты решила, что мне всё это нужно? — процедил, заставив ее вздрогнуть. — Может, если бы ты позвонил хоть раз...я бы лучше знала, что тебе нужно, — парировала ровно, когда как внутри кромсало нещадной мясорубкой. — Извини, ты пугаешь ребенка...уйди, пожалуйста. Где-то в глубине квартиры хлопнула дверь. Малышка прижималась к груди Евы с надрывным плачем. — Ну, почему, Бодь? Почему? Это же папа...твой папа... Он же такой хороший, — шептала, одновременно силясь обуздать собственные слезы. — Лучший! Самый-самый... Почему, родная? И не особо понятно, кого девушка уговаривала больше. Дочь...или себя? Глава 38 Ливень застал Руслана где-то в десяти километрах от дома. Передвигаясь быстрым широким шагом, он успел дойти до ближайшей торговой зоны, среди магазинчиков которой затерялись кафешки с фастфудом. Выбрав первое попавшееся, мужчина прошмыгнул внутрь в поисках укрытия от дождя. Подошел к стойке и заказал два кофе. А сам устроился в углу крохотного помещения на восемь маленьких столиков. Взгляд тут же приковался к окну, по которому нещадно тарабанили мощные струи. На улице творилась суматоха. Спешащие люди то и дело сталкивались друг с другом, держа над головой различные сподручные предметы, хоть как-то способные уберечь от несанкционированного душа. А Руслан сидел и наблюдал. Давно остыл напиток, принесенный официантом. Второй стаканчик был устроен на противоположном краю стола. Предполагалось, что мужчина кого-то ждет. Он сравнивал прохожих с заключенными, с которыми «сидел». Думал о простой человеческой жизни. Хотя, простой ли? Так получается, что за простотой всегда скрывается некий заковыристый путь, что остается в тени за неимением желания делиться им с кем бы то ни было. Но есть действительно простые. Такие, как Сава, например. Для него пребывание в колонии — всего лишь этап, который ничего не изменит. Потому что за её пределами его ничего радужнее и не ждало. Общежитие, непостоянные подработки, отсутствие нормальных отношений с семьей. Парень охотно рассказывал обо всем, делился такой вот долей-долюшкой, и в своих откровениях неизменно напоминал Руслану шпану-переростка. Редко общаясь с отбывающим срок контингентом, он всё же внимательно наблюдал за ними на расстоянии, слышал много различных разговоров, но, казалось, что они все об одном. О какой-то нелепой стадии статичности, которая всех устраивала. Большинство из осужденных не имели особых целей и рвений, вполне удовлетворенные малым. Их устраивал уровень «есть, чо пожрать, где перекантоваться, кого потр*хать». Уныние вызывало не столько нахождение за решеткой, сколько убогость массы, не стремящейся к чему-то лучшему. А ведь им давалась эта возможность. Та же библиотека с достаточно обширным запасом книг различных жанров. Сносно оборудованный спортзал. Но кто посещал их? Малюсенькая часть. У людей не было тяги к самосовершенствованию, они довольствовались обыденностью, серостью, низшей ступенью существования. Словно кто-то внедрил им в подсознание постулат «Не суетись». Зато они с охотой посещали храм. Видимо, вера в то, что менять свою жизнь им не под силу, и это — функция Бога, была непоколебима и неоспорима. Поэтому они доверились моменту, просиживая свободные от работы часы за играми и бессмысленным чесанием языками. Руслан так рьяно старался забыть, какой бывает жизнь за пределами колонии, что и сам не заметил, как преуспел в этом настолько, что стер воспоминания о том, каким был сам… Но стоило окунуться в прежнюю среду, и с ним произошел жесткий когнитивный диссонанс. На себе прочувствовал действие сдвига тектонических плит, порождающих землетрясение. Действительно тряхнуло. Нехило так. Сначала будто пали стены, а затем и фундамент стал разрушаться кирпичик за кирпичиком, когда в первый же вечер сидел в кругу друзей и семьи… Поражался, что попал вдруг в иной мир. И ведь совсем недавно был частью этого самого мира… Рома. Волевой, целеустремленный, с огромнейшим потенциалом. Он знал, чего хотел. И именно поэтому в юности воспротивился желанию отца втянуть его в свою сферу. Бросил юридический и ушел…на стройку. Возводить небоскребы с нуля. Ни капли этого не стыдясь и работая вовсю, чтобы дойти до точки, в которой оказался — возглавлять холдинг спустя десять лет. Руслан привык считать его бесчувственным циником, трудоголиком и занудой. А Рома взял и изумил своей заботой, стремлением облегчить участь, помочь всем, чем может. Условно-досрочное освобождение — тоже инициатива брата. Пусть это всего лишь два месяца, но в колонии каждый день — клетка. Никак иначе. Он был благодарен, даже тронут, но не понимал, как после очень долгих лет игнора и отсутствия общения наладить отношения? Тимур и Денис. Первый — пошел по стопам отца, став ресторатором. И у него получалось здорово, невозможно отрицать. Второй — втянулся в дело матери, владеющей сетью бутиков, ему нравилось заниматься документацией и расширением. Влад. Тот еще жучара. Совмещать релакс и бизнес — вот его стиль. В отличие от Ромы, он в своё время получил финансовую поддержку от отца, а позже доказал, что нюх у него — отменный. Всегда увлекался инвестициями, постоянно жужжал про криптовалюту ещё в те времена, когда никто о ней толком и не знал ничего, и теперь стал блестящим экспертом по блокчейну. И уже много лет подряд кочует из одной теплой страны в другую, наслаждаясь жизнью и при этом зависая на биржах. Левон. Парня Руслан знал сравнительно недавно, но уважал за достижения в спорте, удивляясь тому, какой страстью горят его глаза, когда он говорит о тех или иных техниках в бою. А родная сестра Лилит была самой ярой поклонницей и болельщицей, эти двое подкупали своей связью, привязанностью и неразлучностью. Она ведь даже на соревнования с ним ездила, поддерживая. Элиза. Очень способная девочка, недооцененная. И главное — у нее благая цель, хочет помогать людям, защищая их права. Пошла по выбранному пути и не сходит с него, несмотря ни на что. И, наконец, Ева. Востребованный специалист. Она любила свою работу и всегда относилась к ней с энтузиазмом. Руслан не раз наблюдал, какой кипящей изнутри девушка возвращалась после очередных курсов, семинаров, вся в нетерпении желая применить знания на практике. Может, когда-то и считала себя трусихой, сменив направление в медицине, но время показало, что это было самым верным из всего существующего.