И так он переводил взгляд от одного к другому, иногда вовлекаясь в разговор. Смотрел на них, изучал, будто видит впервые. Синхронизировал ощущения и информацию. А потом почувствовал пустоту. Когда осознал, что среди них является единственным, кто в свои двадцать семь ничего из себя не представляет. И дело даже не в проведенном за решеткой сроке, нет. Даже если бы и не было этого эпизода, кем бы Руслан был сейчас? Ненавистным клерком, потакающим капризам и приказам таких, как Корнелюк? Ежедневно занимался бы тем, от чего неумолимо тошнит? Сжимал бы зубы от очередного идиотского поручения мужчины, задетого отказом строить отношения с его пустоголовой дочерью?.. Да. Именно так. Во имя маленькой семьи, которая у него появилась. Чтобы слыть достойным Евы, будущего ребенка. Суметь прокормить их, не прибегая к внешней помощи, не пользуясь «благами» фамильного состояния. Хотелось представлять из себя что-то как самостоятельной единице. Но это никогда не было его истинным выбором и предназначением. Лишь следование обещанию, когда-то данному матери… И так Руслан снова обводил всех взглядом, зарывался в себя, ужасался тому, что он — никто. Особенно теперь. На нем ещё и грязное пятно, клеймо, которое никогда не сведется и будет барьером во многих областях… Кризис самоидентификации после всех пережитых потрясений застал его именно в первый вечер в кругу семьи и друзей. А потом Руслан любовался Богданой в руках гостей, расплываясь в улыбке от умиления. Год он запрещал себе думать, представлять, фантазировать. Это причиняло разрушающую боль, оставляя после себя едкий осадок. Лучше не думать. И старался так и поступать. И вот теперь он вернулся и лицезреет чудесную малышку, от которой сил нет оторвать взгляда. И Богдана — еще одна причина самокопания. Пожалуй, никогда мужчина не отдавал отчета в том, что значит быть родителем. Отцом. А глядя на неё в эти мгновения, признавал, что даже эту роль он примерил на себя по-дилетантски. Не углубляясь. Скорее, праздно, чем с настоящим пониманием. Которое настигло тоже внезапно. Быть родителем — иметь неимоверный запас ресурсов, которых хватит на взращивание ребенка. Откуда Руслану взять эти ресурсы? Моральные, физические, финансовые…если он дезориентирован до чертиков? Мысли пугали, бередили душу, подрывали остатки веры… Он ведь за весь этот период так и не пришел к тому, что будет дальше. Что будет, когда вернется обратно. Где и как сможет реализоваться… И тут новости посыпались градом. Рома и Элиза поженились. У Леси появился почтенный ухажер, который по совместительству — один из известных художественных критиков Москвы. И здесь самое интересное. Они познакомились при создании…бренда «Руслан Разумовский». Который спонсировали…неприятные ему люди, в том числе и его собственный отец. Руслан просто опешил от шквала тех изменений, что произошли в его отсутствие. Словно из серой вязкой рутинности он был выброшен в яркую сочную жизнь, и вот этот «костюм в унылую клеточку» никоим образом не вписывался в пестрые наряды присутствующих. Как реагировать?.. Там в колонии люди, которые отсиживали срок за мелкие грабежи, попав в безвыходность. Некоторые оправдывались тем, что детей нечем было кормить. Да, это тоже выбор. Но… Руслан не справлялся с контрастом. Первое, что он увидел, войдя в пустую квартиру в день своего возвращения — это парочка новых шкафов, симметрично вставших в гостиной вместе с детским манежем. И полки были забиты всевозможной девчачьей одеждой, игрушками, развивающими играми. Изобилие. Жесткая разница. Две непересекающиеся плоскости одного общего измерения. А он всегда был в той плоскости, что выше, круче и богаче. И никогда не относился к этому с благодарностью, чаще даже постебывался, высмеивая устои общества. Жизнь взяла и окунула его во вторую, приземленную. Отсюда и начались проблемы баланса и восприятия. Руслан не