Неужели и я, как Элайсси, обречена теперь вечно помнить и никогда больше не приблизиться к такому накалу, такой остроте? Познав один раз предел чувств, никогда не достигнуть его вновь… Кельми так и существовали после близости с драконами? А те брали их, не желая щадить… Может, мне не стоит держать зла на Элайсси. Такой участи не пожелаешь и злейшему врагу. Она вошла, похожая на призрака, с бледным, вечно скорбным лицом. Неудивительно, что я приняла бестелесную гостью во сне за нее. - Росио сказал, ты взяла из библиотеки книгу на древнекельмийском? - Да. Ты сможешь переводить ее для меня? Элайсси кивнула. - Наш народ отверг письменность. Но Видящие изучают древний алфавит. Она протянула руку к книге. Я передала ей зеленый томик. Мы сели на широкий диван, словно две подружки рядышком. Парадоксальная ситуация. Но неизбежная. Без помощи Элайсси мне не разобраться в этой книге. И в том, чего хотел от меня призрак. Она раскрыла книгу, посмотрела на закорючки букв. Немного нахмурила лоб в напряжении – похоже, мертвая письменность давалась ей нелегко. Я придвинулась ближе и тоже заглянула на страницы. Выглядели они странно. Разлинованные, как в тетрадке. А буквы явно написаны от руки, причем довольно небрежно. Элайсси хмурилась все сильнее и сильнее. - Не могу прочесть. Начертания букв слишком странные… Я училась по-другому. Она листала страницу за страницей. И с каждым пролистыванием мотала головой. Я силилась удержать подступающее разочарование. - Вообще ничего не разобрать?! - Каллиграфия неразборчива. Словно человек писал для самого себя, а не переписчик для будущих читателей. И сами слова… Некоторые понятны. Но большая часть… Я даже не могу определить, что они значат, хоть и различаю буквы. Возможно, здесь есть сокращения. Я забрала книгу из рук Элайсси. Пролистала страницы сама. Чем дальше, тем больше первое впечатление подтверждалось. - Это не книга, а дневник! - Дневник? Что это? - Личные записи, которые люди делают для себя. И кельми, похоже, тоже делали. В дневнике пишут обо всем подряд – что произошло за день, с кем общался, о чем думал. Посмотри. Текст идет кусочками. Некоторые довольно длинные, некоторые короче. Между кусочками – четверть строки с каким-то числом и словом. У нас так пишут день и месяц. Понятно, почему каллиграфия неразборчива и встречаются сокращения. Тот, кто вел дневник, и писал для себя самого. Ой, а вот смотри! На некоторых страницах среди записей встречались рисунки, теми же чернилами – или что использовали древние кельми взамен. Цветы, деревья, птицы, рожицы, узоры. Элайсси взяла у меня дневник, вернулась на первую страницу. Напряженно вгляделась в первые строки. - Ты права, это название месяца, - она проговорила незнакомое мне слово. – И число, шестнадцатый день… А дальше написано… "Итак, здравствуй, мой новый, восьмой по счету хронолог". Хронолог – означает ведущий учет времени… - Ну вот, в нашем мире дневник, а в вашем – хронолог. Попробуй прочитать дальше. - "Тебе еще только предстоит познакомиться с Семайни, принцессой кельми, дочерью короля Леориса и королевы Галарри…" Как странно. Король Леорис. У кельми нет королей. У кельми нет мужчин. Сейчас – нет. - А сколько лет этому дневнику? Элайсси провела рукой по переплету. - Тысячи. Магия, сохраняющая этот фолиант, необычайно древняя и могущественная. - Тысячи лет назад вы изготовляли книги?! - Только тогда мы их изготовляли. Сейчас знания передаются иными путями. - А может быть такое, что тысячи лет назад у вас был король? Элайсси вновь нахмурилась. Помассировала себе виски. - Н-не знаю. Что-то у меня разболелась голова, так резко… У нас не могло быть короля. Мудрейшую могли именовать королевой, но королем называть было некого… По наитию я подвинула дневник к себе. Раскрыла на середине и оттуда пролистала почти до самого конца. Рука замерла на странице с крупным рисунком. Он занимал весь разворот. И это были не хаотично разбросанные узоры. Два тщательно прорисованных лица. Мужское и женское. Обведены чем-то вроде тесьмы, изображенной с таким же тщанием, как лица. Я показала рисунок Элайсси. - Свадебная лента, - пробормотала