Глава 3 По дороге домой я слушаю радио и подпеваю. Зная, что у меня ничего нет в холодильнике, и я имею в виду абсолютно ничего, чтобы приготовить поесть, я останавливаюсь в авто-кафе и покупаю бургер и чипсы. Подъехав к своему дому, я паркуюсь на своем обычном месте и хмурю брови. Оба фонаря, освещающие стоянку, не работают. Обычно, если один поломан, то обязательно работает другой. Какое-то время я сижу в машине. Вчера вечером они оба работали. Незаметно блокируя двери в машине, я осматриваюсь вокруг. Все, кажется, в порядке. Тогда почему мое сердце так бешено стучит? Ты пугаешь сама себя. Тяжело выдохнув, я невесело смеюсь и провожу руками по лицу. Я, действительно, просто пугаю сама себя. Не исправны фонари, и я уже умираю от страха. Качая головой, я вздыхаю и снимаю блокировку с дверей. Прежде чем выйти из машины, я тянусь через кресло, чтобы забрать свою еду. — Дерьмо. Я роняю свой напиток, и он разливается по всему креслу. Рыча, я шарю в кармашке на спинке ближнего кресла, где всегда держу полотенца для тренажерного зала. Найдя его, я бросаю потное полотенце на кресло и пытаюсь впитать им столько влаги, сколько возможно. При выходе из машины, мой рот вдруг накрывает чья-то рука, а другая обвивается вокруг моей талии. Крепко. Я слышу сопение у своего уха. — Пискнешь, и я трахну тебя, не предохраняясь. У меня СПИД, сука. Ты хочешь заразиться СПИД-ом? Делая все возможное, чтобы сохранить спокойствие, я быстро мотаю головой, а он смеется прямо у меня над ухом. От него плохо пахнет. Невыносимо. Какой-то гнилью. — Ты пойдешь со мной, — говорит он. — И не будешь дергаться. Ты будешь хорошей девочкой, не так ли? Закрыв глаза, я киваю. Но, пока он тащит меня вдоль здания, я начинаю плакать. Слезы текут по моему лицу, в то время как все тело трясется и дрожит от страха. Я ничего не могу с собой поделать. Я помню, что сказала, что не буду сопротивляться, но все же упираюсь и царапаю ему руки. Я не хочу, чтобы он утащил меня куда-то в темноту, где мне никто не сможет помочь. Это большой мужчина. Мужик, с которым мне одной никогда не справиться. Осознав это, я плачу еще сильнее. Меня передергивает от отвращения, когда его теплый влажный язык очень медленно облизывает одну сторону моего лица: — О, утихомирься. Тебе понравится. Я обещаю. Мне не понравится твое дерьмо, ты, извращенный мудак! — Закрой глаза, — требует он. Я не слушаюсь. Не повинуюсь. Мои глаза остаются открытыми. Тогда он приставляет лезвие к моему боку. Широкое. Я чувствую, как кончик прокалывает мне кожу, и я начинаю хныкать в его грязную руку. — Закрой свои гребаные глаза, сука. Я дрожу, закрываю глаза и чувствую, как свободной рукой он пытается стащить с меня штаны. Ему мешает ремень, поэтому он рявкает: — Расстегни ремень и штаны. Сейчас же! Мои трясущиеся руки работают очень медленно, выигрывая время. Но мне удается тянуть его только до тех пор, пока он грубо не хватает меня за волосы. Я вскрикиваю от боли. Лезвие на секунду исчезает, прежде чем он обхватывает рукой мою шею. Крепко сжимая в руке нож, он проводит им по моей шее и останавливает острие у меня под ухом. Каким-то образом своими дрожащими, непослушными руками, я умудряюсь расстегнуть ремень и пуговицы. Он разворачивает меня, прижимая щекой к холодным кирпичам стены. Теперь лезвие направлено в сторону моего горла. Дергая мои брюки вниз, он прижимается ко мне сзади, и я инстинктивно сжимаю ноги. Его пальцы продвигаются к моему самому интимному месту между ног, и, достигнув его, он трет мой холмик через трусики, что заставляет меня плакать еще громче. Я чувствую его эрекцию на своей ягодице, и от этого испытываю такое отвращение, что мое тело начинает содрогаться. Мне противно. Это противно. Крепче сжимая руку вокруг моей шеи, он шипит: — Закрой свой рот и не издавай никаких долбаных звуков. Его отвратительный запах окутывает меня. Крикнув в последний раз так сильно, как могу, я замолкаю. Он убирает руку с моего самого интимного места, затем лезет под блузку и сжимает мою грудь. Мое сердце рыдает с каждым его омерзительным прикосновением. Он лапает мое тело, везде и как ему хочется, как будто я игрушка, а не человек. Проведя рукой вниз по моим ребрам, он останавливает ее на моем бедре на секунду, прежде чем произносит: — О, черт, а ты горячая штучка. Затем он запускает руку сзади мне в трусики, и сильно сжимает меня за ягодицы. Я всем телом вздрагиваю после каждого сильного и приглушенного всхлипа. Меня никогда не насиловали. Но я работала с людьми, которых насиловали. И теперь я знаю, что каждый раз, когда говорила «я понимаю» одному из своих подопечных, на самом деле не имела об этом ни малейшего представления. Даже и близко не понимала. Я почти физически ощущаю, как мое сердце разбивается вдребезги. Внезапно меня грубо дергают назад. С глухим ударом я приземляюсь на жесткий бетон и в смятении наблюдаю за разворачивающейся передо мной картиной. Напавший на меня амбал врезается мордой в кирпичную стену здания благодаря действиям другого высокого мужчины. Черная толстовка. Это он. Он держит моего насильника за шею, рывком пригибает его голову вниз, в то же время поднимая согнутую в колене ногу. Щелчок, удар. Он делает это снова и снова. Все внутри у меня сжимается от степени жестокости развернувшейся передо мной сцены. В конце концов я слышу глухой стук об землю и понимаю, что мой насильник потерял несколько зубов. О, боже. Человек в толстовке с капюшоном продолжает свое молчаливое избиение. Он бросает напавшего на меня мужика на землю и пинает его по ребрам, как будто перед ним просто футбольный мяч. Он делает это еще несколько раз, прежде чем его взгляд задерживается на мне. Тяжело дыша, он останавливается и направляется ко мне. Парализованная от страха, сквозь пелену слез я наблюдаю, как он приближается. Он почти достигает моих ног, когда я шепчу: — Пожалуйста, остановись. Не подходи ближе. Мои локти ноют, кожа на них, конечно же, содрана. Я пытаюсь отползти назад и плачу от боли. Именно тогда он делает то, о чем я давно мечтала. Он снимает капюшон. — Я не собираюсь причинять тебе боль. О, боже. Этот голос. Он звучит так же, как и в моих снах. Спокойный, с небольшой хрипотцой. Потом до меня кое-что доходит: — Ты американец. — Так же, как и ты, — отвечает он, не задумываясь. В его голосе слышится скука. Глядя на него снизу-вверх, я все еще не могу в темноте рассмотреть его лицо, но тут раздается звук расстегивающейся молнии, и я начинаю громко хныкать. — Пожалуйста, не делай мне больно, — задыхаясь, я сквозь слезы, прошу его. — Умоляю. Не говоря ни слова, он подходит ко мне. Дрожа, я зажмуриваюсь и, умоляя, шепчу: — Пожалуйста. Пожалуйста. Не надо. Он просовывает свои сильные руки мне под мышки и помогает подняться на ноги. Набрасывает что-то теплое мне плечи, и тогда я понимаю, что молния, звук которой я слышала, была на его куртке, а не на брюках.