находил себе места, беспокойный ум донимал сутками напролет. Ноги сами несли его прочь от квартиры, в которой находились Ева с дочкой. Он чувствовал себя грязным, недостойным, обозленным на сложившуюся ситуацию. Беспомощным перед обстоятельствами. Боялся, что не будет понят родными, если попытается объяснить. Внутри происходили адовы процессы ресоциализации. Полнейшая неудовлетворенность самим собой, неприязнь, апатия. И ненавидел себя за грубость…к Еве. Не говоря уже об остальных. Ему не хотелось ни с кем контактировать. Мало-мальское спокойствие он находил лишь в бродяжничестве по городу ночами. И хоть как-то отключался лишь утром, возвращаясь домой. Это дикость…но Руслану было до боли сложно раскрыться, описать свои страхи и подобие трусости перед неприметной для него действительностью. Мальчишеская гордость. Так это обозначила сейчас Ева. А сам он понимал, что это чистейшая депривация, проявляющаяся в социальной и некой нравственной дезориентации. Даже учитывая тот факт, что успел ознакомиться с литературой, посвященной интеграции бывших заключенных в прежнюю среду, Руслан не сумел избежать прогнозируемой ломки. Вторичное вхождение в общество давалось неожиданно болезненно. Все мучившие его в неволе вопросы встали безжалостно остро, душили своими мрачными красками, буквально выбивали почву из-под ног, лишая надежды на просветление. Слабость. Еще один пункт, заставляющий ненавидеть. Мужчина ощущал себя слабым перед жизнью. Неприспособленным. Понимал, что бездарно тратит время на самобичевание вот уже на протяжении почти двух месяцев, не продвинувшись ни на йоту в поисках того, чем должен заниматься. Это был замкнутый круг. Всё было отвратным. Всё было не тем. Ливень закончился. Два нетронутых стаканчика так и остались на столе. Внушительная мужская фигура покинула кафе под взгляды заинтересованных работников и растворилась в густой дымчатой серости обыденного дня… * * * Зачем он пришел, Руслан и сам не знал. Ему и не дали об этом подумать. Леся, моментально заметив его у входа в выставочный зал, кинулась обнимать и тискать, своим напором порождая подозрение о характере татаро-монгольских набегов. Молниеносных, сбивающих, диких. — Ты ж моя умница, как хорошо, что пришел… Пойдем, познакомлю тебя с Гришей… Возразить тоже не успел, потому как этот самый Гриша через секунду материализовался рядом. Испещренный морщинками рот мужчины дернулся в улыбке, и тот протянул руку: — Григорий Бисеров… Когда ему рассказывали о некоем мэтре, ведущем проект с его собственным именем, он даже не вдавался в подробности, пропуская информацию мимо ушей, сосредотачиваясь на внутреннем неприятии и отторжении такого расклада. Но он никак не ожидал, что увидит перед собой легенду… — Григ Бис, — пожимая ладонь, ошарашенно выдал в ответ известное миру фотографов имя. — Только не говорите, что это Вы занимаетесь организацией… — Нет, ну что Вы, молодой человек, — добродушно отмахнулся, ненароком вызвав укол разочарования в только-только готовом встрепенуться Руслане. — Организацией занимаются Ваша милая супруга, команда СММ-щиков, Ваш брат и ряд спонсоров. А я играю здесь самую ничтожную роль — направляю… — Ой, не надо скромничать, — Леся кокетливо похлопывает того по груди и обращается к племяннику, — Русь, Гриша, как и все, принимал колоссальное участие в этом полномасштабном действии. Оглянись! Это настоящий ажиотаж! Вторая выставка в разы успешнее первой! Даже пресса присутствует… Тебе надо дать интервью! Опешивший, обескураженный вихрем и помпезностью момента, Руслан, было, открыл рот, собираясь признаться, что ничего такого делать не будет, но в этот момент подошел Рома, мягко и настойчиво отведший его в сторону. Горячая ладонь легла ему на плечо, и их глаза встретились: — Постарайся расслабиться и просто понаблюдай. О большем пока я не прошу. Я всё понимаю, Руслан. Но не руби