Он должен. Сегодняшний день он запомнит на всю, оставшуюся ему жизнь. Жду своих людей, чтобы они стали в линию позади меня, сначала я щелкаю пальцем на Майкла, затем указываю на место около себя. Он присоединяется ко мне достаточно быстро. Хэппи встает с другой свободной от него стороны, формирую защитный барьер для моего нового сотрудника. Как только Хамид все это видит, он понимает, что совершил ошибку. Его глаза вспыхивают, потом щурятся в замешательстве, а затем расширяются, и он с трудом сглатывает. Мы подходим к нервничающему мужчине. Он приветствует нас: — Салам, Твитч, Хэппи. Чем обязан? Его акцент напоминает, что в Австралии он живет только несколько лет. Это меня злит. Мой глаз дергается, я стискиваю зубы, и абсолютно спокойно говорю: — Ты объявил войну. И избил моего личного ассистента, из-за тебя он опоздал в свой первый рабочий день. Я думаю, ты точно знаешь, почему я здесь, Хамид. И ты смеешь приветствовать нас иранскими словами о мире? Ага, правильно, недоумок. Я знаю, что означает «salam». Улыбка Хамида исчезает с его лица. — Я не знал, что он на вас работает. Мальчик… Майкл перебивает его: — Вообще-то, босс, это первое, что я ему сказал. И я хотел рассмеяться от выражения, которое появляется на лице Хамида. Честно, я не так уж и зол, как мог бы, но этот мужик нуждается в уроке «Что происходит, когда ты трогаешь меня и мое». — Ты должен быть готов к войне прежде, чем объявлять ее. Это правда? — спрашиваю я у Хамида. Уставившись на Майкла, он отвечает: — Я думал, мальчик врет, чтобы перестать работать. Я также думаю, что ты нечестно присваиваешь моих людей, хотя бы этого, — он указывает пальцем на Майкла. — Очевидно, я был неправ. Приношу свои извинения. Кивая, я показываю рукой на склад: — Я думаю, нам нужно побольше поговорить об этом. Не так ли? Не веря моему спокойному голосу, Хамид ненадолго прищуривает глаза, прежде чем улыбнуться: — Конечно, входите. Он ведет нас в свой кабинет на складе, затем поворачивается и заявляет: — Было бы лучше оставить ваших людей снаружи. Я не хотел бы, чтобы мои мулы были обескуражены, и думали, что что-то не так. Мулы. Так некоторые производители наркотиков называют людей, которые упаковывают товар, а также раздают его дилерам. В любом случае, мои люди здесь, так что я киваю Хэппи, который говорит им подождать нас снаружи. Майкл пытается остаться с мужчинами, но я кивком головы подзываю его, чтобы заходил со мной. Он торопливо заходит, понурив голову. Когда Хэппи присоединяется к нам, Хамид спрашивает: — Напитки? Я хмурюсь. Он, целую минуту наблюдает за мной, потом ухмыляется, и садится за свой стол: — Вся эта враждебность из-за ребенка? Мы, все трое, стоим перед столом, и Хэппи говорит: — Вся эта враждебность из-за войны. Хамид взмахивает рукой: — Это было до того, как я понял, что ты не отбираешь у меня людей. Я говорю: — Передай Патрику привет. Хамид бледнеет. Дело в том, что мне пришлось избавиться от одного их своих людей из-за этого мудака, и это раздражает меня. Он заикается: — Ч-что ты имеешь в виду? Игнорируя его попытку разыграть из себя идиота, я говорю ему: — Конечно, сейчас тебе трудно будет связаться с тем местом, где он находится прямо сейчас, — я наклоняю голову на бок, и щурюсь. — Очень трудно. Можно сказать, он ушел… под землю… на какое-то время. Хэппи добавляет: — Надолго. Он, возможно, никогда не вернется. Фальшивая бравада Хамида испаряется, и его лицо приобретает обеспокоенное выражение: — Я не ходил к нему. Он пришел ко мне! И он не сказал ничего, что я бы уже не знал. Теперь, мы поговорили, и я извинился, и нет никакой потребность в этом. Мы разойдемся, и забудем об этом. Хоть он и пытался, чтобы это звучало, как утверждение, это все равно было больше похоже на просьбу. Хэппи и я смотрим друг на друга, прежде чем Хэппи кивает в моем направлении. Я внутренне ухмыляюсь. Обходя стол, я говорю, подходя к Хамиду: — Знаешь, что? Я думаю, ты прав. Я не думаю, что Патрик сказал тебе что-то, чего бы ты не знал. Но я действительно думаю, что ты знал, почему Майкл ушел от тебя. И я не думаю, что тебе хотелось отдавать парня мне, не так ли? Хамид хмурит брови, я придвигаюсь ближе: — И? Он ехидно отвечает: — Это не важно, Твитч. Все кончено. Не будет войны. Я не буду извиняться еще раз. И я думаю, тебе и твоим людям пора уходить. Добравшись до спинки стула Хамида, наконец я наклоняюсь к его голове, и достаточно громко шепчу так, чтобы услышали все. — В любви и на войне все средства хороши. Так же быстро, как атакуют змеи, я рукой беру в захват его шею, и сжимаю достаточно сильно, чтобы приостановить поступление воздуха. Хэппи никак не реагирует, зато Майкл шепчет: — Ни хрена себе. Хамид начинает цепляться за мои руки. Это ничего ему не дает. И в этот момент, я смотрю на Хэппи и дергаю подбородком. Он подходит, а я в это время тяну Хамида за шею вверх с его стула, и ставлю на ноги. Хэппи обходит его, и занимает мое место, также захватывая его за шею. Тяжело дыша, я говорю Хамиду: — Знаешь, я мечтаю, чтобы люди перестали вынуждать меня делать подобные вещи. Дотянувшись рукой до заднего кармана, я вытаскиваю свой складной нож из слоновой кости, и выдвигаю лезвие. — К сожалению, ты не оставил мне выбора своим откровенным неуважением. А я позволял этому продолжаться слишком долго. Поэтому сегодня я преподам тебе один единственный урок. Из-за отсутствия воздуха растет давление и его лицо становится темно-бордовым. Он задыхается, в его глазах появляется страх: — Что ты собираешься сделать? Смотрю сначала в его левый глаз, потом в правый, и автоматически заявляю: — Око за око. Хэппи сильнее сжимает его горло, запихивает ему в рот свернутый клубком носовой платок, и закрывает все это свободной рукой. Хамид пытается избавиться от захвата, но его громкие крики приглушены платком. Мужчина ошеломлен. Я мог бы отпустить его прямо сейчас. Это было бы ему уроком, но такой урок быстро забудется. Я хочу, чтобы этот ублюдок каждое утро просыпался, вспоминая обо мне. Я хочу, чтобы он запомнил меня на всю свою оставшуюся жалкую жизнь. Я говорю Хэппи: — Держи его крепче. Я не хочу оставить его без обоих. Глаза Хамида расширяются за секунду до того, как он начинает бороться сильнее, и закрывать глаза, а слезы катятся из уголков его глаз. Когда я замечаю, как что-то капает, я смотрю вниз, и вижу, что мужчина описался. Запах аммиака заполняет воздух, и я смотрю на него: — Сукин сын. Давай-ка сделаем это. И вырезаю его.