— Что не так? — спросил он. — Я сказала, что люблю тебя. Но ты не сказал, что любишь меня. — Разве об этом надо говорить? Разве это не очевидно? — В голосе Эдмунда слышалось искреннее недоумение. — Может быть, тебе не нужно это говорить, — сказала Шарлотта. — Но мне нужно это слышать. Мне нужно знать, что ты любишь меня. — Я бы не был здесь с тобой, если бы это было не так. — Ты не был бы здесь со мной, если бы я не пошла в твое любовное гнездышко, чтобы застукать тебя с графиней! — воскликнула Шарлотта. — Твое холодное тело нашли бы в твоей кровати. Ты бы лежал с посиневшими от яда губами. В моей комнате нашли бы яд, которым я тебя якобы отравила. После чего мне отрубили бы голову. — У нас не рубят головы, — попытался отшутиться Эдмунд. — Значит, повесили бы. — Шарлотта оттолкнула его и выбежала на улицу. Холодный воздух скользил по ее разгоряченному от огня и гнева лицу. Ее душили слезы. Она отдала свои проливы принцу. Но свое сердце, свою душу, свою любовь она отдаст лишь в обмен на любовь. Эдмунд это знает. И, похоже, именно этого он и боится. Он привык получать самое лучшее и расплачиваться золотом. Когда оплату требовали в другой валюте, он разрывал договор. Он боялся привязанности. Она услышала шаги, и почувствовала на своих плечах его руки. — Уже холодно, пойдем в дом. Они вошли в спальню, и Шарлотта увидела, что он перенес одеяла и подушки на пол, ближе к огню. — Здесь будет теплее, — сказал Эдмунд. Когда она устроилась на подушках, он протянул ей бокал вина. Шарлотта сделала глоток. — Жаль, что нет тех специй, которыми ты угощал меня на корабле. Он опустился на подушки позади нее и, с легким звоном, коснулся ее бокала своим. Когда они сделали по глотку, Эдмунд придвинулся ближе и накрыл ее и себя попоной. По телу Шарлотты начало разливаться тепло. — Любимая, — прошептал ей в ухо Эдмунд. — Да? — каждой клеточкой отозвалась она. — Расскажи мне о Магнусе. Он произнес это таким равнодушным тоном, что ей захотелось отхлестать его по щекам, как в комнате свиданий. — Тебе хочется меня ударить, — засмеялся он. — Ваше высочество удивительно догадливы, — сказала Шарлотта, пытаясь отодвинуться от него, но он не отпускал ее. — Мне нужно знать, что он за человек, — пояснил Эдмунд. Нам предстоит с ним бороться. Для этого нам нужно знать врага. Он сказал «нам». Это был хороший знак. — Мне казалось, что я знаю Магнуса. Он был один из немногих детей, которые играли со мной. В детстве это казалось проявлением доброты. Сейчас я понимаю, что это была предусмотрительность. Он со всеми поддерживал отношения, на случай, если этот человек может в будущем ему пригодиться. — Он уже тогда был расчетливым. — Еще спокойным, хладнокровным, умеющим ждать. Но однажды я видела его в час торжества. Герцог подарил ему небольшое поместье. Магнус немедленно потребовал от всех называть его «ваша милость» — Он тщеславен. Это хорошо. — Кстати, ты с ним однажды встречался. — Неужели? Когда? — При дворе, когда вы оба были еще мальчиками. Это было лет пятнадцать назад. Герцог Молтенбаш прибыл во дворец на прием по случаю дня рождения королевы Изольды. Тогда он был еще здоров и принимал участие во всех кутежах и попойках. Он взял с собой свиту, среди которой был и Магнус. Мантию герцога должны были нести два пажа. Он был третьим, запасным. Вечером накануне приема один паж съел что-то на кухне и отравился. Раньше я думала, что так случайно получилось. Теперь я не удивлюсь, если он нарочно это подстроил. Магнус хотел попасть во дворец. Он рассказывал, что в зале было очень душно, он боялся упасть и потерять сознание. Когда герцог сел на кресло, он расправил мантию и стал возле него. У Магнуса кружилась голова, но он боялся попросить воды. И вдруг перед ним возник стакан холодного