на корню, даже не вникая. Странно, почему он раньше не замечал, какой у него проницательный брат? Ведь проявлял чудеса дипломатии в ситуации с Евой. Даже с Элизой ладит, а это уже подвиг, учитывая характер второй… И ведь слова тоже подобраны правильно, не вызывают желания тут же отгородиться и отрицательно замотать головой. — Послушай, это — результат работы твоего тыла в попытке уберечь тебя от внутренних кризисов. Увы. Полностью избежать его не удалось, но я знаю, если соберешься — всё получится. Ева горела идеей раскрыть твой талант, хоть её пожалей. Она жила тобой полтора года. Соверши усилие над собой. Пожалуйста. — Я не думаю, что смогу и дальше фотографировать. Зря затеяли…столько сил, финансов, времени… — искренне сокрушаясь, вздохнул Руслан. — Дайте мне пять минут, Роман. Оба Разумовских обернулись к возникшему из ниоткуда Бисерову. Старший кивнул и ретировался. Младший — мрачно молчал, перебирая в уме все почетные звания этого эстета. Один из лучших кадров известной Московской школы фотографии и мультимедиа им. А. Родченко. Преподает также в Высшей школе художественных практик и музейных технологий при Российском государственном гуманитарном университете. Руководит школой кураторов и критиков института Истории культур. Автор программы «Арт-критика и кураторство художественных выставок» в Институте истории культур. Дает лекции в RMA по арт-менеджменту и галерейному бизнесу. Является главным редактором самого популярного в стране в сфере фото интернет-портала photo.ru. Его знал и уважал каждый начинающий фотограф, не говоря уже о «сливках» индустрии. — Ну и зачем ты себе внушил, что у тебя проблемы с самоопределением? — насмешливо начал тот, когда они остались наедине. — Или надо утешать и тыкать носом, словно котенка, в твои собственные работы, чтобы вернуть уверенность и желание творить? Ты скажи, не стесняйся. И не совсем понятно, хвалят его или же ругают, будто нашкодил. Руслан не ожидал, что его с ходу вовлекут в серьезный разговор, связанный с создавшимся кризисом идентификации личности, да еще и резко перескачут с «Вы» на «ты». Поэтому пару раз моргнул, переваривая сказанное. — Пока копался в куче отснятого тобой материала, чтобы отобрать лучшее, успел с тобой познакомиться, Руслан. Я не буду лгать и хвалить тебя, напевая оды. В этом зале присутствует два-три процента экспертов, способных оценить настоящий талант. Остальные — в жизни не отличат «ню» от «будуара». Поверь, их мало интересует, что это два разных жанра фотосъемки. Им просто нравится рассматривать красивые картинки. Вот это уровень, на который и работает большая часть твоих конкурентов. Они — дилетанты, научившиеся держать камеру и настраивать фокус. Повторюсь, я не буду тебя хвалить. Но скажу следующее. Если бы я не увидел в тебе способность взойти на вершину, ни за что не согласился бы на эту авантюру. Фарс чистой воды. Ты мне нравишься. Мне нравится сплоченность твоей семьи и друзей, сделавших невозможное: бренд без самого фотографа. Неслыханно. Это был интересный опыт, я рад, что так вышло. И если ты всё же найдешь в себе силы влиться в жизнь, я настаиваю, чтобы параллельно с направлением коммерческого фото, которым станешь заниматься, прошел ряд курсов и развил в себе то, что успел зарыть. Естественно, под мои руководством. Руслан оглянулся. В них бросали любопытные взгляды, но среди всей толпы он безошибочно отыскал обеспокоенные янтарные. Будто внутренним радаром. Ева тут же опустила ресницы, мол, я ничего такого не делаю. А на самом деле все родные ждали от него подвохов, успев привыкнуть к несносному поведению за эти месяцы. — Я польщен… — вернулся к собеседнику после необходимой для обретения дара речи заминки. — Не каждый день можно услышать подобное от куратора самых успешных проектов, которые видел. При иных обстоятельствах, возможно, я бы бросился обнимать Вас от