— Навахин?! Большевистский банкир, убитый в Булонском лесу? — Именно он. — Ничего себе! — И как тут прикажете не бояться? Банкира убили, потом Лару… Я вот все думаю, а не дело ли это рук испанца, знакомого Дмитрия Сергеевича? Он ведь тоже пропал. — Какого испанца? — А из тех, кто вербует по кабакам наших офицеров на войну с испанскими большевиками. Они подошли к грязно-серому семиэтажному дому. — К себе не приглашаю, маман будет фраппирована столь ранним визитом. Оревуар, мон ами[60], до скорой встречи! Филаретов поцеловал графине ручку, прикинул, пытаться целовать в губы или нет, решил, что не стоит, и откланялся. Засыпая, Ольга Аркадьевна улыбалась и вспоминала провожатого. Затем ее личико нахмурилось. «Откуда он знал, что Лауру зарезали? Я же ему не говорила»! Глава 8 Доклад агента слушал сам директор специальной бригады комиссар Рош, причем слушал не перебивая, и только когда Филаретов кончил, задал несколько уточняющих вопросов. Из рассказа Ольги Аркадьевны следовало, что Навахин был коротко знаком с неким месье Себастьяном, но знакомство это всячески старался скрыть. — Вместе они никогда в ресторан не приходили и не уходили, за одним столиком не сидели. Но мы с Веркой несколько раз видели, как они шепчутся в уборной. — В уборной? — изумился Филаретов. Графиня опустила глаза. — Наша комнатушка рядом с уборной, стенка между ними тонкая, и все, что там происходит, нам прекрасно слышно. Сколько раз мы просили хозяина обшить стену ватой, какое там! Станет он на комфорт консоматорш тратиться. В уборной одна кабинка и один писсуар, стало быть, троим там делать нечего. И я обратила внимание, что Дмитрий Сергеевич и Себастьян часто посещают ее вместе. Стоит одному туда отправиться — другой вслед за ним идет. — Так может быть, это простое совпадение! — Нет, они там разговаривали, а в последний вечер сильно поругались. — И о чем спорили? — К сожалению, я испанского языка не знаю, но по тону видно было, что убить друг друга готовы. И вот, после того как они поругались, Себастьян и Дмитрий Сергеевич в ресторан ходить перестали. Потому-то я и подумала, не убил ли Себастьян Навахина. У испанцев кровь горячая, они что наши кавказцы. Комиссар Рош, его помощник Кламар и инспектор Лансело знали друг друга двадцать пять лет. Поступив в один год на службу в префектуру, они вместе и боевое крещение получили: как-то осенним вечером их откомандировали арестовывать опасного бандита. Утром двое привели арестованного в судебную полицию, а третьего карета «скорой помощи» отвезла в больницу с пулей в груди… С того дня они не разлучались и так хорошо сработались, что трудно было представить случай, когда бы они расследовали дело порознь. Рош отличался хитростью и изобретательностью и благодаря этим качествам продвинулся по служебной лестнице выше своих друзей, Кламар брал выносливостью, упорством и терпеливостью, а Лансело блистал своей культурностью и образованием и при перекрестных допросах играл роль «хорошего полицейского». — Этьен, поищи этого испанца по прописке. Кламар кивнул головой: — Конечно, патрон! В Париже живет всего 350 тысяч иностранцев, я его в два счета найду! — Не ерничай. Сколько из этих трехсот пятидесяти испанцев? Сколько среди испанцев мужчин по имени Себастьян? Сколько из них подходят по возрасту? Возьми в помощники новенького, и вперед. — Как скажешь, — недовольно проворчал инспектор. — Только, по-моему, здесь надо с другого боку подходить. — Об этом позже поговорим. Ну а вам, месье, — обратился Рош к Филаретову, — судебная полиция выражает благодарность. Спуститесь в кассу, там вас ждет оговоренное вознаграждение. Филаретов уходить не спешил. — Какие-то вопросы? — поинтересовался бригадир. — Да. А можно мне на службе в сторожах остаться? Себастьяна они по прописке искать не стали. Вместо того чтобы посетить адресный стол, Кламар усадил д’Эврэ за пишущую машинку и велел