лимонада. Магнус сказал, что не ничего не просил. Слуга сообщил, что принц Эдмунд приказал ему обнести всех пажей и предложить им лимонад. Ты помнишь эту историю? — Конечно, нет. Я просил слуг приносить воду и лимонад пажам на каждом приеме. Я много раз носил шлейф своего отца и знал, каково это, когда целый день стоишь в душном зале. — Ты носил шлейф? Разве во дворце нет пажей? — удивилась Шарлотта. — Мой отец считал, что его сыновьям нужно стойко переносить невзгоды. С малых лет мы с братом должны были учиться отбывать длинные скучные приемы в душных залах и не терять при этом головы. — Это истинно королевское умение. — Напрасно ты смеешься. — Я не смеюсь, — покачала головой Шарлотта. — Мне никогда не удавалось сохранять холодную голову. Особенно в твоем присутствии. Он взял из ее рук бокал и отставил его. — Иди ко мне. ГЛАВА 19 Шарлотта прижалась к его телу, чувствуя его возбуждение. Эдмунд стал покрывать ее лицо легкими, как перышко, поцелуями. Когда она ответила на его ласки, его поцелуи стали более настойчивыми, и Шарлотта почувствовала всю силу его страсти. Оторвавшись от нее на мгновение, он нежно провел пальцем по ее чувственным губам. — Я хочу тебя с первой нашей встречи, — сказал он. — С первого мгновения. — И я, — тихо отозвалась Шарлотта. — Ты знаешь, — начал он, но она приложила палец к его губам. — Ты права, я слишком много болтаю. Это потому, что я нервничаю. У меня еще никогда не было такой женщины. — У меня никогда не было мужчины. Так что я вряд ли я могу тебе помочь. — Что ты со мной делаешь, — застонал он. Он покрывал бесконечными поцелуями ее лицо и шею, медленно спускаясь к груди. Шарлотта тихо застонала. Его пальцы бережно скользили по ее телу. Он снял с нее одежду и избавился от своей. После нежных, а потом все более настойчивых ласк, которыми он осыпал ее, ее захлестнула томительная волна. Ей хотелось, чтобы его сильные руки прошлись по каждой клеточке ее тела, вызывая в ней ответную дрожь. И как только он выполнил ее желание, этого стало недостаточно. Она хотела, чтобы его горячее тело с неистовой страстью прижалось к ней так, чтобы между ними не осталось воздуха. Она доверяла ему до самого последнего момента, когда резкая боль сменилась приятной негой, и она приняла его в себя со всей силой любви. Шарлотта никогда не испытывала такого блаженства. Волны продолжали накатывать на нее снова и снова. И вот они затихли, оставив лишь приятную усталость. Потом они лежали, прижавшись друг к другу. Она закрыла глаза, но продолжала остро ощущать напряжение его мужественного тела, слышать учащенное биение его сердца и как выравнивается его дыхание. Эдмунд наклонился над ней. — Как ты себя чувствуешь? — спросил он. В его голосе она услышала беспокойство. Его глаза были так близко, что стали видны отблески огня в зрачках. Шарлотта потянулась, и попона сползла с ее тела. — Как я себя чувствую? — повторила она вопрос и задумалась. — Когда меня накрывают попоной, я чувствую себя как лошадь. Он засмеялся и уткнулся губами в ее шею. — Как я люблю твой острый язычок, — пробормотал он. Его взгляд был красноречивее любых слов. Они перебрались на кровать и повторили все, что сделали у камина, только медленнее и с еще большей страстью. Откинувшись, Эдмунд потянулся куда-то вверх и достал ожерелье из янтарных бусин. — Это тебе, — сказал он и положил их ей на грудь. Шарлотта с удивлением рассматривала причудливые куски янтаря, в которых были грубовато проделаны дырки. — Это ожерелье мой дед сам сделал для своей жены. Он передал его отцу, чтобы тот надел на женщину, которую полюбит. Оно всегда висело здесь у изголовья кровати. Оно простое и грубое, но каждый камень в нем настоящий. Это ожерелье не для приемов и парадных церемоний. Оно только для нас с тобой.