переизбытка эмоций. А сейчас…извините, но я ни в чем не могу быть уверенным. Скажу правду. Не чувствую тяги к продолжению…не нахожу ничего интересного в том, что висит на стенах. И удивляюсь тому, что мог такое снять… — Самокритичность — тоже один из двигателей самосовершенствования. Но ты не увлекайся ею. Оставь это мне. В конце концов, я потратил десятки лет, чтобы заслужить статус лучшего критика, — усмехнулся весело. — Не спеши. Убери разум, оставь только чувственное восприятие. Все насущные вопросы потом. А теперь наслаждайся вечером. Он посвящен исключительно тебе. И отошел, проворно подхватывая под локоть с кем-то болтающую Лесю. То, как засветилась тетя, поразило и порадовало Руслана. Мужчины в её жизни, безусловно, были и раньше, но не сложилось. Даже замужем не была. А тут…столько всего на лице отражается разом. Правду говорят, любви все возрасты покорны, а ей через пару лет пятьдесят. Хотя, разве это имеет значение при таком-то легком нраве, словно у девчонки?.. — Тебе следовало одеться приличнее. Футболка и джинсы — не лучший выбор, когда ожидается общение с прессой. — Здравствуй, папа. Руслан посмотрел в глаза отцу, не имея и малейшего представления, как с ним общаться при сложившихся обстоятельствах и после всего, что было до этого. Включая разговор в СИЗО, по которому казалось, что его уже вычеркнули из жизни семьи Разумовских. — Здравствуй. После возвращения они виделись один раз, когда тот приходил повидаться с внучкой. Кстати, эта новость тоже была в числе тех, что выбили из колеи. Сам Аристарх Станиславович снизошел до признания Богданы. Помимо того, что вложился в проект, еще и стал налаживать связь с новоиспеченными родственниками. Правда, созревал целый год, явившись на празднование дня рождения дочки, но всё же… Руслан не знал, о чем с ним говорить. Поэтому спросил напрямую: — И к чему такая щедрость? Все эти перемены? — Ты не рад? — Я насторожен. — Будто мы чужие… — А мы не чужие?.. — Руслан. Хватит. Прекрати винить меня во всём. — Я виню тебя только в том, в чем ты действительно виновен. Отец тяжело вздохнул и обреченно согласился, закивав медленно-медленно, словно в задумчивости: — Хорошо. Но я не хочу так продолжать. Ты мой сын. И я хочу, чтобы у тебя был шанс восстановиться, сделать карьеру. Пусть и не там, где мы планировали. — Ты. Ты планировал, — жестко поправил Руслан. — И сейчас больше беспокоишься о своей репутации. Вложился в фарс в надежде, что хотя бы здесь отмоется твое имя. Но не переживай. Зачем? У тебя есть еще один сын. Вот он — повод гордиться. Сосредоточься на нем. Мужчина как-то угловато замялся, но глаз не отвел, а потом внезапно произнес: — Тобой я тоже горжусь. В искренности сомневаться не приходилось. Сказано было тихо и твердо. Неподдельно. И когда-то давно, может, Руслан бы проникся моментом. А сейчас его это ни капли не тронуло. Мосты давно сгорели. Плохого между ними было так много, что свет не проскальзывал. По крайне мере, для него. Остались только формальности — фамилия, условное общение в силу надобности, а также финансовая подоплека, от которой до этого не считал нужным отказаться. Но теперь-то всё изменилось. Рядом щелкнули фотоаппаратом. Оба, замершие до этого, встрепенулись и глянули в объектив. Снова щелчок. У девушки на нагрудном кармане красовался бейдж с именем и логотипом новостного портала. Руслан резко отвернулся, демонстрируя безразличие. Сделал несколько шагов в сторону, окидывая равнодушным взглядом когда-то отснятые им кадры. Ничего не чувствуя. Абсолютно. Снова его одолела злободневная мысль, что он — ничто. И даже эта выставка — далеко не его заслуга, не дань таланту. А спектакль, организованный всеми вокруг. Его жестко шатало из крайности в крайность. Не справлялся. Злился. И поэтому быстрым шагом покинул выставочный зал, оставляя позади себя поникшие разочарованные лица родных. Глава 39