красиво написать запрос в Главное управление национальной безопасности родного МВД. Трудом нового сотрудника помощник бригадира остался доволен, аккуратно положил бланк с запросом в папку и пошел к подписывать его к руководству. Через два дня из Сюрте насиональ[61] сообщили, что действительно наблюдают за неким испанским подданным Себастьяном Муньос, 1908 года рождения, уроженцем города Мурсии, в связи с его активной деятельностью по вербовке бойцов в армию генерала Франко. В ответе на запрос был указан и домашний адрес Муньоса. — Ага, так он вас там и ждет! Три недели прошло, небось давно уже корриду у себя дома смотрит. Смотайтесь туда, конечно, хоть обыск проведете, вдруг он чего интересного позабыл, — сказал Рош Кламару. Кламар взял с собой д’Эврэ, и они поехали в Селль-де-Сэн-Клу на виллу «Ле Вульзи». В местном комиссариате прихватили участкового инспектора судебной полиции Прэмборна и решили сначала навести справки о жильце у хозяйки виллы — вернее, маленького павильона, в котором жил Муньос, — мадам Лесобр. — Ничего не могу о нем сказать, — ответила хозяйка. — Жилец как жилец. Да я его и не вижу никогда. Последний раз видела, когда он платил по договору. — 15 апреля? — удивился Кламар. — Нет, за этот месяц он еще не платил. Мы с ним договорились, что он будет платить в начале месяца, ему так удобнее — ему жалование первого числа платят. — А сейчас он дома? — Откуда мне знать? Я за ним не слежу, его входную дверь из моего дома не видно. Но света в окнах я вчера вечером не видела. — Благодарю вас, мадам, — приподнял шляпу Кламар. — А через ваш двор в павильон можно пройти? — Можно, вон через ту калитку. Шедшая через огород тропинка из плитки была такой узкой, что по ней можно было идти только гуськом. Впереди двигался Прэмборн, за ним — Кламар, замыкал шествие д’Эврэ. Когда они находились метрах в пяти, в доме открылось окно и на улицу вылетела граната… Им повезло — метатель не рассчитал силы, и бомба улетела во двор мадам Лесобр. Раздался взрыв. Прэмборн заорал и упал на вскопанные грядки, а Кламар с д’Эврэ синхронно выхватили пистолеты и стали палить в сторону открытого окна, за которым виднелся силуэт метальщика. Тот крикнул что-то непонятное и упал. Укрыться в огороде было негде, оставалось или бежать к дому, или возвращаться на участок хозяйки. Полицейские, не сговариваясь, ринулись под стены павильона и встали с разных сторон окна. «Сейчас вторую бомбу кинет, и конец нам, — подумал д’Эврэ, стараясь как можно плотнее вжаться в стену дома. — Да еще и плащ испорчен!» Плащ был испачкан в грязи, побелке и крови Прэмборна. — Сдавайтесь, Муньос! — крикнул Кламар, — дом окружен! Ему никто не ответил. На огороде стонал местный инспектор, а над трупом мадам Лесобр выла ее собака. Глава 9 2 мая была Пасха. «У хромого Жозефа» не протолкнуться — народ разговлялся. По большим праздникам хозяевам приходилось обслуживать клиентов наравне с официантами — те не справлялись. Поэтому Клопп, облаченный в длинный передник, стоял у столика и принимал заказ у уже подгулявшей компании: — Водочки, голубчик, каждому по яичку, кулич побольше, окорочок, ну и икорки красной. — Есть свежайшая осетровая, не желаете? — Спасибо, голубчик, но с тех пор, как мы сделались белыми, икру себе можем позволить только красную. Вдоволь находившись с подносом, Осип Григорьевич натер культю, отправил в зал бармана, а сам встал за стойку. Выполняя очередной заказ на коктейль, Клопп весь отдался этому непривычному для себя занятию, а когда поднял глаза, увидел у стойки д’Эврэ. — Христос Воскрес! — поздоровался он с инспектором. — Да, да. Вечно вы, русские, опаздываете, у нас он еще месяц назад воскрес[62]. Клопп отдал коктейль и спросил у д’Эврэ: — Рюмочку? — Не откажусь. Налейте вашей фирменной. Осип Григорьевич достал со льда бутылку ревельской и отмерил одну двухсотую ведра — рюмки у него были русские.