Глава 7 В это утро графиня сидела у стойки бара одна. Она курила сигарету в янтарном мундштуке и пила «кафе-крем». — Мадемуазель, позвольте вас угостить? — спросил Филаретов, присаживаясь рядом. Когда он говорил д’Эврэ, что не найдет подхода к консоматорше, то немного лукавил. Женщины всегда что-то находили в скромном чиновнике. Он и сам не понимал, что. Ни статью, ни красотой природа его не наградила, богатым он никогда не был, однако… Как-то получалось у него с барышнями. Правда, были это в основном продавщицы да подавальщицы, с графинями крутить амуры не приходилось. А с другой стороны, какая разница, подавальщица или графиня? Суть-то женская у них одна — всем им хочется любви и ласки. Вербицкая обвела его взглядом с ног до головы и хмыкнула: — Неужели вы не понимаете, что вам ничего не светит, милостивый государь? — Светит месяц, светит ясный, — ответил стражник. — А от стакана молока с меня не убудет. — Молока? — Ну да. Шампанское у вас в горле шерстью стоит, как вы давеча изволили признаться, а водки, как я понимаю, вы сейчас не хотите. — Вряд ли у них есть молоко. Однако молоко нашлось, в бистро его использовали для приготовления омлета. — Может, к молочку булочку какую изволите? — Ну, не надо идти вразнос, молодой человек, поберегите деньги! — Ольга Аркадьевна откровенно смеялась. — Так я нынче при хорошем месте, стало быть, при деньгах. — Вы считаете место ночного сторожа хорошим? — Ну, во-первых, не ночного сторожа, а сотрудника охранного агентства, а во-вторых, по сравнению с тем, чем я занимался до того, как поступить в сторожа, это место действительно шикарное. — И чем же вы занимались? — Я был фальшивым покупателем. — Это как же? — Сговорились мы с одним уличным продавцом, из тех, что стоят на перекрестках и продают всякое барахло: немнущиеся галстуки, дешевые духи, патентованные подтяжки. Подходил я к нему каждые четверть часа, крутил-вертел товар в руках, расхваливал: «Вещь-то какая хорошая, а стоит копейки»! Глядишь, через минуту-другую перед ним еще несколько человек останавливалось, и какой-нибудь дурак что-нибудь да и покупал. Графиня уже хохотала: — Что ж вы ушли с такого шикарного места? — Так приятель протекцию в сторожа составил. — Понятно. А в прежней жизни чем занимались? — Да так, ничего интересного. Служил писцом в одной канцелярии. Ольга Аркадьевна допила молоко и поднялась. — Приятно было поболтать, но мне пора. — Позвольте, я вас провожу. — На такси? — На метро. Но за билеты заплачу. — Мерси, у меня «аллэ-э-рэтур»[59]. — А почему вы так далеко от службы проживаете? — спросил Филаретов, когда они оказались в почти пустом вагоне второго класса. — Видите ли… Мы живем вдвоем с матушкой, а я бы не хотела, чтобы она узнала, чем я занимаюсь. Если бы мы жили рядом, она могла бы в любой момент посетить ресторан, и тогда… — Понятно-с. А не страшно по утрам одной возвращаться? Сейчас еще светло более-менее, а зима настанет? — Ой, и не говорите! Как только из метро выйдешь, обязательно пару «комплиментов» от забулдыг услышишь, а иной раз кто-нибудь и прицепится, и не отстает до самого дома! В последнее время особенно страшно стало. Ведь у нас одну девочку убили, когда она домой возвращалась! — Убили? За что? — Да кто ж его знает. — Что, убийцу не нашли? — Нет, да и не особо, по-видимому, ищут. Такая девочка хорошая была, Лаура звали, из русских француженок. Ларочка… Графиня, задумавшись, ненадолго замолчала, потом продолжила: — Понимаете, Федор. Жизнь у нас только на вид кажется веселой, а в общем-то несладкая. Получаем мы пятнадцать франков за ночь плюс обед, работаем без выходных и праздников, живем с процентов за консомации. А их иной раз и не бывает. Вот сегодня, например, всю ночь почти никого не было, только под утро ввалилась компания. Мы сразу духом воспрянули, оркестр марш из «Веселых ребят» заиграл, такой фильм есть советский, не смотрели? Очень смешной. Так вот, подсели мы к этой компании, а они и спрашивают: — Что будем пить? Мы с Веркой в один голос: — Шампанское. Кутилы переглянулись, засмеялись и говорят: — Да ну его, эту шипучку, давайте лучше пива выпьем! Пришлось пить эту гадость, мучиться, а доходу — по пять франков. Вот такая у нас жизнь. Поэтому, что греха таить, каждая из нас мечтает встретить мужчину, который от этой жизни ее избавит. Полгода назад Ларочка такого встретила. Влюбился в нее один весьма состоятельный человек и устроил для Лауры сказку. Из ресторана ее забрал, квартиру снял на бульварах, наряжал как куклу, чуть на каждую неделю новое колечко или брошку дарил, да все с камушками… Она светилась от счастья! — Приходила к вам хвалиться? — Да. Вместе-то они никогда не приезжали, ее папка был женат и всячески скрывал их знакомство. Поэтому Ларочка появлялась в ресторане только в его отсутствие. Счастливая-счастливая. Но недолго ее счастье продлилось — примерно месяц назад Лаура к нам вернулась. А друг ее, наоборот, пропал. — Другую завел? — Какое там! Все еще проще — Лаура забеременела, а он не захотел на ней жениться. Точнее, не захотел ради нее бросать законную жену. Вот она с ним и порвала. — Так он ее обманывал, говорил, что холостой? — Все она прекрасно знала о его семейном положении! — Так чего же тогда обижаться? — Видите ли, Федор Евдокимович, папа у Лауры — добряк, а мама очень строгих правил. Она ревностная католичка и никогда бы не простила дочери внебрачного ребенка. — Так зачем же тогда рвать с отцом этого ребенка? Надо над душой у него стоять, уговаривать, целыми днями в уши жужжать, как вы ба…, пардон, как женщины умеют. Вербицкая бросила на сыщика быстрый взгляд и улыбнулась: — Так она другим способом пыталась его уговорить. — Каким таким способом? Графиня засмеялась: — Подрастете, поймете. Филаретов обижаться не стал. На «Сен-Лазар» они пересели на тринадцатую ветку. До «Порт де Клиши», где жила графиня, оставалось пять остановок. — Я вот что подумал, — сказал Филаретов, — а не мог этот самый Лаурин ухажер ее и прирезать? — Не мог, — ответила графиня. — Мы сначала тоже так думали, а потом узнали, что его самого убили, за день до смерти Ларочки. — Во как! А его-то кто убил? — И это неизвестно. Я вам открою один секрет и попрошу вас об этом никому не говорить. Фамилия Ларочкиного «папки» — Навахин.