— Да я тебя! — колотил в дверь Валеев. — А если не будешь мешать, то через двадцать минут я ее выпушу. Живой и здоровой. — Что тебе надо? — Чтобы ты ушел. Токаев не кричал, не истерил, говорил с холодным спокойствием безумца, который для себя уже все решил. И это бесило еще больше. Валеев еле сдерживал себя, понимая, что сам уподобится безумцу, если попрет напролом. Это погубит Елену, она в руках маньяка, которому нечего терять. Он должен взять себя в руки, выиграть время и что-то придумать. — Слушай ты, если хоть один волосок упадет с ее головы… — начал угрожать Марат и почувствовал бесполезность своих слов. Кого он пытается запугать? Маньяка, который отрезал пальцы, руки и выпускал кровь из еще живых людей. Токаев словно угадал его мысли и пообещал: — Волосы я не трону. Валеев заскрипел зубами от унижения и беспомощности. Хотелось кричать: тварь, мразь, нелюдь! Хотелось выстрелить в замок, вышибить дверь и размозжить голову убийце. И тут он услышал голос Елены: — Марат успокойся. Я в порядке. Простые слова заложницы разрядили обстановку. — Дай нам поговорить, отойди, — попросила она. Валеев опустил руку с пистолетом, вытер вспотевший лоб, слыша, как бешено колотится в груди его сердце. 52 Елена услышала за дверью шуршание бахил. Марат послушался ее и удалился. Насколько нелепо выглядит вооруженный полицейский в бахилах, подумала она. Без них он добежал бы к двери до того, как она ее открыла, и предотвратил захват. Теперь она один на один с маньяком. Если не считать неподвижного Васильева на кровати. Вице-губернатор был цел, но, судя по закрытым глазам, уже находился под наркозом. Одеяло было скинуто на пол, Васильев лежал в пижаме, а на кровати рядом с ним были приготовлены скальпель, нож и ампулы со шприцами. Не оставалось сомнений, что Живорез намерен покарать главного виновника трагедии своей семьи. Токаев тоже прислушивался к происходящему за дверью и, когда все успокоилось, чуть ослабил хватку, но шприц-пистолет от шеи не отводил. — Ваш муж? — поинтересовался он. — С чего вы взяли? — Переживает, Леной называет, вас слушается. — Мы недавно живем, — призналась Петелина. Она знала, что всякий разговор в такой ситуации спасителен. — Еще лучше. — Лучше, чего? — Пора к делу. — Токаев подтолкнул Петелину к креслу. — Я вас привяжу, чтобы не навредили себе и мне. Оттуда будет хорошо видно. — Видно, что? — Всегда желал проделать это при зрителях. Мне повезло, что попался настоящий знаток. Вы только не дергайтесь, договорились? А то ведь я могу стать и не таким добрым. Совсем недобрым. Токаев пихнул Елену в кресло и обмотал ее скотчем, привязав к спинке. Ее руки тоже оказались связаны. Затем он подвинул кресло ближе к кровати, зашел сзади, посмотрел из-за ее спины и остался доволен: — Вот так. Первый ряд партера. Елена поняла, что ей предстоит увидеть — кровавую расправу. Перед ней лежал беспомощный Васильев, приготовленный к казни. Токаев пояснил: — Я планировал все завершить вчера, в его кабинете, но вы рано пожаловали. Пришли бы на час позже, и мы бы сегодня не встретились. Хотя, может, это и к лучшему. Он подошел к усыпленному вице-губернатору. Подтянул его тело повыше, оперев на несколько подушек. Теперь Васильев почти сидел. — Когда вы узнали, что он был в той машине? — спросила Петелина. — Недавно. — Через его водителя? Лицо со шрамом. Токаев с интересом посмотрел на нее: — А вы умнее, чем я думал. Быстро вычислили его, мне же потребовались два года. Только я знаю, как это долго, — не скрыл горечи Токаев. — Сначала год во Владикавказе выискивал сведения в интернете. Узнал единственное — битый «мерседес» увезли во Владимир. Перебрался сюда, посещал ресторан «Гончаров» и другие места, прислушивался, приглядывался и видел, как передают взятки. Они считали, что им все можно. Власть развращает. — Это демагогия. Что вы намерены делать? — Отомстить. Или по-вашему, восстановить справедливость. Токаев перетянул скотчем ноги Васильева, а также его грудь и руки выше локтей. Затем он вскрыл ампулу и наполнил шприц. Выдавив каплю, он объяснил свои намерения: — Я продемонстрирую вам свой метод. — Догадываюсь. — Лучше один раз увидеть. Это незабываемо. Я напомню то, что вы пропустили. — Наркоз в шею? — Правильно. Чтобы утихомирить и подготовиться. Но резать спящего неинтересно. Он должен знать, за что его казнят, и видеть свою смерть собственными глазами. Поэтому я привожу его в сознание. Токаев воткнул иглу в шею Васильева и выдавил содержимое шприца. — Сейчас он очухается. — Он похлопал спящего по щекам. Тот открыл глаза. — Ну вот. Васильев с трудом разлепил веки и водил бессмысленным осоловелым взглядом. — Пока мой подсудимый окончательно придет в себя, я обезболю ему руку. Он правша, значит правую. Местная анестезия. Токаев взял другой шприц, наполнил из новой ампулы и сделал Васильеву укол в запястье. В ожидании результатов своей работы, он повернулся к Петелиной. — Удивительно, но мне не попался ни один левша. Наверное, левша — признак незаурядной личности, а чиновники-воры также заурядны, как снег зимой. Вы согласны? — Я не согласна с тем, что вы делаете. — А как я не согласен с тем, что сделал он, — запальчиво ответил Токаев. — Но мое согласие и несогласие ничего не стоит. Я один, моих близких нет. К этому моменту взгляд Васильева стал более осмысленным. Он вспомнил, где находится, узнал Петелину и со страхом и непониманием пялился на Токаева. Тот перехватил его взгляд, достал семейную фотографию и ткнул ее в лицо Васильева. — Ты помнишь их? Нет. Тогда я тебе напомню. Два года назад, осень, Ярославское шоссе, вечер. Идет дождь, ты спешишь в Москву и приказываешь водителю гнать по встречной полосе. Ведь у тебя мигалка, ты большая шишка, тебе все можно. У тебя дорогая машина, которая в случае чего защитит тебя десятью подушками, и менты прикроют. А у меня, у них этого не было, и ты… их… Токаев с силой сомкнул веки и потер виски. Его лицо исказила гримаса боли, а губы что-то шептали, кажется имена. Переборов приступ, он открыл глаза и пояснил Петелиной: — Голова. Накатывает иногда и болит, но потом… Потом проходит. — После того, как вы… — Вместо того, чтобы закончить фразу Елена перевела красноречивый взгляд на Васильева. — Это лучшее лекарство. Моя боль уходит вместе с их кровью, — подтвердил ее догадку Токаев. Он убрал снимок, подошел к окну, занавешенному широкими вертикальными жалюзи, сдвинул одну планку и посмотрел на небо. — Сегодня не так, нет дождя… Но я не могу ждать.