она. – Если кельми сочетается браком – с человеческим мужчиной – на церемонии Мудрейшая связывает их запястья такой лентой. Эти узоры означают любовь и согласие супругов. Вот только на картинке не было людей. Оба лица мгновенно показались мне знакомыми, но вспомнить получилось не сразу. Женское принадлежало библиотечному призраку. Это она явилась ко мне во сне, чтобы передать свой дневник. А мужское… Пришлось дольше вспоминать, где же я видела его раньше. Вспышкой в голове мелькнула портретно-скульптурная галерея в замке Ральдарина. Камарис, рассказывающий историю драконьих правителей. Мрачная фигура мужчины с холодным и суровым лицом. Так удобно высекать в камне эти резкие жесткие черты. На рисунке его лицо было смягчено рукой художницы – явно любящей и заботливой. Принцесса Семайни, владелица дневника, видела в этом лице то, чего не заметил или не сумел передать скульптор. Оно улыбалось и светилось, хотя черты были такими же резкими, как у скульптуры. Владыка Эльсарим, далекий пращур Ральдарина. Первый повелитель драконов, который силой взял в жены родную сестру, занял трон Азрайлена и уничтожил в стране власть женщин. Это его лицо было нарисовано с любовью и заботой. И обведено брачной лентой вместе с лицом принцессы Семайни. Принцессы кельми. Глава 40. Секреты княжеского двора Элайсси тоже узнала первого Владыку Драконов. - Эльсарим… - пробормотала, и сильнее потерла виски. – Да что же это такое… У меня никогда не болела голова. - Тебе нужно к целителю. Давай я позову служанку, чтобы проводила тебя. Элайсси покачала головой. А потом коснулась моей руки. - Спасибо, Ирина. Я причинила тебе много зла. А ты все равно находишь душевные силы сочувствовать мне. Я пожала плечами. Ну жалко мне людей, когда они болеют, что уж тут поделать. - Даже у махровых злодеев бывают недомогания. А ты и на махровую злодейку не тянешь. Она невольно улыбнулась, и даже без привычной опостылевшей скорби. Я подумала, а как выглядит веселая и жизнерадостная Элайсси? И видел ли ее кто-нибудь такой? Это унылое выражение родилось, когда Ральдарин обесчестил ее и сломал судьбу? Или кельми рождаются такими? Семайни на своем автопортрете выглядела счастливой, полной сил, надежд и предвкушений… - Выходит, этому дневнику восемь тысяч лет? Если Семайни – современница Эльсарима… Элайсси кивнула. - Должно быть так… Но я ничего не понимаю. И так болит голова. Я растревожилась не на шутку. - Слушай, Элайсси. Давай оставим это. Пойдем, я сама отведу тебя к лекарю. - Тебе нельзя покидать покои без ведома князя и Росио. Я схожу сама. Спасибо тебе, Ирина… За все. Я улыбнулась ей. Элайсси протянула ко мне руки, собираясь обнять, но я отстранилась. Сострадать болеющей женщине – одно, а обнимать ту, которую обнимал твой первый мужчина… К такому я была не готова. А потом я вспомнила еще кое-что важное. - Элайсси, подожди минутку, пожалуйста. Скажи, ты знаешь в замке мужчину по имени Веромо? - Завсегдатай библиотеки, - кивнула она. – Он изучает все сохранившиеся фолианты Азрайлена. Мы часто пересекаемся. Я тоже много бываю в библиотеке. Ну да. У нее тоже никого в этом человеческом городе. Только книги друзья и утешители. Тут я выдала такое, от чего у кельми едва челюсть не отвисла. - Можешь устроить мне встречу с ним? Так чтобы Росио не знал. И князь. Я понимаю, ты с ними заодно… Но Росио отказал мне в разговоре с Веромо. А я позарез хочу кое-что спросить у него. Про книги, которые он читает. - Может, ты лучше скажешь мне, а я спрошу у него и передам тебе? Так безопаснее. - Прости – тебе не могу. Это слишком личное. Веромо посторонний человек, он не знает меня, я не знаю его. С теми, кто знает меня, я пока не хочу об этом говорить. В первую очередь – с тобой. Это связано с… с тем, что было между мной и Ральдарином. Хочу кое-что обсудить. Но с тобой не готова – ты ведь понимаешь. Элайсси виновато вспыхнула и прикусила губу. Я шла ва-банк. Прекрасно отдавала себе отчет, что ей ничто не помешает сейчас помчаться к князю и рассказать, что я прошу организовать мне встречу с этим странным стариком. С которым Росио уже отказался меня сводить.