— Какие-то странные у вас брачные игры. — Второй архимаг обнаружил лишнюю кружку и в мгновение ока наполнил ее пивом. — Эл, — рыкнул Майлс, — не смешно! Уйми своих собачек, пока этим не занялся я! Пришлось даже контур ставить! — Ты это… как обычно поставил или в этот раз с кустарником? — заржал Элькар, обирая блюдо сразу на два куска рыбы. — С кустарником. — Судя по бесстрастному лицу архимага, речь шла о каком-то косяке. Пройти мимо вопиющей недосказанности я не могла. — А что не так с кустарником? — вполголоса спросила у Эла. Тот паскудно разулыбался. — На государственной аттестации у муженька твоего в билете выпал защитный контур. Необходимо было на ночь поставить и до рассвета продержаться. А для пущей мотивации нечисть на полигон пустили. Он и поставил… в чистом поле. На всю ночь. Я сочувственно отсалютовала Рейграну кружкой. — А с учетом того, что по практической магии у нас с ним был высший балл, — тем временем вкрадчиво продолжал мой новый знакомый, — то накануне вместо повторения мать его учения мы пили. — Пиво, — понимающе улыбнулась я. — Его, родимое, — многозначительно посмотрел на меня Элькар. — Литра три на каждого. Ну, в общем, и сидел он до рассвета. Страдал. Но сдал. — Бывает, — хмыкнула я и поежилась. — Врагу не пожелаешь, — резюмировала, поймав два удивленных взгляда. — И ты не будешь его подкалывать? — Эл выглядел разочарованным. — Зачем? — пожала плечами. — Это же жизнь. Элькар долго сидел и цедил пиво, глядя на меня. Окончательно дезориентированная, я совсем притихла. Наконец Эл отмер, смерил Рейграна долгим испытующим взглядом и выдал: — Повезло тебе с женой, гад. — Знаю, — серьезно ответил оный. Эл посидел с нами еще минут десять. Рассказал пару баек из жизни архимага, налил себе еще пива и исчез в неизвестном направлении, прихватив кружку и обещавшись зайти утром. Хлопнула дверь, оставив нас в одиночестве и тишине. — А ведь я о тебе ничего не знаю. — Майлс откинулся на спинку стула и испытующе посмотрел на меня. — Мажордома своего спроси, — вежливо улыбнулась ему я, без зазрения совести забирая с блюда последний кусок рыбного филе. — И все же? Вместо ответа я покачала головой. — Не обязательно же душу нараспашку, не находишь? — Архимаг был непреклонен. — Не нахожу, — отрезала я, утыкаясь в кружку. Та приветливо осветила мою алкогольную тропу пустотой. Майлс, казалось, не расслышал. — Я родился в Вилгуре, на побережье, — тихо начал он. Я удивленно подняла на него глаза. — Мои родители — обычные работники. Отец — библиотекарь, мать — деревенская знахарка. — Зачем ты мне это рассказываешь? — не выдержала я. Он улыбнулся уголками губ: — Ну надо же с чего-то начинать. — Если думаешь, что этим вызовешь меня на ответную откровенность — ты ошибаешься. — Не в силах больше отсиживать пятую точку, я встала и гордо прошествовала к окну, помахивая рыбой, как веером. Рыба страдала, но возложенную на нее функцию выполняла. Сзади тактично помолчали. Правда, недолго. — Неужели тебе неинтересно? — задал новый вопрос Майлс. — Нет, — поспешно отрезала я. — Не верю. — Голос архимага обрел металлические нотки. — Хочешь знать почему? Вместо ответа я отогнула штору и осторожно выглянула на улицу. Взгляд выхватил кусок мокрой брусчатки под одиноким фонарем. — Дождь пошел, — сообщила я новость. — Не удивила. — Голос Майлса раздался за спиной. Я осторожно покосилась на архимага, но тот разглядывал улицу настолько заинтересованно, что настороженность извинилась и быстро испарилась в неизвестном направлении. — Майлс, — я прикусила губу, прежде чем задать вопрос, — а как получилось, что твои родители — обычные люди, а ты… Насмешливый взгляд послужил мне ответом. — Ты слишком любопытна, если речь идет об интересующих тебя вещах. — Рейгран снова смотрел на улицу. — Это ты к чему? — К своему предыдущему вопросу. — Он отпустил штору и отошел к столу. Смерил меня взглядом. — Ты же знаешь про конфликт на перевале? Я прищурилась. Тема была скользкой. — Что-то слышала, — постаралась придать голосу незаинтересованность. — Что-то связанное с древними богами, что ли? — Что ли. — Он опустился на стул. — Что ли… — повторил, заглядывая в кружку. Перевел взгляд на меня. — Наши маги вошли в союз с Марилоном и после двух лет подготовки решили сдать им Соранский перевал. Как следствие, был полностью скомпрометирован Совет Валигура, что ознаменовалось массовыми казнями. К тому же слишком большое количество валигурских магов загорелось идеями марилоицев, что привело к возрождению некоторых… суеверий. — И поэтому вы все сейчас получаете звания архимагов? Потому что термин «маг» теперь под запретом? Вместо ответа Майлс кивнул — еще ни у одного человека не получалось пить пиво и говорить одновременно, знаете ли. — Если бы перевал был преодолен… Я кивнула. Географию, к сожалению, я знала достаточно хорошо, чтобы понимать, что в случае прорыва обороны на Соранском перевале войска противника хлынули бы в Валигур лавиной, затапливая и погребая все, что встретилось на пути. Тем более как я могла этого не знать?.. — Рена, к тебе пришли! — Махр что есть духу бежал ко мне, прихрамывая на левую ногу. У мальчишки с детства одна конечность короче другой — за что, собственно, он и оказался в пансионе три года назад. — Кто там? — Я бросила недочищенный лук обратно в корзину и покосилась на большую грязную печь. Угли в ней едва тлели, однако тепла здесь было больше, чем во всех помещениях, вместе взятых. — Какой-то господин Ремит. Я молча кивнула. Пожаловал-таки. Не зря писала ему которую неделю. Отчим ожидал меня в холле. Привалившись к стене, он читал потрепанную листовку с очередным бездумным призывом. Он совсем не изменился, разве что морщин в углах глаз прибавилось. Хотя что мне до них… — Чего тебе? — Вежливости мне было не занимать. Но не для него. Ремит отклеился от стены и улыбнулся, обнажив гнилые темные корешки зубов. — Как тебе здесь живется, дочка? Это обращение вызвало у меня рвотный рефлекс. «Дочка» — это значит, все плохо. «Дочка» — это значит, что-то случилось. Так было, когда он продал материнский дом. Так было, когда отвел на скотобойню моего белоснежного Гори. — Лучше, чем дома. — Я плотнее запахнулась в рваное одеяло и с вызовом посмотрела на него. Хотя он и не страдал от моего взгляда. — Мы уезжаем. — Тон из заискивающего разом стал твердым. — Скатертью дорожка, — не стала лишний раз демонстрировать фальшивую любовь. Все равно сволочь есть сволочь, как ее ни называй и кем она тебе ни приходится.